Диана Билык - Чудачка для пианиста

Моя Малинка. Моя Настя. Моя Чудакова.

Ни один студент первогодник не посягнет на мое. Не посмеет.

— Как-то ты притих, — захихикала Настя, пробралась ладошкой между застежек пальто и пощекотала живот через рубашку.

— Думаю, как забраковать его кандидатуру, — прижал ее руку к себе и согнулся, чтобы она не шалила слишком активно.

— Это еще почему?

— Боюсь, что после концерта он мало что споет со сломанной челюстью, — я мило улыбнулся на лукавый взгляд Малинки. Да она просто играет со мной, выводит на эмоции.

— Так ты еще и драчун.

— Мне не нравится это слово, не называй меня так, — пригрозил ей и укусил за пальчик. Тетенька спереди покосилась на наши разговоры, и мы засмеялись, стукнувшись лбами.

— Драчун, драчун, драчун… — шептала Малинка и царапалась, пробравшись уже под рубашку. Пальцы скользнули выше корсета и погладили по груди. Я, сцепив зубы, отодвинул ее от себя и назидательно помахал перед ее носом указательным пальцем, а потом наклонился и сказал прямо в ухо:

— Я после Нового года даже дрочить не мог. Тебя только хочу.

Настя хлопнула ресницами, закусила губу, покраснела еще гуще, а потом потянулась ко мне и заговорила почти неслышно:

— Папа в пятницу в ночную смену…

Я сначала не разобрал, не понял, что она имеет в виду, а потом растрескался сухим и сдавленным смехом.

— Никогда не откажусь от такого заманчивого предложения, Малинка.

— За четыре дня всякое может случиться, — она подмигнула и потянула меня к выходу.

На вокзале Саша понял, что я везу его куда-то очень далеко. Он не показал вида, но смотрел на табло с бегущими буквами широко распахнутыми глазами. А я любовалась закрученными ресницами и его строгими чертами лица. Высеченными на белоснежной коже. Даже необычно было, я почему-то всегда представляла своего парня шоколадно-смуглым блондином, а Гроза оказался далеким от придуманного идеала, но идеальным по-настоящему.

— И долго ехать? — переспросил Саша, обнимая меня всячески и не отпуская даже на миллиметр.

— Полчаса.

На миг с него слетала улыбка, а я наклонилась и прошептала.

— Саша, просто посади меня на электричку. Не нужно ехать со мной.

— Сейчас ночь, холод мерзкий. Зима все-таки. Ты так каждый день добираешься?

Я закивала, а он нахмурился.

— В дороге слушаю музыку и пишу стихи. Время быстро пролетает. Думаешь, ты домой на маршрутке быстрее добираешься?

— Быстрее, потому что я пешком могу дойти и не привязан к расписанию, а здесь же… межгород.

— Подумаешь, какие-то двадцать километров. Я привыкла.

— И ты писала «Вечную любовь» с температурой в Академии, а потом поехала домой? — он говорил совсем не мягко, даже жестко.

Мне оставалось только пожать плечами.

— Я тогда еще на оркестр пошла…

Гроза помрачнел и свел густые брови на переносице.

— В общем, — я приобняла его и уложила щеку на широкую грудь, — меня тогда Лёша отвез домой.

Саша отлепился, даже отступил на шаг и потер подбородок. Что его так разволновало?

И неожиданно из толпы выскочила знакомая рожа.

— Си! Приве-е-ет! — долговязый Тотошка будто не заметил стоящего напротив мужчину и беспардонно поцеловал меня в щеку.

— Привет, — протянула я и немного отошла назад.

Гроза побагровел, но смолчал. Только руки сложил на груди и встал в боевую агрессивную позу. Только бы не подрались.

— Си, представляешь, Кот вернулся! — Тотошка продолжал стоять между мной и Сашей, и это нервировало, но новость радовала. Особенно после выступления на отборе: нам пришлось басиста мягко попросить уйти — он просто не тянул программу. И нас, скорее всего, из-за этого в финал и не возьмут.

— Да ты что? А почему не отвечал на звонки?

— Да кто его знает, не признался.

Ударник, заметил, как я отхожу в сторону и протягиваю руку Саше.

— Ой, вы вместе? Сори, ребятки, — друг откашлялся и протянул Грозе ладонь. И по выражению его лица «ой, мама, он мне руку сейчас сломает», я поняла, что Саша очень недоволен происходящим. — Анатолий, — сипло выдохнул Тотошка и поправил съехавшую набекрень шапку, а потом незаметно тряхнул ладонью за спиной.

— Саша, — сухо бросил Гроза.

— О, нашу электрягу подали, Си, — Тотоша перевел взгляд на табло. — Поехали?

— Займи место, я сейчас подойду.

Друг смотался, потому что взгляд Саши едва ли не прожигал в нем дыру.

— Гроза! Эй! Есть кто дома? — я пощелкала пальцами перед глазами пианиста, привлекая к себе внимание.

— Настя, скажи, что… — Саша сделал шаг вперед, навис надо мной темной тучей и притянул к себе.

— Ты у меня один… такой.

— Ну, бли-и-и-н, — он запрокинул голову и завыл, как койот. — Так! Я еду с тобой.

