— Это не так, Настя, умоляю, остановись.

— Не хочу тебя видеть… — прошипела незнакомым и далеким голосом Чудакова. — Можешь не считать ребенка своим, Гроза, потому что он мой!

Я потянулся обнять ее, успокоить, объяснить, что это просто недоразумение, какая-то путаница, но Настя шарахнулась от меня, как от прокаженного, и побежала через дорогу. Прыгнула в трамвай, и время на этом моменте заклинило.

Глава 67. Саша

Я просто перестал жить. Дышал, двигался, что-то делал, но не жил. Доказывать, бежать за Малинкой и умолять меня простить не собирался, потому что знал, что прав. Выяснять, как Ирина вывернула это, тоже не было желания, хотя я на каком-то остаточном шоке все-таки отправил сообщение Генри и Давиду и попросил помочь разобраться. Старые и верные друзья, готовые в любой момент прийти на помощь. Хотя я не верил, что Настя, даже если докопаюсь до правды, сможет меня понять и довериться. Все эти недомолвки порождают сомнения…

Да, я, признаю, были у меня страхи, что Настя носит не моего ребенка. Совсем чуть-чуть, но этого хватило для конца. Она чуткая, катастрофически категоричная девочка, пусть я и не говорил и не озвучивал свои переживания, но ее способность видеть мои эмоции сыграла с нами злую шутку.

А я ведь согласен был даже на это — воспитывать не своего ребенка. Готов был жить во лжи лишь бы только с ней.

Последние аккорды сыграны, инструменты спрятаны в чехлы, но в сердце все еще звучит музыка. Вечная, пронзительная, только для двоих.

Наверное, это все. Тот край, когда дальше бессмысленно идти. Я стоял в пустой квартире, что хранила ее запах, берегла вещи, даже творческий беспорядок на столе казался правильным и нужным. Я не шевелился и не знал, что… Делать. Дальше.

Не разуваясь, сел к инструменту, отбросил пленку и опустил пальцы на клавиши.

И дальше все было, как во сне. Секунды, дни, недели. Я просто провалился в черную бездну и не открывал дверь, не отвечал на звонки. Выходил из квартиры, только чтобы купить еще пару бутылок коньяка. Я пытался утопить боль, что разрывала изнутри, выжигала и мучила.

Не проверял соцсети, не звонил Насте. Не видел смысла. Если она не попыталась меня выслушать, увидела в моих глазах недоверие и отказалась, одним словом поставив точку, то зачем мне бороться? Зачем заставлять любить?

Хотелось не просто утопить боль, хотелось захлебнуться в ней и просто перестать существовать.

На комоде стояла не распакованная коробка. Мы привезли ее еще неделю назад, но Настя так и не добралась ее разложить. Я коснулся шероховатой бумаги и приоткрыл. Внутри лежали разноцветные нитки разной толщины. И вязанные вещи для малыша: пинетки, шапочки, свитера.

Я просто держал все это в руках и орал. Никогда не чувствовал себя большим ничтожеством, которое не может постоять за свое. Не может защитить то, что дорого.

Я зарос, глаза помутнели, волосы отросли и лезли в глаза. Я их бесконечно терзал пальцами, рвал и беззвучно кричал в пустоту. Не мог спать на нашей постели, потому что она пропиталась Настиным ароматом, а меня от этого еще сильнее погружало во тьму. Напивался до чертиков, сбивал пальцы на клавиатуре, обещал же — буду теперь играть, пока не посинею, и утром находил себя на коврике в углу комнаты, как брошенного пса.

На улице теплело, близились семестровые, но я просто забил: пусть увольняют, пусть гонят… Мне все равно.

— Саша, что ты творишь? — крепкая рука придержала дверь, а мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать по голосу Лёшку.

— Не видно? — ответил я и небрежно отбросил в сторону туфли.

Друг зашел следом и присвистнул.

— Да, прилично тебя накрыло, но ты о Насте подумал?

— Пришел нотации читать? — я вяло отмахнулся. — Можешь валить!

— Тебе снова в рожу дать, чтобы мозг вправить?

— Ну, дай, — я оскалился, сорвал пробку и нахлебался горячего напитка прямо с горла.

— Так, прекращай, — Лёша вырвал бутылку. — Идем, развеемся. Заодно и поговорим.

— О чем, Лёш? О том, какой я придурок бессовестный? Бросил двух баб с детьми?

— Нет, просто подумаем, что с этим делать дальше.

Лёша махнул головой в сторону двери.

— Здесь просто такой шнек, что я скорее задохнусь, чем смогу с тобой говорить.

Я стоял, нахохлившись, и смотрел на друга, а потом тихо спросил:

— Как она? Ты видел ее?

Лешка слабо кивнул и поджал губы.

— Делает вид, что живет дальше, но она еле держится, Саш. Это же Настя. Она с температурой на оркестр приезжала.

— И «Вечную любовь» писала с температурой, — добавил я обреченно и спрятал лицо в ладонях. — Я не знаю, что делать.

— Однозначно что-то нужно, и это не вот это все, — он обвел взглядом квартиру. — Это путь вниз, ты понимаешь? Сколько я тебя прикрывать должен? Работу хочешь потерять? А ребенка кто содержать будет?

— Зануда. Деньги есть, продам папин бизнес, он мне все равно, как кость в горле.

— А ну быстро в ванную! Приведи себя в порядок, а потом что-то придумаем.

