Бонни завела заднюю часть маски мне за голову, закрепив ее маленьким замком у моего уха.

В тот момент, когда он был заперт, меня охватила самая ужасная клаустрофобия, которую я когда-либо испытывала. Головокружение погрузило во тьму, вращая мой мозг, притянув меня на пол. Меня снова затошнило.

Я была напугана. Деградировала. Я была в ловушке.

Нос заложило еще сильнее.

Голова раскалывалась.

В ушах звенело.

Страх поглотил меня

Я.

Потеряла.

Контроль.

Я кричала.

И кричала.

И кричала.

Кат отпустил меня.

Я больше не видела, не слышала, не обращала ни на что внимание.

Мои крики громким эхом отдавались в ушах. Я хрюкала, кашляла и звала на помощь. Мой заложенный нос препятствовал поступлению кислорода; я вдыхала и выдыхала через давление серебряного язычка, превращая свои крики в поток отравленного воздуха.

Я задыхалась.

Я запаниковала.

Я впала в безумие.

Мой мир погрузился во тьму. Хоксридж-Холл с его огромными портиками (прим. пер.: Портики ― проход, навес. В классической архитектуре ― выступающая часть здания, крытая галерея, образованная колоннадой или аркадой, имеющей собственное перекрытие) и акрами земли превратился в одну крошечную серебряную маску. От моего дыхания быстро образовался конденсат. Меня тошнило снова и снова.

Я утратила все, что делало меня человеком.

Мои крики превратились в хныканье.

Я умираю.

Каждый вдох был хуже предыдущего. Я падаю на бок, головокружение усиливается.

К горлу подступила тошнота.

Не блевать.

Если бы я это сделала, то захлебнулась бы. Не было выхода, никакого отверстия во рту. Только два крошечных отверстия в носу, которые не давали достаточно кислорода.

Вернулись образы «Позорного Стула».

Это было так же плохо. Так же отвратительно.

Клаустрофобия стала сильнее, тяжелее, прожигая дыры в моей душе.

Я этого не вынесу.

― Выпусти меня!

Слова ясно звучали в моей голове, но затычка, которая давила на мой язык, заставляла их искажаться и ломаться.

Слабые звуки смеха перекрыли шипящие звуки и галоп моего неистового дыхания.

Мои руки метнулись к замку, борясь, дергая. Я рвала на себе волосы и царапала шею, изо всех сил стараясь освободиться. Я сломала ногти, цепляясь за висячий замок. Крики, стоны и звериные вопли продолжали вырываться наружу.

Я не могла произнести ни слова, но это не мешало мне выразить свой ужас.

Бонни пнула меня, смеясь еще громче.

― Я думаю, что час или два в «Маске Позора» пойдут тебе на пользу. Теперь будь хорошей девочкой и прими свое наказание.

Крошечный звон спас меня.

Мое сердце снова сжалось, вспомнив плотный жар, всепоглощающую панику испытанную в маске. Я никогда не хотела снова пережить это. Никогда.

Ты свободна. Все кончено.

Я не думала, что это возможно, но маска была хуже стула. Даже воспоминания, об этом, деформировало стены, держа меня в напряжении.

У меня появился новый недуг ― клаустрофобия.


Неизвестный номер: Я чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Помнишь, как я тебя называл? Моя непослушная монахиня? Боже, я был такой задницей. Я влюбился в тебя уже тогда. Думаю, я был влюблен в тебя еще до того, как увидел.

Все былые страхи и недомогания прошлой недели исчезли. Страх был сильной эмоцией, но он не имел ничего общего с любовью.

Новые слезы потекли по моим щекам.

Ты не представляешь, как сильно я хочу вернуться к той невинности.

Чтобы беспокоиться только о коллекциях одежды и неоплаченных заказах, или о том, заказал ли Вон достаточно серо-коричневых пуговиц. Такие легкомысленные проблемы ― такие легко решаемые проблемы.

Не то, с чем я имею дело сейчас.

Мое сердце снова разбилось. Наказание за насилие постепенно превращало мой разум и тело в руины, пригодные только для сна или смерти.


Ниточка и иголочка: Я так сильно тебя люблю.

Неизвестный номер: Я люблю тебя больше. Я люблю тебя каждым своим вздохом и каждым ударом сердца. С каждым днем я люблю тебя все больше.

Мурашки пробежали от головы до пальцев ног.


Ниточка и иголочка: Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь. Я бы поцеловала тебя, прикасалась к тебе и засыпала в твоих объятиях.

Неизвестный номер: Если ты заснешь в моих объятиях, я буду обнимать и защищать тебя всю ночь. Я бы вторгся в твои сны и убедился, что ты принадлежишь мне, и дал бы тебе будущее, которого ты заслуживаешь.