— Нет, — проговорила строго и провела рукой по колкой щетине. Пальцы щекотало, и приятное тепло растекалось по всему телу. — Назад тяжело добраться будет, нет электричек в такое время.

— Маршрутки?

— В девять уходит последняя из поселка.

— Такси?

— Саша, перестань! Я завтра приеду в Академию, все будет хорошо, — всмотрелась в его грозовые глаза, наполненные темнотой ночи. — Ты должен доверять мне. У меня есть друзья, группа, увлечения. Не станешь же ты меня круглосуточно охранять? Не станешь же ты каждому прохожему бить морду за то, что посмел приблизился ко мне? Это почти как закрывать в подвале.

— А я хочу! Вот закрою и никому не позволю смотреть на тебя, вдыхать запах, трогать… На-а-стя, можно я поеду с тобой?

— А потом? Куда я тебя дену? Выброшу на улицу? Домой не смогу пустить, отец меня прибьет.

— На такси уеду, — Саша умолял, а я не отступала. Он тоже устал, явно что-то с ребрами, корсет, шрам…

— Нет, тебе нужен отдых, — коснулась его губ губами. Он рычал и не раскрывался, словно боялся закричать, если только откроет рот. Я немного подалась назад, но держалась за его пояс. — А хочешь, буду звонить тебе? Писать в телеграм? Соцсети?

Он на все мотал головой и жмурился. Я понимала, что нельзя привязывать мужчину к себе так сильно в первый день. Он должен дать мне немного свободы, а я должна научиться его отпускать.

Так вся жизнь: мы сходимся-расходимся, встречаемся-разлучаемся. Как стрелка часов, что спешит вперед, но удаляется от двенадцати ноль-ноль. Отдаляется, но всегда стремиться щелкнуть по серединке и отсчитать новый день.

— Малинка, но завтра после уроков ты вся моя, — прошептал Саша, скользя горячим дыханием по виску.

— Завтра у меня оркестр, — захихикала я.

— Твою ж…

— А после я вся твоя, — добавила веселее.

— Да, а что за группа у тебя?

— Eccentric, мы уже больше года вместе.

— А что играете? — Саша зацепил пальцем локон моих волос и притянул их к губам. — Какой-нибудь поп-джаз?

— Обязательно скину тебе треки из дома, — засмеялась я, представляя, как он будет удивлен. — Если тебе интересно, конечно.

— С удовольствием послушаю. Погоди, — он отпустил прядь и обнял меня крепче, — я еще не решил, отпускаю тебя или нет.

— Что ты, как ребенок? Я второй год сама добираюсь, и ничего со мной ни случилось за это время: пару раз ноги оттоптали в набитом вагоне, подумаешь. Тем более, Тотошка со мной будет.

— Вот этот Тото-шка меня и напрягает, — выдавил Саша и коварно-коварно заулыбался.

— Ха, так ты ревнуешь? Он просто друг, верь мне.

— Пытаюсь.

— Если будешь долго пытаться, я начну сильно злиться.

— А когда ты злишься?…

— Я больно кусаюсь.

Саша захлопнул рот, щелкнув зубами, а потом расхохотался.

— Но я буду звонить, — пригрозил он, когда немного успокоился, и вытянул из кармана мобильный. Широкий такой, лопата, одним словом. Я прикусила щеку изнутри и стыдливо достала из рюкзака свой старенький пошарпанный телефончик.

— Ты уверена, что этот аппарат функционирует? — озадачился с улыбкой Саша.

— Он мне дорог, как память.

— Наверное, Тотошка подарил? — выдал с натиском Гроза.

— Как ты догадался? — и улыбочка в ответ.

Он разве что зубами не заскрипел.

— Еду с тобой, уговорила, — припечатал Саша.

— Нет, — отрезала я и усмехнулась. Тряхнула телефоном, угрожая ему сотрясение операционной системы. — Папа на восемнадцать лет принес. Подержанный, но зато я могла связываться с домом в любое время. Да мне вообще все равно какой, главное, чтобы звонил и почитать можно было. Все остальное мне не нужно. Пишешь номер?

— Да, конечно, разноцветная девушка, — покорился Саша. — Я уже знаю, какая ты категоричная, потому спорить не стану. А завтра…

— Будешь притворяться на уроках, что меня не знаешь, — спрятав аппарат назад в сумку, я протянула Саше руку.

— Какая же ты несносная, — буркнул он, — но зато моя.

Саша настоял и провел меня до вагона. Я переживала, что запрыгнет внутрь, но он сдержанно поцеловал меня, провел рукой по щеке, словно хотел запомнить ощущения, а потом отпустил.

— Беги, а то уедет без тебя.

— Я буду ждать твоего звонка, Гроза.

— Твоим голосом моя фамилия звучит как-то дивно.

— Гроза-а-а… — я чмокнула его на прощание в щеку и запрыгнула в вагон.

— До завтра, Малинка, — прочитала я по губам.

И, когда поезд тронулся, а Саша остался на перроне, мне до колик под в мышцах хотелось выпрыгнуть назад и сказать ему о беременности. Но я считала правильным убедиться сначала, а потом огорошить новостью.

В дороге мне стало плохо. Тошнило и клонило в сон. Я вспомнила, что так и не пообедала в Академии, а сейчас было почти девять вечера.