Когда прозвенел звонок, я вскочила, чтобы сбежать, но громкий баритон цапнул меня за плечи, как настоящая лапа тигра:

— Чудакова, задержись.

Глава 26. Саша

— Так как ты пропустила весь прошлый семестр, придется в этой четверти поработать дополнительно. Понимаешь, Настя? — мой голос звучал глухо, в голове сильно гудело от шума Академии. После месяца заключения дома, я просто сходил с ума от каждого резкого звука. А еще этот голос старушки, с которой столкнулся около Академии, прокручивался в голове, как заевшая пластинка:

«Хотела пожелать тебе с лихвой, чтобы проучить, но вижу, что ты и сам мастак портить себе жизнь. Смотри в оба, красавчик. Слушай лучше. Чувствуй сильней».

Что она хотела этим сказать?

Когда дверь за последним студентом закрылась, ученица вздрогнула, а я выхватил себя из мутного состояния задумчивости и скрестился с ее испуганным синим взглядом. Знакомым взглядом… Кого-то она мне напоминала. Малинку немного, цветом радужки и формой глаз. Но моя девушка совсем другая: яркая, веселая, а эта немного мрачная. Голову опустила, кивает, как неваляшка, и молчит. Моя бы улыбалась, искрилась изнутри, как бенгальский огонек.

Одежда на Чудаковой простая: джинсы, крупной вязки свитер, невысокие ботиночки. Тощая, плечи ссутулила, будто кто потянул впереди за нитку. Нет, Малинка была ровная, как береза, и веселая, как птичка певчая. Я понимал, что розовые волосы — парик, но вот такая копна, как у Насти, точно бы под него не вместилась, потому я отмел все мысли о таком нелепом совпадении.

— Да, — я глянул на наручные часы, — в шестнадцать жду тебя в двадцать восьмом на фортепиано. Надеюсь, ты не будешь пропускать мои индивидуальные?

— Не буду, — девушка буркнула и отодвинулась к двери, будто хотела сбежать. Тонкие пальцы сдавили до белых косточек ручки рюкзака. Не такой как у Малинки, тот светлее был и с нашивками, но очень похож.

— Можешь идти, — я отмахнулся от нее и погрузился в заполнение журнала. Только через несколько секунд понял, что студентка не ушла, тогда снова поднял голову. Она смотрела на меня так обреченно, будто боялась, что бить ее стану за пропуски. — Да не злюсь я за прошлый семестр, не трясись. Что-то еще хотела?

Она мотнула пушистой головой, кудряшки рассыпались по плечам и накрыли ее сцепленные на груди руки. Чудакова подарила мне слабую улыбку, больше похожую на жалость, и сбежала за дверь.

Кхм, странная. Ну, не даром говорят, что все талантливые люди немного того, а то, что она такая, сомнений не было. Я видел ее музыкальный почерк, погружался в ее творческие мысли. Да что там говорить: знал «Вечную любовь» наизусть именно в аранжировке Чудаковой. Да, дома было время, чтобы отработать технику, для этого даже пришлось прикупить клавишные.

Устало откинувшись на спинку кресла, я прикрыл глаза и сдавил веки пальцами. Мне хотелось выключить голову и память, но не получалось. Все время возвращался в Новогоднюю ночь. К поцелуям странной девочки, к ее запаху, маленьким родинкам на плече, к веснушкам и хитрой улыбке набок. Той единственной женщине, что ушла от меня. Остальных бросал я сам.

Лёшка сказал, что она даже привет передавала, когда уходила из кабинета и возвращала ему ключ. Это было ехидство? Поигралась и помахала ручкой? Мое избиение не видел в тот вечер только угашенный старшекурсник, а она… Просто. Ушла.

Но это же ничего не значит? Вдруг испугалась, вдруг просто нужно было уйти? Не знаю во что я верил, но во что-то верил, а встреч сейчас не искал, потому что на меня было страшно смотреть. Мне не хотелось ее пугать своим видом тогда, но сейчас я готов. Найду, заберу себе, чтобы выжать из нее тысячи возбужденных стонов, чтобы Малинка никогда меня не забыла. Не посмела просто.

Романтично слишком, но мне так хотелось. Да и Лёшка отмалчивался на этот счет, сказал, что я сам приучил его не вмешиваться, вот он и не станет. Даже телефон ее не дал, жулик. Говорит, сам ищи. А я найду! Обязательно найду.

Как я не сдох во время избиения, не знаю, будто ангел Хранитель укрыл крыльями. Да, частично эти два уебка все равно меня покалечили, но я благодарен судьбе, что смог выжить. Мне сломали два ребра, нос и разрубили лоб. Пришлось отпустить волосы, чтобы студенты не задавали лишних вопросов. Заявлять в полицию я не стал, все равно ничего не видел. Я с трудом мог сказать, это были студенты или просто прохожие. В общем, спустил на самотек. Честно? Мне просто хотелось об этом забыть. Чтобы помнить только самое приятное, что моя пьяная голова смогла мне сохранить. А еще я твердо решил больше не пить, а от одного запаха сигарет меня выворачивало наизнанку, потому Лёшка теперь курил на улице и проветривался еще десять минут, прежде чем зайти ко мне в гости.

Лёха в тот счастливый-несчастливый вечер повез меня в больницу на своей машине. Он ругался отборным матом за мою нерасторопность, ворчал, что теперь салон придется отмывать от крови. Рычал, что я ему лишнюю жизнь должен. Должен, согласен, ведь это он успел остановить неравный бой, до того, как я превратился в неживое желе.

