– Месье де Клерак, – произнесла я, испытывая противоречивые чувства: неприязнь, страх, радость, гнев, настороженность.

Он взял из моих рук тазик с водой, осторожно поставил его на стол, потом подошел ко мне совсем близко.

– Королеве не следовало бы давать вам такие лакейские поручения, – сказал он. – Что вас так заинтересовало в сэре Джоне Гордоне? Если я заметил, что вы на него глазеете, то заметят и другие.

– Дело в том, что… – я осеклась. Если Нико де Клерак и в самом деле агент Гизов, то мне ни в коем случае не следует делиться с ним добытыми сведениями. Что еще могла я сказать о сэре Джоне? Как ни в чем не бывало я продолжила, как будто это меня ничуть не касалось, – …о сэре Джоне ходят самые возмутительные слухи: будто он женился на вдове Александра Огилви, и тем не менее он совершенно открыто ухаживает за королевой.

– Верно, ухаживает. – У Нико была удивительная способность – он мог разглядывать одного-единственного человека, хотя со стороны казалось, будто он обозревает всех присутствующих. На нем был вишневый бархатный камзол такого темного оттенка, что он мог бы показаться черным, если бы при движении не отливал темно-красным; рукава же были из алого, шитого золотом шелка, с модными разрезами и шнуровкой из лент. Его короткие штаны были сшиты из дорогого муарового шелка и бархата более темного оттенка алого цвета. Все эти темно-красные и алые тона должны были бы ужасно сочетаться с его золотисто-рыжими волосами, но, как ни странно, на нем они выглядели хорошо.

Его глаза были подведены сурьмой. На нем было куда больше косметики, чем на мне, много больше драгоценных украшений, от него намного сильнее пахло духами, как будто он нарочно старался выглядеть изнеженным и женоподобным.

Но во всяком случае, мне он таким не казался. Я помнила, как он стоял надо мною, размахивая шпагой.

– Думаю, все дело в его кинжале, – сказал он. – Вы хотите посмотреть, нет ли на его эфесе и гарде пустого гнезда от выпавшего рубина.

– Возможно.

Тем временем столы вынесли вон, и музыканты заиграли первый танец – гальярду. Королева пошла танцевать с лордом Джеймсом, а леди Эгнес – со своим отцом, графом Маршалом. Королева танцевала прекрасно, ее высокий рост и стройность придавали необычайное изящество всем ее па; рядом с нею лорд Джеймс казался скованным и неуклюжим. На мгновение наши с Нико взгляды задержались на сэре Джоне Гордоне: он стоял рядом с танцующими, ожидая случая пригласить королеву на следующий танец.

– Он вожделеет ее, – сказал, наконец, Нико. – И не только потому, что она королева.

– Его ждет разочарование.

– Надеюсь. Брак с католиком стал бы для нее катастрофой. Кстати, мистрис Ринетт, вы танцуете?

– Нет, – коротко ответила я. Сказать по правде, я любила танцевать, но мне никогда не давались сложные па придворных танцев: гальярду и павану – мои руки и ноги, казалось, были слишком длинны, к тому же я никак не могла управиться со своими пышными юбками. Я предпочитала сельские танцы, которым Дженет и Уот научили меня в деревеньке Грэнмьюар, и уж конечно не могла представить, как я в своем чиненом платье танцую с Никола де Клераком, одетым в роскошный наряд. Я, выросший на морском берегу анемон, и он, вьющийся паслен сладко-горький, темный и красивый, со сладкими и ядовитыми ягодами.

– Ну же, один-единственный танец! В честь новобрачных, чтобы показать, что мы желаем им счастья.

Гальярда закончилась, и музыканты наигрывали интерлюдию перед следующим танцем, пока дамы и кавалеры сговаривались. Лорд Джеймс и леди Эгнес, само собой, выбрали друг друга; сэр Джон Гордон и французский поэт Пьер де Шастеляр, похоже, спорили из-за того, кто будет сейчас танцевать с королевой. Сама она пила вино, поднесенное ей Мэри Ситон, и смеялась над своими двумя кавалерами.

Никола де Клерак взял меня за локоть.

– Потанцуйте со мной, – настойчиво сказал он. – Слышите музыку? – следующим танцем будет павана. Нет лучшего способа поговорить, не привлекая ничьего внимания и не опасаясь, что тебя подслушают через замочную скважину, чем такой вот медленный танец.

– Почему вы думаете, что мне захочется с вами поговорить?

Он пристально посмотрел на меня.

– Стало быть, мы больше не союзники в поисках убийцы вашего мужа?

Я уже жалела, что заговорила с ним так резко. Если он агент Гизов и у него есть какой-то скрытый мотив, чтобы притворяться, будто он хочет мне помочь, мне следует всячески улещать его и одновременно стараться выведать как можно больше, не раскрывая собственных тайн.

– Простите меня, – сказала я. – Тяжело быть в немилости у королевы. Конечно же, я с вами потанцую.

Он взял меня за руку. Его кожа коснулась моей, и я испытала потрясение – рука у него была теплой, а я почему-то ожидала, что она будет холодной. Конечно, он дотрагивался до меня и раньше – ведь именно он донес меня с Хай-стрит до Холируда в ту страшную ночь, когда убили Александра. Но то было совершенно другое дело. Сама я была другой. Сейчас он впервые коснулся меня такой, какой я была теперь, ладонь в ладонь, вьющийся паслен сладко-горький и анемон, и я ясно поняла – цветы не лгут, – что он сыграет в моей жизни какую-то важную роль.

