Девушка открыла глаза и слегка отстранилась, но ровно настолько, насколько позволяли руки Ника, которые как будто приклеились к её спине. Он смотрел с сожалением и печалью. Наталия вымучено улыбнулась и, шмыгнув носом, всё-таки высвободилась из его объятий и вернулась к стальным перилам. Её ладошки крепко вцепились в холодную сталь, как будто это было что-то, что может помочь ей жить дальше. Долгое время она разглядывала звёздное небо, как будто в его памяти старалась разглядеть недавно прошедший салют. И казалось, ещё дольше она вновь собиралась с силами, чтобы закончить эту встречу так, как рисовала это в своём воображении: чтобы никогда не пожалеть о ней в будущем и вспоминать с печальной улыбкой на устах.

Некоторое время Ник смотрел в спину девушке, но чувствуя лишь напряжение в её осанке, решил подойти ближе. Он встал рядом с ней и взглянул на её профиль. О чём она думает? Что хочет сказать? Его мысли путались. Он не понимал, что чувствует и не знал, что сделать или сказать. Единственное, что сейчас он осознавал чётко – что навсегда теряет дорогого ему человека.

А Наталия вдруг улыбнулась и тихим спокойным голосом заговорила вновь:

– Я хочу без страха и сожаления вспоминать этот год. Хочу сохранить лишь добрые приятные воспоминания, – девушка на секунду замолчала. Она вдруг почувствовала, что ей больше не нужны ни сила, ни храбрость, чтобы сказать, то для чего сюда пришла, потому что внутри Наталия ничего больше не чувствовала. Пустота и холод овладели ею, навсегда поселившись у неё в сердце. С этого момента она перестает жить, но начинает существовать.

Девушка посмотрела на Ника и, сохраняя на устах ровную улыбку, договорила:

– Давай закончим нашу историю сейчас. Попрощаемся с улыбками на лицах и расстанемся навсегда.

Ник кивнул. Тогда Наталия улыбнулась ещё шире, сверкая блестящими от слёз глазами.

– Тогда улыбнись мне, пожалуйста.

Ник хранил молчания. Попыток улыбнуться он даже не предпринял. Но Наталия была к этому готова. Одинокая слеза выбежала из уголка её глаза и замерла на подбородке. Но она продолжала улыбаться.

– Ну что ж, прощай, Ник.

Наталия слегка помешкала, прежде чем направиться к двери. И ступала она медленно, затаив дыхание… Чтобы ничто не помешало ей услышать слово «Прощай» из уст Ника… Взявшись за ледяную ручку, она потянула дверь на себя, и та со скрипом отварилась, но до сих пор единственная, кто прощался с ней, оставалась тишина. И девушка, переступив порог, вошла в тёмный лестничный проход. Дверь за её спиной громко хлопнула, как будто отрезая от прошлого, и она медленно побрела по мрачным пустым коридорам.

А Ник так и не смог сказать «Прощай», так и не смог заставить себя ей улыбнуться. Он отчётливо понимал, что она решила поставить точку, но никак не мог принять и понять это. Он оставался стоять на своём месте и смотреть туда, где совсем недавно наблюдал, как кристаллик слезы прокладывает себе влажную дорожку по её мягкой щеке. И лишь, когда до его ушей эхом донёсся скрипучий звук закрывающейся двери, Ник ожил и оглянулся. Но он уже был совершенно один. И впервые в жизни Ник отчётливо понял, насколько он уязвим, одинок и напуган. Её теперь не было рядом, и он больше не видел света в конце туннеля. Со всех сторон его окружала темнота да пустота. Он ничего не видел и не слышал. Казалось, мир утратил краски и уничтожил всё живое, сохранив жизнь лишь ему одному, чтобы обречь его на страдания и муки.

Молодой человек покачнулся и, облокотившись о стальные прутья перил, медленно осел на жёсткий гравийный пол. В голове не было ни единой мысли, сердце утратило чувствительность. Глаза были пусты и непроницаемы. Он был опустошён и раздавлен. Так он просидел до утренней зари. Нежные лучи восходящего солнца коснулись лица Ника, на котором застыли влажные дорожки. Его покрасневшие глаза до сих пор смотрели в никуда, как будто что-то разыскивая. Всё тело бил озноб, после ночной пронзительной прохлады, но Ник этого не замечал. Ему было всё равно, что будет дальше. Ему было всё равно, что с ним произойдёт или нет. Безразличие и печаль стали его союзниками. Вкус к жизни потерялся в тёмном безграничном пространстве его души.

А в это время Наталия и Сэния быстро шли по аллее в сопровождении мистера Шмидта и Максимилиана Кита. Они дошли до центральных ворот, у которых тут же возник чёрный глянцевый Hummer. Водитель сложил в багажник чемоданы девушек и вернулся на своё место. Подруги перекинулись парой слов с директором и классным руководителем и забрались в салон автомобиля. Машина сразу же тронулась с места.

Наталия долго смотрела в окно, пока крыши школьного комплекса не скрылись за пригорком. Но и после этого девушка ещё долго в мыслях прощалась навсегда с её стенами, светлыми кабинетами, тёмными длинными коридорами, просторным актовым залом, уединённой крышей, удобными скамейками, всегда шумным стадионом, извилистыми аллеями и, конечно, с людьми, с которыми она познакомилась. Лишь с одним человеком она не могла проститься, потому что он не простился с ней… с тем, кто навсегда забрал её сердце себе… с тем, кто навсегда поселился у неё в душе… с тем, кого она никогда не забудет… с тем, кого всегда будет любить.