Я покачал головой. Мне казалось, что все бессмысленно, но Лёшка прав, сейчас нужно переключиться на ребенка. Даже если мы не будем с Настей, я должен дать ему все, что смогу. Наверное, это правильная мотивация, ради этого стоит еще немного поволочить свое существование.

Глава 68. Саша

В кафе было малолюдно. Мы спрятались от ненужных глаз в самом углу и заказали ужин и крепкий кофе.

Но не успели толком сесть, как в наше личное пространство вклинилось крупное тело. Я сначала не узнал его, в глазах песок стоял от многодневного перепоя, а потом, рассмотрев лицо бывшего друга, перекосился от желания его тупо послать.

— Ой, Санё-ё-ёк, как плохо выглядишь! — Эд протянул руку мне и Лёше. — Зазноба бросила, что ле-е-е?

— Не твое дело, — отсек я и с удовольствием вонзил зубы в отбивную. Я будто вечность не ел, разве что не урчал от удовольствия, когда пережевывал. Заодно отвлекался от мыслей нахамить Эду.

— Почему же не мое? — он нагло подсел к нашему столу и откинулся, как барон, на спинку кресла. — Чудакова — жаркая девица, подкачу еще разок.

Из моих пальцев выпала вилка, я не понял, как дотянулся до Эда и встряхнул его за грудки.

— Что ты, сука, сказал?!

— Саша, тише-тише, — попытался тормознуть Лёша, но я оттолкнул его руку.

— Ты тронул Настю? Говори, мразь! Ты посмел свой стручок к ней приблизить?

Эд растянул довольную улыбку.

— О, да, еще как тронул. Два месяца не давала, пришлось на цветы-мороженое раскошелиться, а я не такой багач-кукарач, как ты. Я же у нее первый был. А ты что не зна-а-ал?

— Ах ты тварь!

Он улетел в проход от моего хука, а я не мог остановиться: отбросил стул и рухнул сверху на жалобно скулящее тело. Если бы не Лёша, я бы наверное убил, но друг оттащил в сторону и плеснул мне в лицо воды.

— Саня! Тормози!

— Мало мы тебе надавали с Котом, — фыркнул Эд. — Нужно было добить.

— Так это ты был, скотина? — я потащил его на себя.

— А ты думал, что я забыл, как ты прокинул нас с концертом? — ударник плевался слюной и бешено округлял глаза. — Надо было тебе все пальцы переломать, чтобы не повадно было больше играть! Трус и хлюпик!

Я больше не говорил, просто начинял наглую рожу короткими и хлесткими ударами. Он пнул меня ногой по колену, а когда я чуть наклонился, зарядил несколько толчков в живот.

На волне агрессии я попал в острый подбородок, отчего в пальцах что-то хрустнуло, и, показалось, что кожа сейчас воспламенится.

Эд долго корчился на полу и отхаркивался кровью, потом отполз к соседнему столу и, поджав хвост, быстро удалился, а я скрипел зубами и матерился на все кафе.

Прибежала охрана, нас с Лёшей попытались выгнать, но я вывалил им несколько крупных купюр и попросил съебаться и принести нам напиток покрепче.

— Саша, не надо, — мягко сказал друг. — В руки себя возьми. Выпивка не поможет.

— Вот почему Настя закрылась! — прокричал я и хлопнул по столу кулаком. — А я не понял, идиот, даже на секунду не предположил, что она была его жертвой, — уронив голову, я вцепился в волосы на затылке и до ярких звезд перед глазами дернул вниз. Грохнул себя по лбу столешницей, пытаясь выбить дурь и гнев, но не помогало: мне хотелось разрушить все вокруг.

— Это было в прошлом. Хватит, Сань, иди дальше, — Лёша сильно сжал мое плечо. — Тебе нужно с ней объясниться.

— Ирина прятала ребенка от меня. Настя никогда не поверит, что я просто о нем не знал, — сказал подавлено и отбросил голову назад, отчего под веками снова засверкали искры. — Лёш, все зря. Я выгляжу в ее глазах тираном, что выгнал беременную жену на улицу. Настя думает, что я сделаю с ней тоже самое.

— Докажи обратное.

— Ка-а-ак?

— Первое: прекрати бухать и прятаться от проблем. Это не поможет. Она ведь ходит на занятия, старается, поет. В глазах у нее необъятная печаль, но она смеется и улыбается, потому что живет ради ребенка. А ты сдаешься, Гроза. Она не сдается, а ты слабак.

— Да… слизняк. Трус и хлюпик.

— Так наращивай шкуру, Сань, хватит прятаться в уголок. Ты не меньше отвечаешь за ребенка, чем она, так что ноги в руки — и дуй мириться.

— Она меня не примет.

— А ты сделай возможное и невозможное. Не нужно давить, но и не отворачивайся. Насте нужна твоя помощь. Они с отцом довольно бедно живут, и ездить в городском транспорте с недомоганием из-за твоей халатности и безответственности не сахар, знаешь ли.

— Я куплю ей квартиру, — сказал я и только потом осознал, какое принял решение.

— Дурак ты, Гроза, — выдохнул друг, — но хоть так, — Лёша встал, похлопал меня по плечу и добавил: — Прости, нужно идти, своих проблем по горло. Надеюсь, не придется завтра приезжать, чтобы вытаскивать тебя на сдачу семестровой?