Ниточка и иголочка: Чего я заслуживаю? Какое будущее ты себе представляешь?

Неизвестный номер: Ты заслуживаешь всего, чем я являюсь и даже больше. Ты заслуживаешь счастья на вершине счастья. Ты заслуживаешь защиты и обожания, и знания, что мы никогда не расстанемся. Ты заслуживаешь многого, и я, бл*дь, хочу дать тебе все это.

Я вздохнула, чувствуя, как меня накрывает самое теплое и мягкое одеяло. Джетро, возможно, не был здесь физически, но духовно он был здесь. Его слова были объятиями, а забота ― сладчайшим из поцелуев.


Ниточка и иголочка: Просто скажи мне, что мы с этим справимся. Скажи мне, что мы будем вместе, состаримся вместе и построим такую жизнь, которую никто больше не сможет у нас отнять.

На ответ ему потребовалось некоторое время, но когда зазвонил телефон, он каким-то образом дал мне все, что его семья отняла у меня. Он удалил ужасные события и дал мне надежду.


Неизвестный номер: Я не только хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, но и хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу, чтобы ты стала матерью моих детей. Я хочу, чтобы ты была моей любовницей и лучшим другом. Мы пройдем через это. Скоро все закончится. И когда это произойдет, все изменится к лучшему. Я собираюсь провести остаток своей жизни, заглаживая свою вину перед тобой, Нила, и доказать, что ты встретила труса и заставила его захотеть стать героем. Твоим героем.

Мои губы дрожали от радостных слез.

― Я люблю тебя, Кайт, ― прошептала я.

Глядя на свой телефон, я читала и перечитывала его сообщения. Как бы я ни хотела их распечатать и уснуть, погрузившись в его слова, мне пришлось их удалить.

Я не могла рисковать, чтобы Кат их обнаружил.

У меня не было выбора.

Умри или убей.

Борьба или поражение.

Меня убивало перенесение всего нашего диалога в корзину и последующее его удаление.

Приди и спаси меня поскорее.

Давай, покончим с этим, пока не стало слишком поздно.

Мое счастье внезапно испарилось, стены давили со всех сторон. Мой разум рикошетом вернулся назад, исследуя старые воспоминания.

Я не могла подняться с пола алькова. Я не знала, в какую сторону идти. Я не могла дышать. Я не могла говорить. Все, что я могла делать, это держаться за плитку и кататься на волнах головокружения и клаустрофобии.

Мое бешено бьющееся сердце исключило несколько лет жизни ничем не прикрытой паникой.

Я потеряла сознание.

Это было благословением.

К тому времени, когда Бонни вернулась, чтобы расстегнуть замок, я ничего не понимала.

Покачав головой, я потерла лицо.

Сколько пыток перенесла Элиза, прежде чем она была «очищена»?


Неизвестный номер: Проклятье, Нила. Ты мне так нужна. Мне нужно показать тебе, как сильно я тебя люблю. Как сильно я по тебе скучаю.

Без него мое сердце было разбито вдребезги.


Ниточка и иголочка: Ты мне тоже нужен. Так сильно. Слишком сильно. Когда мы снова будем вместе, я собираюсь…

Шум заставил меня вскинуть голову.

Нет!

Мой взгляд упал на не заблокированную дверь.

Пожалуйста, нет!

Самое ужасное было в том, что я была так больна, и у меня не было сил подвинуть комод, чтобы обезопасить себя.

Телефон ожил в моих руках, требуя внимания.

Входящий звонок с неизвестного номера. Ответить?

Устройство настойчиво вибрировало, умоляя меня принять его вызов.

Джетро…

Моя душа плакала. Мне очень-очень-очень сильно хотелось ответить.

Но я не могу.

Заблокировав экран телефона, я засунула его под подушку.

Ты не удалила последние сообщения.

Дверь распахнулась.

Слишком поздно.

Появился Дэниель, злорадный и дерзкий.

― Пришло время для еще одной игры, Нила. И мы не должны опаздывать.

ГЛАВА 12

Джетро


Я склонился над телом брата.

С этими трубками и кардиомонитором он был похож на некое творение Франкенштейна, собранный по кусочкам. Человек, которого я когда-то называл своим другом, удерживался здесь, казалось, колдовством и чистой удачей.

Кожа его слегка пожелтела, губы потрескались и пересохли. Изо рта торчала трубка, вставленная в горло.

Доктора сделали всё возможное: заштопали и заставили сердце биться ровно. Теперь дело за ним.

Полторы недели минуло. Десять мучительных дней. И если бы не регулярная переписка с Нилой, я бы слетел с катушек от беспокойства.