— Не делай вид, что ты не понимаешь, — оскалился. — И сколько ты собиралась это скрывать? — я тут же заерзала на месте.

Чего он хочет от меня? Начинала злиться я.

— Когда бы стал виден живот, не раньше, — пусть знает, что я не собираюсь сдаваться и приносить ему все на блюдечке. Секс, пожалуйста, но остальное — мое. — Ты же этого хотел, да? — вдруг озаряет догадка, когда на его лице появляется улыбка. — Чтобы я привязалась к этому месту, осталась, навсегда, считай ты своего добился.

— Ты беременна? — изумленно переспрашивает, продолжая улыбаться чем-то своему, а я понимаю, что сболтнула лишнего.

Но если он не знал о беременности то, что имел ввиду? Неужели? Замерла в страхе. Нет, не может быть, он не мог.

В ответ на его вопрос, смогла только кивнуть, сглотнув.

— Это хорошо, — кивнул мужчина, но затем улыбка исчезла с его лица, будто и не было, и от него повеяло таким презрением, что я даже поежилась, — но это не отменяет тот факт, что ты меня обманула и скрывала очень важное обстоятельство.

— Какое? — Спросила шепотом.

— Дочь, Маира, дочь, как ты могла? — одним движением приподняв меня над землей, встряхнул за плечи, а я всхлипнула.

Нет, нет, только не это.

— Ты не мог, — не обращая внимание на болезненную хватку, тихо прошептала.

— Мог, — кивнул он и отпустил меня на землю.

А мне показалось, что я пролетела не маленькое расстояние, а миллионы сотен. Не на землю — в черную дыру…

— Так ты не у женщины был, да? — Озарило меня.

— Мне не нужна другая, — перечеркнул все мои сомнения, — я был на Сариа.

— Как ты мог? — тут же заколотила в грудь Аякса, а он, не обращая на это внимание, перекинул меня через плечо, так что теперь моим ударам была предоставлена спина.

— Могу и делаю, — услышала его приговор, пока размашистым шагом он направлялся в дом, совсем не обращая на мое сопротивление, и пусть я молотила со всей силы по его спине и лягалась ногами, ему все было нипочем.

Аякс поднялся наверх и внес меня в нашу спальню, бросив на кровать. Я тут же вскинулась, гневно взирая на него, но когда увидела, как он почти молниеносно избавляется от одежды, вздрогнула. Даже дрожь прошлась по телу от страха.

— Скажи, что ты ничего им не сделал, — спросила тихо, наблюдая, как он раздевается, избавляясь от последнего клочка одежды. Бежать не было смысла — догонит, а побывав в рабстве у него, знала, что иногда боль можно принести не только ударами, и видимо за мой обман меня ожидало тоже самое.

— Я не настолько плох, — сверкнул в меня глазами, в которых горела такая злость, что я даже попыталась сбежать с кровати, но Аякс не позволил, молниеносно приблизился к кровати, тут же хватая меня за лодыжки. Я попыталась сопротивляться, но не особо выходило, слишком не равны силы…

Платье затрещало по швам, разрываясь, и было отброшено бесформенно тряпкой на пол. Аякс один движением перевернул меня на живот, сорвал трусы и обрушил на ягодицы удар… Я сжалась, сжимая зубы, ожидая болезненный и невыносимый, но нет, это был — легкий шлепок ладонью, а затем еще один, и еще. Меня били скорее как ребенка за провинность, чем на самом деле наказывали.

— За это наказывают смертью, — услышала его голос возле уха, в тщетной попытке увернуться от шлепков и освободиться.

— Так убей меня, — прохрипела, чувствуя, как горят ягодицы, а между ног становится, так унизительно, влажно.

— Авели? Мать моих детей? Нет, но, чтобы ты знала, — уже устраиваясь сверху, так что его твердое орудие прижималось между ног, продолжил он, — и больше никогда не захотела повторить, тебя нужно наказать, — одним толчком вошел в меня, не заботясь о подготовке. И хоть проникновение не принесло боли, унизительно чувствовать от легкой порки возбуждение, он-то этого не знал, скорее всего, а значит, намеренно хотел принести боль.

— Ненавижу, — прошипела, чувствуя, как с каждым толчком внутри меня волнами накатывает возбуждение.

Бессильные слезы покатились из глаз, пока тело отзывалось, отдаваясь воле его хозяина. А мужчина, сделав несколько толчков, излился на мою спину горячей струей. А затем поднялся, так и оставив меня неудовлетворенной и бросив в меня разорванным платьем, выплюнул.

— Вытрись, — сквозь слезы, я увидела его ожесточенное лицо, и тут же приподнялась, выплевывая.

— Что ж ты не закончил? — а он приблизился к моему лицу, и тихо в ухо выдохнул, шевеля волосы, — потому что наказание и наслаждение взаимоисключают друг друга, но я рад, что тебе понравилось и ты хочешь продолжить, — усмехнулся, а затем, отодвинувшись, направился к двери, а мне запульнуть в него подушкой хотелось. Вот же изверг.

Не знаю, сколько времени я пролежала, жалея себя, так унизительно я не чувствовала себя очень давно, пока не разозлилась настолько, что моей злостью можно было поджигать дома. Приняла душ, с остервенением оттирая кожу. Ненавижу его. Как же его ненавижу. А перед мысленным взором все всплывало, как я двигалась с ним в такт, как прикусывала губу, чтобы громко не стонать от его движений. И за это я его еще больше ненавидела.