20 глава

Молодой человек шёл мимо рядов быстрым уверенным шагом. Он уже миновал группу репортёров и телевизионщиков, которые, как стайка щебечущих воробьёв, что-то негромко комментировали в объектив камеры. Прошёл он и мимо мест, занимаемых родителями, одетых, как армия главнокомандующих войск, в строгие на заказ сшитые костюмы, от которых веяло дорогим парфюмом. Ряды школьников были самыми объёмными и занимали больше всего места в актовом зале – сегодня был такой день, когда все ученики от мала до велика должны были присутствовать в зале. Но молодой человек оставил позади и их. И поравнявшись с первыми рядами, на минуту остановился, устремляя свой взор на сцену.

Весь преподавательский коллектив в три ряда уместились с левой стороны сцены. Почётные места занимали среди них классные руководители выпускников. На лицах каждого из них сейчас сверкали широкие белозубые улыбки. От них даже на расстоянии веяло необъятной радостью и крохой печали. С правой стороны сцены в удобных кожаных креслах сидели важные гости: школьные учредители, люди, занимающиеся финансированием и рекламой, и, конечно, мэр города. На их лицах тоже были улыбки, но не такие, как у преподавателей, а скорее вежливо-снисходительные. Как будто им заплатили за то, чтобы они присутствовали сегодня здесь, да обязательно с улыбками на устах. Однако одна улыбка в этом ряду была искренней и счастливой и принадлежала директору школы, который сейчас стоял в самом центре сцены у трибуны. Ещё пару минут назад мистер Шмидт сам декларировал речь, поздравляя выпускников с успешной сдачей экзаменов, с окончанием школы и получением диплома, давал последние наставления перед выходом ребят из стен школы в большую жизнь и желал им добиться огромных успехов не только в социальной и финансовой сферах, но и продолжать расти в личностном и духовном плане. А теперь он терпеливо дожидался момента, когда сможет передать эстафетную палочку одному из выпускников, которому выпала честь сегодня говорить от имени каждого, получающего диплом в этот день.

До сцены оставалось буквально пару шагов, а молодой человек специально замедлил ход. Он медленно подошёл к ступенькам, ведущим на подмостки и, наступив на каждую из них, оказался, наконец, на сцене. Молодой человек всё также медленно приблизился к мистеру Шмидту под аккомпанемент собственного слегка неспокойного сердцебиения и встретился с ним глазами. Рукопожатие директора школы оказалось сухим, но пылким. И как только их ладони разжались, Швайгер Шмидт тут же поспешил уйти в тень, оставляя молодого человека наедине с несколькими сотнями глаз.

Со сцены всё казалось совсем другим. Зрительный зал, хоть и был чуть меньше спортивного поля, всегда свободно вмещал в себя всех учеников и преподавательский состав, а сейчас казалось, что он был переполнен и его стены вот-вот лопнут от натиска… Как флаг неизвестной страны, присутствующие невольно разбились по группам. Задние ряды принадлежали прессе, которая вопреки торжественному случаю была одета в основном в яркие повседневные вещи. Следом шли ряды родителей, которые облачились в строгие деловые костюмы тёмных тонов вне зависимости от пола. Далее был самый обширный ряд – ученики. И несмотря на то, что торжественный случай требовал соответствующего облачения, все учащиеся пришли в своей обычной школьной форме. Первый ряд и последний цвет флага принадлежал выпускникам, на которых были длинные тёмно-синие накидки в пол и синие шапочки с квадратной верхней частью, с которых свисали длинные кисточки. Молодой человек перекинул кисточку с золотыми нитками с правого бока на левый и поправил длинный золотой воротник – такие же встречались ещё у нескольких выпускников-медалистов, что выделяло их из прочей массы. Наверное, поэтому несколько пустых мест сами собой молодому человеку бросались в глаза, как белая тряпка тёмной ночью. На одном стуле молодой человек увидел аккуратно разложенную майку школьной футбольной сборной и футбольный мяч, на других ничего не лежало. Но и без вещей можно было догадаться, что первый пустующий стул принадлежал девушке, которая хоть и посещала школу, когда ей вздумается, но всё равно являлась полноправным членом школьной семьи, которую все знали не только, как публичную персону из телевизора, но и как маленькую девчушку с двумя косичками и интересную вдумчивую девушку из класса Максимилиана Кита. Второй стул принадлежал ещё одной девушке, которая хоть и пришла в школу лишь в этом году, но успела и завоевать сердца, и сохранить о себе только лишь хорошие воспоминания.

Время шло, а молодой человек продолжал молча разглядывать зрительный зал. Вспышки фотокамер слепили глаза, но он мог с лёгкостью увидеть, кто куда посмотрел, кто, что, кому сказал. Нетерпеливое волнение и радостное возбуждение легко передавалось от зрительного зала на сцену, и молодой человек заслышал за своей спиной скрежет кресел и тихое перешёптывание. Директор школы поднялся со своего места и подошёл к трибуне.