Саша вытирал меня пушистым полотенцем и целовал губы до новых желанных спазмов в животе, закутал в халат, что был слишком на меня велик, но понес не в спальню, а в кухню. Усадил на мягкий уголок и только тогда сказал:

— Нужно тебя накормить.

— Смотри, а то захрюкаю над чашкой, — я поднесла к губам край широкого воротника и втянула терпкий мужской парфюм, чуть смешанный с кипарисовой ноткой, острой гвоздикой и пряной лавандой.

— Хочу на это посмотреть, — тепло отозвался Саша.

Я наблюдала, как перекатываются мышцы его ног. Он набросил только боксеры и, не стесняясь, ходил передо мной по кухне. Включал чайник, рылся в холодильнике, а я плевала на стеснение и, когда он приближался слишком опасно, касалась его там, где могла достать.

— Хулиганка, — усмехнулся Саша и отсек кусочек сыра длинным ножом. На рабочем столе что-то щелкнуло, а в кухне запахло поджаренным хлебом. — Любишь тосты?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Я не привередлива в еде. Ем, что дают. Морковные котлеты только не люблю и чай с лимоном не пью.


— Буду знать, — Саша протянул мне готовый тост с ветчиной, присыпанный тонкими полосками сыра.

Пока я думала, как красиво откусить и не опозориться, потому что я вечно измазываюсь, вечно у меня все падает, закипел чайник и отвлек Сашу на несколько секунд.

Было так вкусно, что я зажмурилась от удовольствия.

А когда прожевала и открыла глаза, заметила, что мой волшебный случай смотрит и держит чашки с дымящейся жидкостью на весу. Застыл, будто на него взглянула Медуза Горгона.

— Что-то не так? — я нервно сглотнула и смущенно опустила глаза.

— Настя, все хорошо. Ты чудо.

— А, ну, да — Чудакова же… — я отбросила стеснение и впилась в бутерброд, как голодная кошка. — Што-то аппетситс у меня жвершкий, — проворчала с набитым ртом.

Саша засмеялся и, поцеловав меня в щеку, сел рядом.

— Ты чай пей, не ешь в сухомятку.

— Какой жаботливый муж мнё попалсё, — пережевывая, сказала я и захихикала, когда Саша готов был взорваться хохотом. Пнула его легонько локтем в бок, но тут же опомнилась и погладила ударенное место. Сейчас хорошо было видно ушибленные места, что уже почти зажили, но цвет кожи не до конца выровнялся, все еще оттенялся легкой зеленоватой желтизной.

— Не бери в голову, — попросил Саша, накрывая мою ладонь своей.

— Что случилось, Саш? Почему ты не признаешься?

— Не хочу тебя тревожить, — он подвинул ближе чашку, напоминая, что нужно пить.

— А я хочу знать, — уперлась я.

— Как-нибудь потом. Давай, не сегодня?

— Вот же слоник! — я провела пальчиком по его носу и коснулась ласковых губ. — Тебе завтра на сколько?

— На десять, — Саша поцеловал мои пальцы. — А тебе?

— Кажется, на одиннадцать, но я могу поехать с тобой чуть раньше и немного позаниматься в свободном классе.

— Тогда допивай, нужно ложится, уже далеко за полночь. Я хочу, чтобы ты выспалась.

— Я же говорю, заботливый. Муж.

Он кивнул и тревожно сглотнул.

— Жена?

— Жена.

Глава 48. Саша

Я понимал, что наше «муж-жена» — это пока образно, никакой речи об официальных отношениях не может быть. Рано. Очень рано. И Настя боится меня, словно прячется в панцирь от малейшего шороха и движения, и я не готов — все еще жду подвох от Вселенной.

Заснул я очень поздно, обнимал Настю не только руками, но и мысленно, так хотелось спрятать от любых невзгод. Долгие часы вслушивался в мерное дыхание, плавился от легких прикосновений тонких пальцев к груди. Сердце рвалось Малинке навстречу, а я запрещал ему, придерживал, не хотел торопиться. Не впускал любовь, потому что считал, что так не бывает. Так быстро не. Бывает.

Настино «кажется, я тебя люблю» звенело в ушах нонаккордом, перебирало струны моей души и ударяло по хрупкому грифу твердым медиатором. Жестко и больно.

Я, кажется, тоже ее уже люблю. Непривычно чувствовать в себе наполненность, потому что привык к гнетущей тишине, а теперь все мысли и каждая клеточка были переполнены Настей. Но мне так боялся это признать, что просто гнал от себя эти мысли подальше. Ведь болел же Ириной, слепо верил каждому ее слову, а потом…

Это было вчера, я должен это понять, но меня непроизвольно крутило и мучило, будто под ребрами не сердце, а камень, что пошел трещинами, стал истекать кровью, но все еще оставался неживым и твердым.

Тело ломало от положения «боюсь разбудить Настю». Почувствовав свободу движений, я повернулся на спину и раскинул руки и ноги, только потом открыл резко глаза и понял, что сплю один.

В широкое окно светило зимнее солнце, слепя глаза. С кухни доносились непривычно-ванильные запахи и постукивания посуды.

Я не сразу сообразил, кто это может готовить. Почему-то мама пришла на ум. Или сестра, которой никак здесь не может быть, потому что ее большая семья без нее точно не просыпается.

