Диана Билык - Чудачка для пианиста

— Ничего не обещаю.

— В нос дам, — он пригрозил мне пальцем.

— Лучше сразу вилкой в глаз, чтобы был повод не появляться в Академии еще полгодика.

— Тебе разбитого кулака хватит, чтобы почувствовать себя бедной овечкой, — он показал на стол.

Я раскрыл разбитые о мерзкую челюсть Эда пальцы и понял, что не чувствую руки.

— Да плевать.

— Ну, счастливо. Завтра у Насти сдача в десять утра, — бросил Лёша последнее и удалился.

Бороться за счастье оказывается так сложно. Цепляться за тонкую нить связи, чтобы вплестись снова в любимые руки, взгляды, слова. Я не могу без нее, не могу. Люблю безумно. И никогда не смогу любить сильнее. Она навсегда. Она моя, в конце концов.

Моя, но не со мной.

Лёша прав, если Настя меня оттолкнет, я все равно нужен нашему ребенку, придется сталкиваться с девушкой, даже смотреть, как она встретит другого, выйдет замуж, представлять, как они занимаются любовью. И знать, что сам упустил свой шанс.

Жить дальше.

Су-ще-ство-вать.

Я достал из кармана мобильный и нашел нужный номер.

Да, я должен хотя бы попытаться.

— Алло, — послышался знакомый голос.

— Генри, я хочу продать папин бизнес. Мне он не нужен.

— Саш, завтра приеду к тебе, все обсудим. Я кое-что нарыл о твоей бывшей. Дождись меня.

Март катился к завершению со скоростью света. Мельком, с легким ароматом влажной земли, набухшими почками и цветущими тюльпанами. Жизнь распускалась, набирала красок, а мне хотелось серости и тишины.

Но я оплакивала свою никчемную жизнь только дома, а на людях ловко притворялась. Перевелась к другому врачу, в нашем поселке, и папу попросила никогда не спрашивать, что случилось с Грозой. Он попытался возразить, предлагал даже поговорить с Сашей, но я напомнила ему, что все еще жду раскрытия тайны моей мамы и Оксаны, с которой они так ярко перестреливались взглядами. Папа и отстал.

Наверное, его тайна важней моих отношений с Грозой.

К аранжировке я готовилась несмотря на то, что «Вечная любовь» стояла горькой полынной занозой поперек горла. Эти три недели Саша на уроках не появлялся, его заменяла Алевтина Георгиевна. Чем он занимался мне было неинтересно, я просто пыталась его забыть. Знала, что все равно не смогу запретить ему встречаться с ребенком, потому готовилась играть «счастливую женщину» и для него тоже.

Хотя в глубине израненной души завелись тараканы, что искусали меня сомнениями…

Партию клавишных в ансамбле я попросила сыграть старшекурсника, которого Лёша посоветовал. Да, дирижер ни разу не спросил, что у нас с Сашей произошло, и я подозревала, что он и так все знает.

Я буду жить ради малыша. Справлюсь, даже если по ночам придется волком выть в подушку. На следующий год возьму академ, а через пару лет вернусь к учебе. Папа поддержит, не бросит меня. Все получится.

Вчера была последняя репетиция с группой «Eccentric», я призналась ребятам, что ухожу. Кот странно взглянул на меня, поставил бас и, уходя, сказал:

— Два сапога пара.

А я внезапно вспомнила, что именно его видела на Новый год в синей куртке.

— Это был ты-ы-ы, — выдавила и вцепилась в плащевку.

— Что? — он округлил глаза и попытался сбросить мою руку.

— Это ты Сашу побил.

Кот дернулся и сильно оттолкнул меня, отчего я пролетела назад и рухнула возле колонки. Благо везде ковры, и я почти не ударилась, только ладонь рассекла о торчащую струну на колке гитары.

— Ты ничего не докажешь, — обозлился Кот.

— А мне это и не нужно. Достаточно, что я знаю, кто ты на самом деле.

— Знаешь? Вот и молодец. Медальку возьми с полочки, девочка-припевочка.

Тотошка с Вадимом затихли, испуганно переглядываясь.

— И кто был второй? Говори! Это был Эд?

— Догадливая. Хороших вам выступлений, лузеры! — он сложил бас в кофр и быстро скрылся за дверью, а я прижимала раненную руку к животу и не чувствовала боли. Только кровь нагревала футболку, растекаясь алым пятном на животе.

— Настя, ты в порядке? — подскочил Тотоша, нашел салфетки, бинты и помог перемотать ладонь. — Мы тебя не бросим, слышишь? Ребенок не помеха творчеству.

— Я тоже так думаю, — подсел ближе Вадим. — Можно писать темы, готовить программу. Команду соберем новую.

— Ребят, не получится. Мне придется работать, чтобы прокормить себя и малютку. Я осталась одна, — не справившись с эмоциями, я спрятала голову у Тотошки на плече. — Простите меня, не хотела вас обнадеживать.

— Тучи расступятся, вот увидишь. После грозы всегда возвращается солнце, — выдал философию ударник, а я задрожала и заныла:

— После моей Грозы остались одни руины…

Задумавшись о вчерашней репетиции, я не заметила, как трамвайная остановка плавно превратилась в высокую дверь Академии.

Кто-то толкнул в плечо.

