Тем, чего мне не хватало, тем, чего я лишился после развода — ощущения и понимания, что музыка нужна, как воздух.

В супермаркете Чудакова веселилась и выбирала непривычные для меня продукты. Например, авокадо и маслины. Первое не представляю, как готовить, а второе — вкус не нравился. Или вот: ежевичный джем, кукурузные палочки с топленным молоком и армянский тонкий лаваш. Я такое никогда не ем, но разве мог отказать невесте?

Невесте! О Боже, что я творю? А если снова промахнулся? Вдруг это просто слепота, как в прошлый раз, и Настя окажется в быту капризной и неумелой хозяйкой? А разве мне не плевать? Кажется, даже если она свалит на меня готовку, уборку и уход за ребенком, я все равно буду от нее без ума.

Но, вопреки моим плохим мыслям и предчувствиям, Настя замерла в разделе детской одежды и с мягкой улыбкой провела пальчиками по пинеткам, распашонкам и нежно стукнула ноготком по цветному мобилю. Игрушки зашевелились и зазвенели.

— Можем купить, если хочешь, — я подошел ближе и обнял Малинку со спины.

Она замотала головой.

— Не нужно. Рано еще, — длинно выдохнула и, снова смеясь, помчала в соседний ряд. Я за ней.

Мы еще полчаса бродили по магазину, пока наша тележка не наполнилась до отказа. Я сам уже еле ноги волочил, потому не удивился, когда Настя уснула в машине, едва мы тронулись.

Не хотелось ее будить, я уже просчитывал действия, когда припарковался около дома: занести домой девушку, а потом вернуться за покупками, но Настя приподняла голову и приоткрыла сонный глаз.

— Уже приехали? Я снова уснула…

— Ты просто устала, день был долгим.

— И насыщенным, — протянула она и ласково коснулась моих пальцев на руле. — Саша…

— Сейчас, погоди минутку, — я выбрался на улицу и обошел машину. Что-то тревожно стучало в груди, сам не понимал почему, но и прогнать ощущение темного предчувствия не получалось.

Не позволил ей идти, взял на руки, потому что Настя на ровном месте с полным запасом сил спотыкается, а тут еле веки открывает от усталости. Девушка заплела руки вокруг моей шеи и полураскрытыми губами скользнула по ключице. Нежное прикосновение пробиралось под кожу и оставляло рубцы на сердце: все новые и новые, будто Малинка вживлялась в меня намертво.

Когда я стаскивал с хрупких плеч пальто, стягивал берет с пышных сладко-пахнущих волос, бросал на полку перчатки и шарф, Настя хихикала и щекотала меня под рубашкой.

— Малинка, мне еще за продуктами вернуться, не раздевай меня.

— Я уже скучаю, — Настя крепко вцепилась в мои руки и позволила довести себя до кровати. А когда ложилась на подушку, зацепилась пальцами за воротник и тихо прошептала: — Саша, я согласна.

Я моргнул, отодвинулся, погладил ее по щеке большим пальцем. Синий взгляд спрятался за сонными веками, а я переспросил:

— С чем согласна?

Но она уже спала, тихо посапывая, даже руки, расслабившись, упали вдоль тела.

Пока заносил вещи и запирал дверь, ломал себе голову, не поспешил ли я с предложением? Это «согласна» был ответ на него, или Настя что-то другое имела в виду?

В раздумьях не сразу услышал мобильный, что разрывался в кармане пальто. Вернулся в коридор, прикрыл дверь в кухню и нажал «принять».

— Сын, привет, — ласково начала мама. — Как ты, мой хороший?

— Все в порядке, — присел на мягкий табурет, потер переносицу, смахивая неуверенность и сомнения, и выдал: — Мам, я женюсь.

Долгая пауза, после которой я услышал вполне предсказуемые слова:

— И кто она? Ты уверен в своем решении?

— Да.

— В Ирине ты тоже был уверен, а потом резко переболел, — напомнила мама.

— Ирина — это совсем другое. Да и Егор не против сделать ее снова твоей невесткой.

— Саш, не злись, я ведь беспокоюсь за тебя. Ты не говорил, что с кем-то встречаешься.

— Ты знаешь, что я не люблю, когда лезут в мою личную жизнь и сказал тебе тогда, когда оказался готов.

— Сынуль, поступай, как сердце подсказывает, — смягчилась мама. — А когда планируете?

— Нужно поскорее, — признался я. От матери нет смысла скрывать.

— Почему?

— Настя беременна.

Она снова замолчала, а я чуть не раздавил телефон в руке. Не проходило ощущение неправильности, не отпускало гнилое предчувствие, чтоб его.

— Уверен, что от тебя?

И меня пронзило такой болью, что я откинулся назад и стукнулся затылком о стену. А ведь я спросил у Насти тоже самое в тот вечер. Так же больно и ей было. Идиот…

— Саша? Ты тут?

— Да, это мой ребенок, и больше никогда не поднимай эту тему, — отвечал жестко, мама выдавила «конечно», а я себя в который раз почувствовал плохим сыном.


— Ладно, просто хочу, чтобы ты был счастлив. Кстати, ты подумал, что с папиным бизнесом делать?

— Нет еще, — процедил сквозь зубы.