А потом я услышал голос. Легкий, как морской бриз, и широкий, как луговой простор. И теплый, по-настоящему согревающий мою холодную душу.

Я выбрался из одеяла и, как вор, прокрался к кухне на носочках, стараясь не скрипнуть половицей в коридоре.

Настя пританцовывала у плиты, покачивая аппетитными ягодицами и крепкими бедрами в обтягивающих светлых шортиках, и что-то переворачивала на скворчащей сковородке. Пушистые волосы были подняты наверх в смешной пучок, а молочную кожу оттеняла белоснежная майка, которую я вчера с нее стаскивал. Малинка пела тихо-тихо, и от ее чистых нот хотелось взлетать:

— Ночь пройдет, настанет утро ясное,

Верю, счастье нас с тобой ждёт.

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,

Солнце взойдет,

Солнце взойдет.

Я подошел ближе и сгреб девушку ручищами. Она вскрикнула и отдернулась.

— Извини, не удержался, — прошептал, закусывая угол ее плеча.

— Испугал! — взвизгнула Настя и несильно стукнула меня затылком.

— Ты говорила не умеешь готовить, — я показал на золотые оладьи на блюде.

— Да разве это еда! — засмеялась Малинка и подмигнула мне, повернув немного голову.

— Вкусная обманщица, — приласкав ее грудь через ткань, распустил волосы и процарапал растопыренными пальцами по коже головы.

Настя тихо заворчала и уронила деревянную лопатку на стол.

— Кофе у меня сбежал, так что ты с ним сам управляйся.

— А зачем на печке заваривала? Кофемашина есть, — я повернул ее немного к себе и показал на подоконник.

— Ай, можно подумать, я знаю, как включать.

— Я научу, — ладонь все еще оставалась на ее груди, и в линию жизни упирались упругие соски. Другой рукой сгреб пушистые локоны и приложил к губам. Как же она пахнет.

— А у тебя есть варенье или джем? — поглаживая мою руку на груди, спросила Настя. — Сгущенка еще подойдет. В холодильнике бемоль завелся, кроме пачки кефира и яиц я ничего не нашла.

— Мы ему устроим и диез, и полную аранжировку содержимого. После учебы пойдешь со мной в супермаркет?

Малинка довольно подмигнула и поцеловала меня в небритую щеку. — Какие колючки у нас завелись, м-м-м… Да, у меня сегодня оркестр.

— Вот же. Я начинаю к Лешке ревновать. Тогда пойду на оркестр тоже.

Помяв еще немного ее упругую грудь, я все-таки довел Настю до окна и показал, как включать кофемашину. Девушка, правда, упорно смотрела не на нее, а на мой профиль.

— Ты меня там смущать будешь, — наконец, сказала Настя.

— Я в уголочке посижу. Клянусь всеми музыкальными знаками альтерации вести себя прилично!

— Ты думаешь, что это возможно после твоих шальных прикосновений? Я вообще боюсь теперь на твои занятия ходить.

— Это еще почему? — я просунул руку под плотный трикотаж шорт и коснулся ладонью горячей точки.

— Са-а-ашшша-а-а… — выгнулась Малинка.

— Двадцать семь лет Саша, — снова укусив ее плечо, запутал нос в волосах и стал шалить рукой активней, пока моя девочка не вытащила из груди сладкий стон, а за ним высокий крик. Я сам чуть не взорвался новогодней хлопушкой, упираясь в ее упругую попку.

— Я же теперь ходить не смогу, — прошептала Настя, откинувшись на мое плечо и немного съехав вниз.

— Ты успеешь отдохнуть, — выпуская руку из плотной резинки, я рассмотрел мелкий рисунок на ткани шорт. Ягодки: клубника, ежевика и малина. — Малинка, — я обрисовал каждую и поцеловал Настю в ухо: — Не хочешь со мной в душ?

— Я уже была, — севшим голосом ответила Настя и, присев на уголок, откинулась на стену.

— Я быстро, — отпускать ее руку и вообще оставлять ее одну было некомфортно. Хотелось быть рядом, но я тресну, если продолжу пялиться на ее шортики.


Сладко ныло в груди от присутствия Насти в доме. Непривычно, но сладко. Не думал, что женщина сможет гармонично вписаться в мое медвежье логово, давно пропитанное одиночеством и тишиной.

А Настя смогла. Смогла все изменить.

И сделала это так быстро и незаметно, что я теперь с ужасом думаю, что мог или могу ее потерять.

Глава 49. Настя

Уроки тянулись невероятно долго. Я с трудом понимала, как вообще пережила без Саши полтора месяца. Теперь каждая секунда казалась вечностью.

Горовая попросила меня снова помочь с концертом, на этот раз к 8 марта. Пока я возвращалась на урок, думая, что можно спеть на женский праздник, несколько раз споткнулась на ровном месте и чуть не разбила нос о дверь в хореографический класс. Девчонки, увидев мой конфуз, захихикали, а я покривлялась. Пусть ехидничают над кем-то другим, я им не дежурный клоун. Якина фыркнула и с коварной улыбкой отвернулась.

Сегодня я взяла-таки трико, как и обещала классухе. Хорошо, что срок маленький и совсем не видно живота, а то мне сейчас только лишних вопросов не хватает.