— Я объясню, но ты же не даешь сказать. Не будь крапивой. Куда делась моя Малинка?

— Ее сорняк задушил, — огрызнулась она и поежилась. — Разве ты не тот Гроза, что не путает личное с работой?

— Да кто эту ересь сказал? — я возмущенно фыркнул, присел на фортепиано, выжав из него нестройный диссонирующий аккорд.

— Многие говорят, — прыснула девушка и дернула из моей руки шарф. — Мне правда пора, Александр Олегович, дорогой учитель, — прозвучало язвительно и горько, но я не из тех, кто отступает из-за таких пустяков и недоразумений.

Она попыталась пройти мимо, благо в узком кабинете у меня было преимущество, и я воспользовался этим. Хоть ребра и болели после пробежки, я смог обвить худенькую талию руками и потащить Настю на себя.

— Не отпущу, — прошептал в мягкие волосы.

— Отпустил уже, — зарычала.

— Да что ты такая упертая?

— А ты осел!

— И-а, и-а, — прикусил ее ушко и пощекотал языком шею. Она вздрогнула и слабо попыталась оттолкнуться, но я сильней потянул к себе и возликовал, когда девушка шумно выдохнула и обвисла в моих руках. — Я — идиот, прости-прости-прости… Я был так пьян, что запомнил только запах, глаза и родинки на твоем плече. А сегодня ты все время прятала глаза, а твой аромат стал едва уловимым.

— Я, значит, виновата? — разозлилась Настя и снова оттолкнулась, ударила меня кулачком по плечу. — Са-ша!

— Нет же… — погладил ее по горячим щекам, пересчитал реснички кончиками пальцев. Удивился какие они у нее густые и черные, даже без туши. — Ты из-за меня плакала?

Она прижалась к ладони, как кошечка, а потом спрятала лицо на моей груди. Маленькие руки юркнули на спину, и девушка, наконец, расслабилась.

— Еще чего, — проговорила тихо. — Я из-за глупых мужиков никогда не плачу.

— А из-за не глупых?

— Только из-за важных…

Замер, примороженный ее словами. Почему сам не находил такие, почему я — чурбан, а она такая искренняя и чистая?

Девушка подняла голову, и в обрамлении светло-русых кудряшек я разглядел светлое и нежное лицо моей Малинки.

— Саша, что случилось? — пальчики потянулись вверх и коснулись лба, невесомо скользнули вдоль свежего шрама.

— Маленькая неприятность, не бери в голову.

— И что будем делать? — она смотрела в глаза, а мне хотелось исполнить мечту, которую я лелеял с первого января, лежа трупиком после побоев. Тогда, глядя в потолок квартиры не заплывшим глазом, улыбался распухшей губой. И был счастлив. Малинка меня сделала таким, и я ни за что не откажусь от этих ощущений.

Наклонился и, приподняв острый подбородок, обвел большим пальцем ее губы. Красивые, чуткие, я помню их форму, помню… Как мог не узнать? Будто попутало что-то. Девушка облизнулась, слегка зацепив кожу кончиком языка, и прикрыла веки, спрятав синеву радужки. Кадык судорожно дернулся, а по руке мягкой теплой летной побежало ее дыхание.

— Сейчас я хочу только одно… — успел сказать, прежде чем прикоснуться.

Мечтать о ее поцелуе, представлять, как жарко у нее внутри — жестокий суррогат. А вот испытывать это снова, но будто в первый раз — это личный микромир, нет, суперкосмос. Я считал ее всхлипы, пока глотал сладость ее языка и жар дыхания. От невозможности сказать «стоп», губы и язык немели, но мы не могли прекратить эту пытку. У меня заканчивался воздух, у нее иссякали силы, отчего малышка сильнее налегла на меня, обжигая прикосновениями тело. И когда Настя разорвала поцелуй, чуть откинула голову назад и тихо засмеялась, я разомлел. Вот она — моя Малинка. Искорка, что способна разжечь вечный костер.


— Я думала, убью эту гадость, что повисла на твоей груди, — буркнула Чудакова и коварно заулыбалась. Крошечная ямочка появилась на румяной щеке и спряталась.

— Якину, что ли? — я показушно нахмурился, не отрывая взгляд от ее губ. Мне нужно было еще. Не напился. Только голод раздразнил. — У Светки нет шансов и никогда не было, — сказал и, скользнув языком по щеке моего чуда, прикусил угол подбородка. Добавил ласково: — Я тебя помню. Еще с крыльца помню твой запах, Настя… Ты как впечаталась в меня, так и не отлипаешь, неуклюжая разноцветная девушка.

Она поерзала, вмещая ножки между моими ботинками, и подвинулась ближе, пересчитала пальцами ребра на спине, зацепилась за корсет и немного свела брови, но ничего не спросила, а только прошептала:

— Саша, сыграй мне. Верни мне свое обещание, — и обняла меня так крепко, что я не смог дышать. — Пожалуйста…

Глава 31. Настя

— Я же сыграл тебе этюд, — лукаво прищурился Саша и слабо застонал, когда я чуть сильнее обняла его широкий корпус. Как же от него пахло кипарисом, еловыми шишками, капельками хвойной смолы. Мой личный Новый год. Мой персональный праздник. Бесконечно-вечно-сумасшедший.

Случайный.