Вышла из комнаты, намеренная разнести этот дом, но выяснить, что он делал на Сариа и как там мои девочки с Зельтом. Но стоило мне спуститься на первый этаж и пройти мимо гостиной, решив зайти сначала в кабинет, который он очень сильно любил, как я увидела того, кого здесь быть никак не должно. Аякс мне ведь не сказал, что он привез ее. Ксеония стояла возле мужчины, а он тепло ей улыбался сидя на диване и… делая ей прическу.

Я замерла на пороге. Слушая звук любимого детского голоса, а мужчина, заметив меня, кивнул, и, отпустив волосы дочери, заплетенные в замысловатую косу, как ни в чем не бывало, сказал:

— А вот и мама пришла. Выспалась, милая? — елейным голоском спросил мужчина, а я прищурившись только и хотела, что врезать ему. Спала? Да, сон мне мог только сниться, когда меня оставили в шаге до оргазма. Но, вспомнив, что здесь дочь, натянула улыбку на лицо.

— Доченька, как ты здесь оказалась?

— А за мной папа приехал, представляешь, он говорит, что я могу пойти в колонию, — тараторила дочь, пока я, обняв ее, испепеляла взглядом Аякса.

— Нет, — взвизгнула слишком громко, испугав тем самым дочь. Ксеония замерла, испуганно смотря на меня.

— Он пошутил же, да? — вопросительно посмотрела на Аякса, а тот лишь расплылся в улыбке.

— Ксеония хочет быть воином, а у нас есть неплохая колония для обучения мастерству владения хвостом. Я могу договориться, правда, наши мальчики начинают раньше, девочки редко хотят учиться, но думаю это не проблема устроить.

— Нет, — серьезно глядя на него, — она не будет ни в какой колонии.

— Но мама, — взвизгнул ребенок обиженно, — папа скажи ей что-то, — подбежала к нему дочь и, прижавшись к нему, залезла на диван. — Я хочу научиться драться.

— И ты научишься, — расплылся в удовлетворенной улыбке мужчина, а я смотрю на эту идиллию и сердце ухает куда-то вниз. Они так похожи. А я… меня дрожь пробирает от этого осознания. Ведь буду делать, что он скажет, лишь бы не навредил дочери и про колонию эту не просто так заговорил, специально не до конца объяснил все Ксеонии, чтобы та напугала меня. Я же именно этого и боялась, что моя дочь тоже рабыня, но если я свободная, значит… и она тоже. Смотрю как он поглаживает голову дочери и, выгнув бровь смотрит на меня, мол смотри, смотри, как я налаживаются отношения с дочерью, и понимаю, зная Аякса, он будет манипулировать, идти на всяческие ухищрения, чтобы добиться своего. И он добьется, придет время, обязательно.

— Ксеония, милая, иди пока к себе, мне с мамой нужно кое-что обсудить, — девочка кивает и бежит из комнаты, по пути показывая мне язык. Ну, что за дите растет такое? Нет, чтобы танцы какие-то нравились, драться она хочет. Еще и Аякс защитник, ничего не скажешь. Зельт всегда был на моей стороне, а у Аякса, наверняка, свои планы на дочь.

— Садись, — усмехается, показывая на кресло напротив себя, но я морщусь и отрицательно качаю головой.

— Я постою.

— Как хочешь, ну что поговорим?

— Я так понимаю, соглашение отменяется? — сглотнув слюну, начинаю, — нет больше десяти лет?

— Нет, почему? Есть. Все мои дети, что на то время будут, потому что на двоих я останавливаться не собираюсь, — стреляет в меня взглядом, — остаются здесь, а ты можешь быть свободна.

— Ты из меня, что собираешься сделать сосуд для вынашивания?

— Ну почему же, мне и остальное в тебе нравится, — мерзко усмехнувшись, говорит он, — но если ты хочешь быть только сосудом, будь, но тогда и про присутствие детей рядом можешь забыть?

Я вопросительно смотрю на него. Почему?

— Зачем им мать, что собирается со временем их покинуть? А так они не будут к тебе привязаны, — пожал плечами.

— Ты не можешь этого сделать, — метнулась к нему, нависая над ним и стреляя в него взглядом молнии.

— Могу если захочу, но ты можешь попробовать меня переубедить, — поднялся с места и, обняв одной рукой, так что я вздрогнула, приподнял мою голову за подбородок и взглянул в глаза.

В них читался мой приговор. В его решимости довести до конца, сломить, или заставить покориться.

— Я не уеду, — тихо сказала.

Я не видела Ксению, казалось, вечность и не могла себе позволить не видеться с ней еще больше.

— Это верное решение, — кивнул он и притянул к себе, снова садясь на диван и зарываясь носом в живот, а я почувствовала, как по лицу скатываются предательские слезы.

Мне нет больше пути назад, он мой мир и мои дети…

— А Зельт и Асми? Что с ними? — спросила, отчаянно борясь с тем, чтобы не запустить руку в его волосы.

Если бы он всегда был таким, спокойным, нежным, чувствуя легкие поглаживания по спине, подумала, быть может, я смогла бы его простить, но мужчина другой. И за любую провинность следует наказание.