— Ты умеешь, чтобы без приключений? — ругался друг, когда вытаскивал меня из салона. Я еле шел, голова напоминала разбитый об асфальт арбуз. — Мне пришлось девушку бросить из-за тебя! Санёк-Санёк…

— Малинка… — я прохрипел и сплюнул на белый снег кровь.

— Домой уехала твоя Малинка.

— Она видела, как меня…

— Не думаю, — Лёшка встряхнул головой.

— Вот и хорошо. Не нужно ей такое видеть, — идти было тяжело, но я шел.

— Кто это был? — терзал меня друг. — Кто напал?

— Не знаю, — губы распухли от ударов, зубы тянуло, но прощупав их языком, я порадовался, что хоть не выбили.

— Стихийное бедствие ты, а не Гроза.

— Она такая хоро-о-ошенькая, — я мечтательно закатил не подбитый глаз. Второй приходилось держать закрытым, потому что его заливало кровью, и мир казался слишком багровым и жутким, а мне хотелось смеяться от радости.


— Знаю, но в таком виде ей лучше не показываться, — Лёшка свел брови. — Потерпи пару недель, не делай глупостей.

— Кто она?

Друг толкнул плечом дверь в больницу и потащил меня к регистратуре.

— А она что не призналась?

— Даже имени не сказала. Наверное у нее самое чудесное имя в мире…

— Во дела-а-а… Ну, значит, будет инкогнито, любитель Малинок.

— Лё-о-о-ош… — я рухнул на стул, завыл от резкой боли в груди и зажал окровавленный нос. Я все равно был счастлив. Жив, и слава Богу, остальное можно исправить.

— Что, пьяница несчастный?

— Кажется, я крепко попал. Несчастный? Обижаешь! — забулькал я в ответ. — Счастливый. Сытый. Немножко подштопать, — шикнул от боли, — и буду, как новенький.

— Ох, тут штопать придется много, — друг всмотрелся в мое лицо. Густая кровь заливала правый глаз, но я все равно ничего не чувствовал из-за адреналина. Только радость. Кажется, я встретил свою судьбу. Встретил ТУ САМУЮ. Мою женщину. Только бы теперь не налажать.

Глава 27. Настя

Я не могла привести себя в порядок. Час стояла в уборной, прячась в углу, и не сдерживала слез. Смотрела в одну точку на стене, пытаясь прочитать какую-то бранную фразу, и понимала, что не смогу рядом с ним сейчас сидеть. Пусть хоть четвертуют, я! Не! Мо-гу!

Глянула сквозь муть слез на экран мобильного. До начала урока десять минут. Не пойду. Забросала телефон конспектами в рюкзаке, туго стянула шнурок и твердо решила, что на сегодня мне уроков хватит.

Не узнал! В глаза смотрел и не узнал? Не верю я, что парик причина. Пьян был? Ерунда, и мне от этого не легче. Я ведь тоже была не такая уж и трезвая, но помню! Помню его. До мелких деталей, а он… нет.

Зараза! Это же надо было так вляпаться.

Я стерла ладонями бегущие по щекам слезы и вздрогнула, когда кто-то вошел в дверь. Притихла в углу и ждала, пока этот кто-то, со звонкими каблучками, сделает свои дела и уйдет.

— Что зависла? — к зеркалу выплыла Якина. — Оплакиваешь свою некрасивую рожу? — она припудрила носик и подчеркнула губы. Как она не расцеловала себя в отражение, для меня осталось загадкой.

И внезапно такая злость накрыла, что захотелось вонзить ногти в ее довольное лицо.

— А ты на что надеешься, что Гроза тебя в постельку позовет? — сама не знаю, что на меня нашло, но хотелось придавить ее словами. — А может, еще и аранжировку за тебя напишет? Ты же тупая, создавать не умеешь!

— Что ты сказала, курица общипанная? — она повернулась на каблуках и бросила в меня яростный взгляд. Ступила ко мне, угрожающе выставив острые акриловые «когти».

— Подраться хочешь? — я нахохлилась. Мне хотелось драться. Это словно решило бы все мои проблемы, пусть хоть выгоняют, плевать. Я не пойду к Грозе на урок.

— Да руки марать не хочу, — Светка отряхнула невидимую пылинку с блузки и похлопала ладонь о ладонь, будто смахивала пыль.

А потом она пошла к двери и даже открыла ее, а я медленно закипала, бурлила внутри, как включенный чайник.

— Пока-пока, бледная простушка! — ехидно прошипела змеюка через плечо.

И тогда я бросилась ей в спину. Мы вылетели в коридор прямо под ноги Грозе.

Я вывернулась в сторону и, подскочив, прижала к себе рюкзак и приготовилась бить ее больно и неаккуратно.

— А-а-а, ты с ума сошла?! — закричала одногруппница, глядя на мое злобное лицо, и влипла в моего Сашу. Так любовно прижалась к его груди, что я чуть не загорелась от ярости. И его хотелось сжечь вместе с ней.

Меня остановила только его выставленная блоком ладонь.

— Чудакова, тише!

— Ну, давай же! — закричала я сквозь слезы. — Что ты, стерва кривозубая? Прячешься за спиной преподавателя, как последняя трусиха! Давай, проверим, кто тут простушка! А то ляпать языком можешь, а как до дела дойдет — штаны промокли!