В шоколадной рубашке из мягкой хлопковой ткани в тонкую светлую клетку, что нагревалась под моими ладонями, и я с восторгом слушала стук его сердца. Будто там, за тонкими прутьями, бьется наружу волшебная птица. Вот где музыка, вот где пульс смешивается с ритмом и создает партитуру покруче гениальных композиторов. Именно так и переплетаются друг в друга звуки, создавая нас одним целым — сюитой. Разные, противоречащие, но слитые в одно большое произведение.

Саша трогал пальцами мое лицо, касался губ губами, перебирал волосы. Он словно маленький ребенок искал тактильные ощущения, чтобы запомнить мой силуэт на ощупь, чтобы увидеть меня руками, прикосновениями. Знаю, что для него все по-новому. Он изучал меня, как что-то нереальное, и мне казалось, что я уплываю в страну под названием Счастье. Только бы не рухнуть в реальность «Мне не нужен ребенок».

Мой Саша другой. Он примет меня с ребенком, мне хотелось в это верить. Но сомнения штука вредная — как паразит — заселяется тихонько под кожу, сидит до поры до времени, покусывает плоть по чуть-чуть, чтобы оставаться незамеченным подольше, а когда наступает время слабости — начинает уничтожать тебя изнутри.

Да, сомнения не высечь, не выжечь, не избавиться. Его нужно только убить силой воли, верой в лучшее, надеждой. И я надеялась до глубины каждой фибры души, когда смотрела в омут кофейных глаз своего пианиста, что он не отвергнет, если неожиданно нас станет больше. Если тест покажет, что во мне бьется теперь не одно, а два сердца. Невыносимо, но мне хотелось, чтобы так и было. Несмотря ни на что.

И понимала, что даже если Саша отвернется и откажется стать отцом, я все равно не отступлю. Потому что для меня нет лучшей карьеры, чем Мама.

Он всего этого меня колотило и хотелось спрятать глаза, чтобы неуместно не выпустить личные страхи и переживания.

— Что с тобой случилось? — я отодвинулась и прощупала талию, беспардонно вытащила рубашку из тугого пояса. Саша поморщился от прикосновений, но не сводил с меня темных глаз.

— Жив-здоров, не переживай, просто спину потянул. Мамка заставила корсет надеть.

Врет же, я чувствовала. И руки мои остановил на подходе, завел за спину и снова потащил к себе.

— А это в саду вишни обрезал? — я запрокинула голову и, приподняв его челку, пропустила сквозь пальцы густые черные волосы.

— Как ты догадалась? — он глубоко вдохнул, а потом быстро заговорил: — Настя, прости, пожалуйста. — Широкая ладонь бескомпромиссно сдвинула ткань моей футболки с плеча, и горячие губы коснулись шеи. Его голос не просто звучал во мне, он протыкал резонирующим колебанием, как невидимыми иголками, и вызывал непередаваемые ощущения по всему телу. — Если бы я столкнулся с тобой в темноте, я бы узнал. Верь мне, Малинка. Я бы услышал тембр, почувствовал запах, распробовал бы вкус твоих губ. И не прошел бы мимо. Ни за что не прошел. Я ведь думал о тебе этот месяц, просто…

— Это ты так плавно хочешь съехать со своего обещания сыграть мне? — я захихикала куда-то в его грудь, потому что еще чуть-чуть и не сдержу слез. Какая же я плакса стала, жуть просто.

— Но я же играл тебе, негодяйка. Могу еще сплясать.

— Обязательно спляшешь, когда мама разрешит корсет снять, — понимающе засмеялась я и пощекотала его по ребрам молоточками пальцев, отчего мой нежный учитель засвистел сквозь зубы и сдержал мои руки от дальнейших экзекуций. Я боялась думать о самом страшном, но Саша явно что-то скрывал от меня и не готов был признаться, что с ним произошло. — И этюд не считается, не надейся, я хочу что-то особенное, — прошептала, потому что голос от нахлынувших чувств ломался в крошку.

Мы перестреливались улыбками, и каждый понимал, что так надо. Он не договаривает, а я не переспрашиваю. Сейчас он со мной, даже если между нами остались мутные пятна. Особенно, если вспоминать о задержке.

Я вздрогнула, потому что не знала, как ему сказать. Да и не стану, пока сама не буду уверена.

— Саш… Мне домой пора, — я уткнулась в его плечо и прислушалась к биению сердца. Мое или его лупило в грудь — понять было сложно. Унисон — чистый баланс, гармония душ. И мне так хотелось, чтобы между нами произошло что-то такое, то, что перерастет в большее. В привязанность и любовь. Но страхи подползали ближе, кусали лопатки, грызли и мучили, заставляя кусать губы. А если он не признает ребенка? А если…

— Поехали ко мне? — вдруг сказал он.

— Нет. Меня папа дома ждет, я не могу.

— Тогда я тебя отвезу. Только нужно ко мне в класс подняться, пальто там осталось.

Я кивнула и позволила ему себя увести за собой.

Глава 32. Саша

Выходили из Академии за руку, переплетя пальцы. Я не собирался скрывать, что мы с Настей вместе. А мы вместе. Мне так хотелось, надеюсь, и ей тоже. Я желал, чтобы моя искорка не разочаровалась и не погасла. Как звезда, что сияет в небе и никогда не падает. А если упадет, я подставлю ладони.