В аптеке Тотошке пришлось меня держать под руку, потому что меня вело и качало. Хотя я еще и шутить пыталась.

А когда я попросила тест на беременность, друг перестал смеяться и выдохнул только на улице.

— От этого мужика? — возмутился он.

— Тотоша-а-а, не начинай, — я устало закатила глаза и едва не уплыла в мир фантазий. Мне только сцен не хватает к всеобщему состоянию катастрофы.

— Настя, он же просто вышвырнет тебя, как только узнает о ребенке. Такие до сорока лет одиночки, а если и женятся то на женщинах не твоего круга. Разве по нему не видно? Дорогие часы, пальто без единой складки, ботинки из дорогущего бутика. Утонченный ловелас хренов!

— Не выражайся! — я треснула его по плечу, но тут же согнулась от тошноты и слабости.

— Наплачешься ты с ним, Си, — Тотоша придержал меня и повел дальше, — вспомнишь еще меня.

— Поздно думать о минеральной водичке, когда уже яд убивает тебя.

— Влюбилась, что ли?

— Иди ты… — все, что получилось выдавить. В горле клокотала ярость, а на языке каталась невыносимая горечь. Она проваливалась по пищеводу в желудок и заставляла меня глубоко набирать колкий зимний воздух ртом.

Мы дошли до ворот, и Тотошка собрался проводить меня до дома, но я его остановила.

— Я сама, — и отпихнула его. — Спасибо, что провел.

— Настя, — совсем помрачнел Тотоша, — а если он откажется от отцовства, сделаешь аборт?

— Совсем придурок? — я не обернулась, едва опустила жесткую ручку ворот.

— А как же группа? — такой глупости от него я не ожидала.

— Уходи, Толь, — проскрипела сквозь зубы. — Просто уйди, или я тебя сейчас побью, несмотря на то, что мой пустой желудок сошел с ума.

Друг попытался еще что-то сказать, а я пресекла рукой.

— Вали сказала! — закричала и спряталась во дворе.

До дома еле добралась. Шла, как пьяная. Темная дорожка встречала меня преградами и хотела бросить в сугроб головой. Смахивая слезы, чтобы отец ничего не заподозрил, я заплыла внутрь и прижалась плечом к стене в коридоре.

— Настя, все в порядке? — папа будто чувствовал на расстоянии, что у меня все хреново, и в первую секунду выглянул из прохода.

— Да, все прекрасно, — я заулыбалась и показала в сторону кухни. — Есть хочу, сейчас даже морковные котлетки будут в радость.

— Раздевайся, — папа смотрел подозрительно, но все же отступил из прихожей и вернулся к печке. В доме сильно пахло жаренным луком, отчего меня совсем скрутило в бараний рог. Я направилась в комнату, а потом мигом помчала в ванную из-за рвотного позыва.

Прохладная вода колола воспаленную кожу, а я удивлялась, как продержалась так долго возле Саши и не выдала себя. Хотя смысл был скрывать? Может, стоило сказать? Нет. Я. Должна. Знать. Наверняка. Никого обманывать не собираюсь.

Так спокойней.

Стащила пальто с плеч и дрожащими руками достала из кармана тест.

Долго сидела на краю ванны и не могла решиться. Здесь и сейчас начинается новая жизнь. Я знала уже ответ, но до конца не могла осознать. Как две полоски могут все изменить? Как могут все сломать? Не могут. Я такая же Настяша-растеряша, мне нравится мой парень-мой учитель, и я готова стать мамой, даже если останусь одна.

Да, все правильно.

Когда я влилась в группу и занялась музыкой всерьез, будущее казалось четким и надежным, а сейчас впереди сплошной белый туман. Но маленький человечек не виноват, что его мама была глупой и неосторожной девочкой и залетела от первого встречного.

Дожидаться, пока проявятся полоски оказалось еще трудней, чем решиться на сам тест. Даже папа начал беспокоиться и стучать в дверь.

— Настя, все хорошо?

— Я уже выхожу, — проговорила, сжала в ладони крошечную палочку со своей тайно и выбралась в коридор. Теплота дома разморила меня, тошнота сводила с ума, а голод забрал все силы. Я поплыла и провалилась в глухую темень так же неожиданно, как и очнулась.

Папа стоял надо мной с ваткой и тыкал ее в нос.

— Настя, зая, ты слышишь?

Я кое-как отмахнулась. Папа на секунду затих, потом взял меня на руки и отнес в комнату.

— Кто отец? — спросил он, присев на край кровати. Его голос поменялся, стал глубоким и низким.

— Что? — я тяжело приподняла голову и непонимающе посмотрела в его глаза. Папа запустил пальцы в волосы и дернул их вниз.

— Настя, рано ведь. У тебя вся жизнь впереди. Как это получилось? Когда?

— Не понимаю, — мир кружился и не хотел возвращать мне нормальное состояние.

Папа протянул руку и показал мне белую ленту теста с поперечными двумя малиновыми полосками. Я всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, расплакалась.

— Ну, перестань, — папа потянул меня к себе. Я обвила руками широкую спину и уткнулась лбом в солнечное сплетение. — Он достойный отец?

Очень, — прошептала сквозь слезы.

— И он еще не знает?