Но какую?

Роль друга? Любовника? Предателя? Убийцы?

Мы заняли свои места в веренице пар. Группа музыкантов на мгновение замолкла, затем флейты и щипковые струнные инструменты, виолы и тамбурины заиграли мелодию паваны. Королева выбрала себе в партнеры сэра Джона Гордона, и они возглавили процессию танцующих пар.

Мы оба сделали шаг вперед. Как учили нас книги и учителя танцев, павану следовало танцевать чинно и со сдержанным достоинством. Я танцевала ее много раз под взыскательным взором Марии де Гиз, и видела, что Никола де Клерак так же, как и я, исполняет все па в такт музыке и с величавым благолепием.

– Мне пока нечего рассказать вам, – проговорила я под звуки виол и тамбуринов. – Я говорила с графом Роутсом и хитростью заставила его дать мне осмотреть его кинжал, но он не сообщил мне ничего, что могло бы нам помочь.

Ничего, кроме того, что Александр послал письма также графу Хантли и предводителю французских гугенотов адмиралу де Колиньи. Ничего, кроме подозрения, что ты, Никола де Клерак, являешься агентом Гизов.

Шажок. Шажок. Два шага.

– Понятно, – сказал он. – Стало быть, сам Роутс не убийца.

Его теплые пальцы крепко держали мою ладонь. Остальные танцоры, и впереди нас и сзади, не обращали на нас ни малейшего внимания.

– Он мог нанять убийцу, – сказала я, – или послать одного из своих вассалов. Это мог быть, например, Рэннок Хэмилтон, который явно готов совершить любое злодеяние.

– У простого наемного убийцы не могло быть кинжала, украшенного драгоценными камнями.

Это было верно, и я ничего не сказала.

Секунду помолчав, он спросил:

– А мастер Уэдерел к вам больше не заходил? Или месье Лорентен?

– Нет.

– Вы подозреваете сэра Джона Гордона – вы, точно гусыня, выгибали шею, чтобы посмотреть на рукоять его кинжала.

Шажок. Шажок. Два шага.

– Я подозреваю всех, – сказала я. – Даже вас.

Он долго молчал. Интересно, о чем он сейчас думает? Танцуя, мы добрались до конца галереи, перестроились и повернули обратно.

– Я был там, – проговорил он наконец, – потому что до меня дошли слухи, что серебряный ларец Марии де Гиз находится у некоего Александра Гордона и что он предлагает его на продажу, и мне захотелось увидеть этого безрассудного глупца собственными глазами. Когда во второй половине дня вы вышли из Холируда, я потерял вас из вида в толпе, поэтому я отправился к дому Хантли и стал ждать снаружи. Я был почти уверен, что вы туда, в конце концов, придете, и я не ошибся.

– А вы были в числе потенциальных покупателей?

– Не был. Мне просто было любопытно, только и всего.

Танец между тем подошел к концу, и в последней его фигуре, после того как музыка замолкала, кавалер должен был отвесить даме низкий поклон, а она – ответить ему столь же низким реверансом. Я попыталась сделать реверанс, но была так взволнована, что потеряла равновесие. Никола де Клерак не дал мне упасть и одновременно поклонился мне так низко, словно я была сама королева. По счастью, королева была слишком занята тем, что старалась очаровать сэра Джона Гордона и ничего не заметила.

Ладонь в ладонь, паслен сладко-горький и анемон.

Но ведь цветы иногда ошибались – или же я порой неверно истолковывала смысл того, что они хотели мне сказать. Возможно, я неправильно поняла их и сейчас.

– Есть еще кое-что, – сказал Никола де Клерак. – Это вас…

– Сьёр Нико! – Это был голос королевы. Сэр Джон и месье де Шастеляр следовали за нею по пятам, точно утята за уткой, но она смотрела только на Никола де Клерака. – Я желаю, чтобы вы были моим партнером в следующем танце. Это опять будет гальярда, и я хочу, чтобы вы исполнили со мною la volte[54].

Все дамы ахнули в притворном удивлении и негодовании. La volte считалась непристойной фигурой, так как при ее исполнении кавалер держал даму слишком близко, поднимал ее и даже на мгновение касался бедром ее бедер. Правда, праздновали свадьбу, и скоро начнется церемония укладывания новобрачных в постель – быть может, именно поэтому королеве пришла мысль включить в танец la volte.

– Я с удовольствием исполню ваше желание, мадам, – сказал Никола де Клерак. Что бы он ни намеревался сообщить мне, этому придется подождать. – Мистрис Ринетт, вы, разумеется, позволите мне…

– Разумеется.

Они отошли и вместе с остальными выстроились для танца. Я отступила в тень, отбрасываемую стеной, и медленно пробралась к западному концу галереи, откуда я могла незаметно выйти за дверь и возвратиться в мои собственные покои, где сейчас спит моя ненаглядная Майри, теплая и нежная, пахнущая молоком и мылом. Когда молодых будут укладывать в постель, королева обо мне и не вспомнит, не понадоблюсь я ей, и когда она сама решит отойти ко сну. И Никола де Клерак не станет больше приглашать меня на танец после того, как королева так мило попросила его станцевать с нею la volte.