Еще одна головная боль, что тянется уже два года. Папины студии звукозаписи были закрыты из-за судовых разбирательств и, конечно, же почти прогорели, накопили долги, аренду и много других сложных моментов. Я не хотел заниматься музыкой после развода, вообще не связывал себя с ней. Преподавать пошел только потому, что ничего другого не умел. А после смерти отца встал вопрос о передаче наследства и управления. Сестра не могла взяться, у нее трое детей, не до этого, муж у нее занят своим ремонтным бизнесом и в музыке не разбирается. А брат, Егор, любитель рассекать на мотоцикле и ловить мошкару в глаза и проветривать пустую голову холодным ветром. В общем, он не нагулялся еще, и бизнес ему сто лет сдался, как и мне, в прочем.

— Так когда с невестой познакомишь? — спросила мама с нажимом.

— На выходных приедем. Только, пожалуйста, без лишних гостей.

— Саш, я так не могу. Егор — тоже мой сын. Я не закрою перед его носом дверь, потому, что он теперь с твоей бывшей.

— Я понимаю. Ну, хотя бы не говори брату, что мы приедем. Вдруг не пересечемся?

Глава 53. Настя

В пятницу Саша поехал со мной на репетицию Eccentric. Я решила, что пора ребят хоть немного подготовить к тому, что я могу выпасть из их жизни. Не потому что не хочу петь, а потому что стану мамой. Но я не была уверена, что смогу сегодня сказать, но жениха-то показать могу? Это ведь не преступление?

С утра жутко тошнило, на уроках продержалась на соленой воде, а по дороге на базу совсем стало плохо: пришлось тормознуть на обочине и долго приходить в себя.

— Малинка, чем я могу помочь? — Саша придерживал меня за локоть, пока я сдерживала рвотный позыв и дышала, как старушка, что поднялась на девятый этаж. Как же это выматывает, забирает силы, путает мысли.

— Сейчас, — я набрала побольше холодного воздуха в грудь и откинулась на крепкое плечо. — Укачалась немного.

Он не ответил. Просто поцеловал в висок и крепче потянул к себе.

— Может, домой? В другой раз с группой познакомишь.

— Нет, мы поедем. Я и так уже третью неделю не появлялась. Только давай зайдем в кафе: есть хочется.

— Тебя же мутило только что? — Саша мягко усмехнулся и переплел наши пальцы.

— Это из-за того, что я голодная.

— Ты что не обедала? Я же дал тебе деньги.

Я закусила губу и соврала:

— Я их потеряла.

— Малинка, вот сейчас буду тебя кусать. Ты же не одна есть хочешь, за маленького подумать нужно было. Что, далеко к моему кабинету идти?

— Прости, но тогда мне не хотелось, — я пожала плечом и легонько ударилась затылком о Сашину ключицу.

«Вкусный домик» уютно согревали настенные лампы, увивали искусственные зеленые лианы и дополняли деревянные, из грубых срубов, столы и стулья.

На раздаче Гроза поставил передо мной поднос и предложил сделать заказ.

— Борща хочу, — хихикнула я. — И чесночную булочку.

На лице моего пианиста застыло откровенное удивление, оно перетекло в коварную и довольную улыбку.

— А я думал, что мы копченого кабанчика закажем.

— Не-е-е, борща, — я постучала указательным пальцем по губам и поискала блюдо в меню. — Нет! Вот, — ткнула в список, — солянку, да-а-а.

— С оливками? — скривился недоверчиво мой жених. — С лимоном? Никогда не понимал, как это едят.

— Не хочешь, закажи себе что-то другое, — я наиграно надула губы.

— Э, нет, — Саша жестами заказал две тарелки и добавил вслух: — И две булочки с чесноком.

Я прыснула от смеха.

— Я пошутила на их счет.

Саша лишь весело отмахнулся.

— Вот теперь будешь есть и думать, как мы вдвоем ароматно будем пахнуть на репетиции.

— Сжалься, — я сложила руки в молитвенном жесте и едва сдержала улыбку.

— Ладно, провокаторша, — он невесомо щелкнул меня по носу и добавил кассиру: — Булочки с собой, а к солянке — сметану и белый хлеб.

Пока мы ели, я рассматривала увитые венами руки Саши, любовалась его утонченными манерами и легкой улыбкой в уголках губ.

Всю неделю мы так уставали в Академии, что едва успевали поговорить. Просто сумасшедшие дни, когда даже выдохнуть не получалось. Ленты, индивидуальные, оркестр, собрания у Саши, потом съезд учителей в среду, когда я не дождалась жениха и уснула в холодной кровати одна, а проснулась — Саша уже уехал на занятия — ему нужно было на раннее утро. Все это не позволяло нам сблизиться, побыть вдвоем, просто расслабиться, отдохнуть. Вчера, в единственный более менее свободный день у меня, у Грозы до упора было забито индивидуальными. Мне после оркестра пришлось его ждать, но я не тратила время зря: сочиняла стихи, присев на лавку в центральном холле, выливала на бумагу мысли и тревоги — мне так легче становилось, да и время тянулось не так долго.

Якина внезапно отстала, но я чувствовала, что нет-нет и поглядывает злобно в мой затылок в надежде прожечь там дыру. И я знала, что она не выдержит долго и все равно кольнет.