— Скажу ему, завтра скажу, но… — прижалась к теплой родной груди сильнее, словно боясь, что папа бросит меня. — Даже если что-то пойдет не так, я справлюсь, пап.

— Не сомневаюсь, — его голос дрогнул, но в тот миг я поняла, что не одна.

Всю неделю я снова моталась, как белка в колесе. Даже встречи с Сашей проходили вяло, и я в основном засыпала на его плече в кафешке, а потом он отвозил меня домой на машине. Сказал, что взял авто у мамы на время. Я была так вымотана, что даже в дороге все время спала, а потом смущалась и краснела, когда Саша пытался меня разбудить поцелуями.

— Соня, приехали, — Саша все напоминал, что завтра пятница, а я не могла найти случай и признаться во всем. Это нужно сделать поскорей, но я боялась. Не знаю чего, но боялась.

— Так сладко спится, когда ты водишь, — проговорила я и погладила его утонченные пальцы. — Завтра у нас урок по фортепиано. Помнишь?

— Я нашел тебе очень интересную композицию. Надеюсь, эту ты не знаешь.

— Надейся.

Я поластилась к его теплой ладони, поцеловала в линии судьбы, пощекотала язычком пальцы.

— Побегу, а то папа переживать будет, — всмотрелась в темные глаза моего учителя, набрала воздуха побольше и выпалила: — Саша, я беременна.

Он дернулся.

Так сильно, что у меня в груди что-то хрустнуло от испуга. Отвернулся, сжал руки на руле, а потом задал простой, но такой уничтожающий вопрос:

— Ты уверена, что от меня?

Глава 36. Саша

Она просто погасла. Вспыхнула последний раз холодными искрами в голубых глазах и перестала гореть. Хлопнула дверью и ушла, не прощаясь.

Неужели я наступаю на те же грабли? Настя пытается меня привязать таким глупым способом? Она мне и так нравится, зачем спекулировать на столь важных вещах? Или думает, что я поверю, что с первого раза, вот так чудесным образом, у нас получилось залететь? С Ириной год не получалось, а здесь с первого раза?

С ума сойти!

Я вдавил педаль газа в пол и уехал домой. Я даже не помнил, как добрался, не соображал, как попал в квартиру. Психовал и метался, не мог успокоиться. Избил ногами край шкафа, до того, что одна из половинок выпустила острую доску и расцарапала колено. Хотел разбить стену кулаками, но остановился.

А если я ошибаюсь, и Малинка не врет? Если я сейчас разрушаю наше хрупкое счастье?

Открыл ноут и долго думал, что написать. Рвал волосы и кусал губы. Ходил по комнате туда-сюда, протирая ковер, а потом все-таки напечатал:

«Давай поговорим?»

Но сообщение не отправилось. Внизу выплыла красная табличка: «Этот пользователь заблокировал вам возможность отправлять сообщения».

— Что? Твою ж мать!

Меня крутило и мучило. Я провалился в прошлое и вспоминал предательство жены. Это хуже ржавого ножа в грудь, это настоящий пресс, что падает на голову и растирает тебя в порошок.

Полгода мы жили более-менее спокойно, хотя периодически Ира устраивала мне вынос мозга истериками и ревностью к каждой юбке. Меня выводило это, да и вскоре влюбленность в статную и модную девушку превратилась в жуткую рутину. Когда сучка устроила мне очередной скандал, я потребовал развод и собрался уйти, но она выдала, что беременна.

Не скажу, что был счастлив, но тогда я пересмотрел свою жизнь, решил, что смогу перетерпеть капризную и эгоистичную жену ради ребенка, но через три месяца меня стали посещать первые подозрения. Иру не тошнило, она не поправлялась, не менялась внешне, только капризничала, как и раньше. Я сбрасывал это на то, что не у всех женщин беременность проходит одинаково, кому-то везет, и все эти «сложности» особенного положения остаются мифом. И все это время мы не предохранялись, ведь, логично же, не было смысла.

На двенадцатой неделе она встала на учет, даже принесла мне фото УЗИ с размытым изображением эмбриона. А на пятом месяце я узнал правду.

Ира была щепетильна в обмане, даже месячные скрывала изысканно-правильно, что я бы никогда не стал проверять или уличать ее во лжи, но маленькая капля крови на крышке унитаза все-таки не ускользнула от моих глаз. Я тогда испугался, что у жены кровотечение, повез ее среди ночи в больницу. Она кричала, упиралась и не хотела ехать. Я банально запихал ее в машину, а потом откровенно тащил по коридору.

И у двери к врачу скорой помощи эта тварь прошипела мне в лицо:

— Я хотела семью, Са-ша! А ты бесплоден и пуст! Подавись своим ребенком! Не было его и не будет! Хочешь развод? Да пожалуйста!

Год… Год не получалось, а тут раз, и в дамки! Не верю.

Голова гудела, мысли путались, я орал в пустоту комнаты всю ночь и не мог успокоиться. А если Настя сказала правду, и я идиот? Если, если, если…

Как тогда, когда я не узнал ее и пропорол хрупкую душу своей тупостью. А ведь она уже тогда могла знать, что носит ребенка. И плакала тогда много, и слабость, и эта сонливость.