— Свали с дороги, — тонкий голосок уткнулся в затылок.

Якина. Да иди, кто тебе мешает? Я посторонилась, но она не отстала, взяла меня за локоть и больно дернула на себя.

— Что? Закончилось твое счастье, шлюшка?

Я сдержалась от острого словца и отступила, я не хочу скандалов, пусть меня просто не трогают, и врезалась в кого-то ногой. Сухая женская рука чиркнула меня по щеке и схватила Светку за плечо.

— Желала спотыкаться? А ну, сама теперь попробуй, — и пальцы, раскрывшись, отпустили ее.

Я оглянулась. Невысокая бабушка со светлыми волосами, подмигнув, заулыбалась мне светло, даже на душе потеплело.

Якина прыснула «припадочные!» и поплелась в Академию. Я обернулась, хотела сказать «спасибо», но бабушки уже не было. Как она успела уйти так быстро? Здесь расстояние до ближайшего угла ого-го! Не каждый студент доскачет за секунду.

Но легкая слабость и время заставили меня подняться на крыльцо и оставить мысли о случайной помощнице. В холле, почесывая ударенную задницу, восседала Якина.

Не желай другим, не проверен будешь.

И я поняла…

Самое важное предложение я профукала, спотыкалась бесконечно, осталось только не сдать экзамен.

Сдача аранжировки началась вовремя. Меня по программе поставили в финале, а я так надеялась спеть и побыстрее отсюда уехать. Находиться в Академии и бояться столкнуться с Сашей было невыносимо, но он не появится, я знала. Сегодня экзамен принимала Алевтина вместе со Львом Александровичем.

Я сидела в гримерке и боролась со сном. Последние недели совсем худо было с отдыхом, да и я почти ничего не ела — просто не лезло. Запихивалась только ради ребенка.

— Настя, мы следующие, — Женя опустил ладонь на мое плечо, отчего я дернулась. Перед глазами прыгали солнечные зайчики. — Ты как?

— Норм, я готова. Ребята где?

— Уже там.

Когда нас объявили, я еле переставляла ноги. Слабость накатила такая, что пришлось похлопать себя по щекам и брызнуть на щеки воды из бутылки.

Пока мы готовились, я присматривалась к зрителям в зале и невольно вспоминала вечер романсов, когда Гроза появился в толпе и, застыв, признавался мне безмолвно в любви. Но куда делась эта любовь? Почему он даже не попытался бороться, объясниться? Не догнал и не остановил меня, не дал пощечину, в конце концов, за мою нелепость и категоричность.

Любовь растворилась в моем «нет».

Коротенькое вступление, где мы с Женей обыграли влюбленную пару. Встали друг напротив друга, глаза в глаза, провели ладонями сверху вниз, словно лаская друг друга прикосновениями. Затем расступились-расстались и каждый занял место у микрофона.

Я начала петь первой, но музыканты неожиданно затихли. Меня качнуло, по телу пошла горячая волна тревоги. Я распахнула веки и увидела Грозу.

Он шел ко мне через зал, пригвоздив к месту суровым взглядом.

Остановился у края сцены, замер на секунду, что показалась мне вечностью, позволяя рассмотреть его чистое, но исхудавшее лицо. Белоснежная рубашка, расстегнутые пуговицы, что приоткрывали сильную грудную клетку, черные джинсы, что оглаживали широкие берда и делали его ноги еще длинней. Пианист смотрел на меня изучающе, уголок чуткого рта немного дрогнул, но улыбку не выпустил. Взгляды разорвались, будто нитка, что нас связывала лопнула, и я чуть не рухнула с парапета от головокружения.

Саша завернул к роялю и коротким движением руки согнал нашего клавишника. Я не посмела перечить и готова была идти до конца.

Музыканты заиграли заново. Зал раскололся активными хлопками, свистом и криком «браво!», а мне было невесело. Все это забирало очень много сил, и я боялась, что моя слабость дошла до края.

На первом куплете где-то в горле стучало сердце. От этого голос сильно бархатился и хрипел. Я старалась переходить на субтон, чтобы сгладить острые углы и не спеть романс драйвом.

Женя — потрясающий вокалист. Он чувствовал, где нужно петь мягко, а где нужно поджать драйвом. Как он рок поет! М… У него есть будущее, только бы никто не вмешивался, а то наши учителя любят «ломать» самородков. А еще с ним было просто, до легкой дрожи в коленях и сладкого ощущения чистого резонанса наших голосов.

Давно я не ощущала такого единения в дуэте, но это была не любовь, а сложное и непонятое чувство гармонии.

Звук разлетался, путался в зрительном зале, заставлял людей приоткрывать рты от восторга и приносить нам обратную сильную энергию. Это почти можно увидеть, как алые ленточки, что разлетаются во все стороны, можно почувствовать, как воздух, что наполняет легкие жаром или холодом. Просто стоит впустить в себя Музыку и позволить стать частью тебя.

В адреналиновом кураже получилось безупречно сыграть «придуманные» чувства с Женей, но под конец песни ноги стало вести сильней — Саша все видит, и его присутствие пронзало меня огненными пиками и продирало грудь, намереваясь вырвать сердце. Вцепившись беспомощно в стойку здоровой рукой, (вторую я старалась держать за спиной или прятать между складками платья) запела двухголосие из последних сил: