Диана Билык - Чудачка для пианиста

— Тем более. А концерт в субботу ты все-таки пропусти, пусть горло восстановится.

Я поджала губы и опустила взгляд в пол.

— Не выбрасывайте меня, пожалуйста. Я буду в форме, — только бы голос не дрожал, только бы не дрожал…

— Настя, эти рабочие концерты не стоят твоего здоровья, — Алексей встал рядом.

— Стоят, — я решительно подняла голову и посмотрела в его лицо так уверенно, что дирижер растянулся в улыбке.

— Упертая.

— Вся в бабулю, — скромно повела плечом и увела взгляд в угол.

Алексей долго молчал, шуршал пакетами на столе, стучал чашками, а потом замер около стула. Остроносые туфли уставились в мою сторону.

Я приподняла голову, ожидая отказа. Мол, какой оркестр, когда ты еле на ногах стоишь, хрипишь, как старушка. Слабакам не место на сцене.

— Тогда в пятницу ждем тебя, — коротко, быстро и строго. Алексей потянулся к вешалке и сдернул с крючка пальто. — Поехали домой.

— Спасибо… Лёша.

Елка попалась пышная и густая. Занимала теперь пустой угол, где обычно пряталось кресло отца. Я долго любуюсь, как она расцвела от игрушек и гирлянд, как восстала в доме, гордо подперев потолок, и в отражении стеклянных шаров отражались десятки моих фигур, изогнутых до неузнаваемости. Девчонки с бабушкой оторвались в дизайне лесной красавицы: здесь бы позавидовал даже Диор, а я просто наслаждался тихим предпраздничным вечером.

Уставшие после творческой работы племяшки завалились на диван и сосредоточено уставились в планшет. С кухни несло жареными запахами и долетали голоса: мягкий мамин, высокий Елены — моей старшей сестры, и истеричный визг ее младшего спиногрыза — Олежика, в честь папы назвали.

Жаль только, что отец уже не с нами.

Вспомнив, что не попаду, скорее всего, на концерт к Алексею, решил перезвонить ему завтра и извиниться. Надеюсь, что ничего особенного я не пропущу. На субботний концерт я тоже не попал, занят был сдачами четвертого курса. После бурного завершения учебного полугодия домашний уют и покой — самое то, что мне нужно, и переться через весь город на праздник совсем не было желания.

Улыбнулся мимо воли. Я-таки поставил Чудаковой одиннадцать несмотря на то, что она так и не появилась на последнем занятии. Горовая слезно просила войти в положение студентки, мол, Настя очень старается, но не может на этой неделе попасть ко мне — свалилась в простудой. Ладно. Поверю. Перед праздниками я добрый, пусть учится, но с нового года спрошу с нее. Будет она у меня писать аранжировки еще круче, чем пишет сейчас. Собираюсь ее не просто погонять по учебной программе, но и копнуть намного глубже, чтобы пищала, но не смела пропускать мои уроки. Я ведь проверил ее работу на плагиат и ничего не нашел даже близко похожего. И, кажется, уже на память выучил вычурные аккордовые последовательности на грани невообразимых и шокирующих сочетаний, но таких вкусных, что я не мог это просто так замять. Она же вокалистка? Вокалистка. Так пусть теперь эту сложную песню сама и поет. Устрою я ей весеннюю сдачу третьего семестра на полную катушку.

Дверь распахнулась, и в гостиную шумно ввалился Сергей, обвешанный пакетами, — муж сестры, а за ним, растягивая широкую белозубую улыбку, шел мой младший брат — Егор — за руку с…

Я на секунду застыл оловянным солдатиком, потому что не поверил своим глазам.

Ирина. Бывшая. Та, что выдрала душу и растоптала ее, как будто я сорняк.

Не здороваясь с родственниками, я ушел на второй этаж и уткнулся лбом в окно коридора. Что? Она? Здесь? Забыла?!

Пальцы трясло, будто я контуженный. Из-за этой твари я и провалил большой концерт. Тогда так же тряслись руки, я ни один пассаж не мог вырулить. Сбивался и начинал заново, как школьник. Я слышал смех в зале, а потом вой, почти лающий, хриплый. Из-за шума и дыры в груди после развода я просто не смог играть. Встал, поклонился и дал себе слово никогда больше не садиться за инструмент.

Время шло, я смирился с пригретым местом учителя по аранжировке и радовался, что меня не трогают и не заставляют играть. Везло. Но вот в этом году на директора что-то нашло и он внезапно вспомнил, что я еще и пианист.

Но бывшая… Неужели за пять лет я так и не очистился от нее?

Под ребрами глухо колотилось сердце, и появилось стойкое желание сбежать отсюда.

Мама обидится…

Но я не могу, не могу быть в одном доме с этой…

— Саш, — мерзкий голос прокатился по полу и сел на плечо. — Привет.

Слетая с ее рта, мое имя звучало, как проклятие. Хотелось уши закрыть. Не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, какое у нее светлое лицо, а в глазах наивность и искренность. Да только там и грамма всего этого нет. Лгунья она. Подлая. Сучка.

Скрипнув зубами, нацепил маску безразличия и повернулся.

— Ты что переволновался? Раскраснелся, бедный, — она хлопнула невинно ресницами и пригладила ладошкой короткую стрижку, поправила массивную серьгу в ухе. Имидж сменила, но ей эти выстриженные виски придавали еще большей стервозности, а тяжелые украшения некрасиво оттягивали мочки.

Она округлилась, подтянулась. Зрительно даже объем груди стал больше. Неужто подкачала? Вишневое платье в облипку, казалось, разойдется по швам от легкого движения, а худые, как спички, ноги в светлых тонких колготах, постукивали по паркету лаковыми туфлями на высоком каблуке.

— А ты как здесь оказалась? — холодно спросил я и постарался не принять защитную позу. Не хочу, чтобы эта тварь играла на моих чувствах и думала, что меня ее появление волнует.

— Так я теперь с твоим братиком, — усмехнулась косо, — встречаюсь. Или ты против?

— Мне посрать, — не смог сдержаться, отчего стало кисло во рту. Придется извиниться перед мамой и уйти, она поймет. Обойдя бывшую женушку, я направился к лестнице, но эта сучка вцепилась в мой локоть и резко потянула на себя.

— Саш, я… так жалею, что обманула тебя.

— Убери свои клешни, — получилось очень грозно, потому что девица не просто отлепила от меня руки, но и попятилась. В болотистых глазах, что я когда-то безумно любил вспыхнули искры страха.

Я не дал ей больше говорить, просто развернулся и ушел. Облегченно выдохнул, услышав, что вся семья громко разговаривает на кухне. Значит, легче будет уйти.

Но в холле меня встретила взволнованная мама. Она заламывала руки и мяла передник.

— Сынок, ну, перестань… Всякое случается, так совпало. Это просто случайность. Егорка ведь не виноват, что она ему тоже встретилась. Да и пять лет уже прошло, разве ты не забыл ее?

Мама попыталась меня обнять, но я отстранился и набросил пальто. Хлопнул перчатками по ладони и прочесал челку пятерней.

— Забыл, — ответил максимально спокойно, — но за стол с ней не сяду. Хорошего праздника вам. Я заеду завтра, мам. Не переживай за меня. Друг звал на вечеринку, вот туда и поеду.

— Ты точно в порядке? — мама виновато улыбнулась, словно это она меня смешала с грязью много лет назад.

— Будь уверена. Люблю тебя. Передай Ленусику и Олежику от меня подарки, — наклонившись, поцеловал ее в щеку. От нее пахло сгущенкой и домашним компотом. — А племяшек заставь под елкой искать свои призы, пусть попу от планшета оторвут.

— Да они молодцы сегодня, вон какую красавицу нарядили! — мама поцеловала меня и поправила воротник. — Снова шарф не надел? Я же тебе купила, почему не носишь?

— Да неудобно мне с ним, будто змея на шее завернулась. Все, я убежал, а то друзья напьются без меня.

— Жаль, что все так…

— Ничего. Ты только не волнуйся. Так будет лучше, правда, — пожал легко ее плечо и вышел за дверь.

— Все понимаю, — бросила вслед мама и послала мне коронный воздушный поцелуй. — Но завтра я жду.

Я выдохнул у ворот. Да, так будет лучше. И не придется перед Лёшкой извиняться.

До четверга я не смогла поднять головы от подушки. Будто выжатая тряпочка, корчилась в постели от слабости, не в силах вытолкать тяжелое тело за пределы комнаты. Даже походы в ванную и туалет стали немыслимым преодолением силы притяжения.

Горовая отнеслась с пониманием к моему состоянию. Это показалось мне странно-нереальным, я даже посмотрела на экран телефона, чтобы убедиться, что звонит классуха, и я не сплю.

— Настя, ты молодец, — сказала она с улыбкой в голосе. — Не знаю, что ты там ТАКОГО сделала, но Гроза поставил семестровую одиннадцать. Я попросила его войти в твое положение, но с меня взяли обещание, что ты не будешь пропускать занятия. Ты же не будешь больше?

— Обещаю ходить на все его уроки, даже если буду лежать трупом! Спасибо! Спасибо! — я запрыгала от радости по комнате, но тут же рухнула на кровать. Голова кружилась, как после карусели, и немного мутило от таблеток.

— Трупов нам на уроках не надо, — долетел до моего воспаленного и возбужденного мозга голос Милы Васильевны, — а вот ходить постарайся. Учитель ведь хороший, много почерпнешь полезного, — классная сделала небольшую паузу, а потом поинтересовалась: — Во сколько в субботу концерт?

— Я не знаю. Мне еще нужно завтра попасть на оркестр. Можно я все-таки пропущу последнюю ленту аранжировки? Я просто не выдержу, если приеду так рано. Пожалуйста, пожалуйста…

— Ох, Настя, чудо ты, — выдохнула женщина, — но талантливое чудо. Давай уже, отсыпайся и лечись. А на концерт я приду, так что не подкачай.

— Спасибо вам еще раз, — я хлопнула глазами, стараясь не дать волю слезам. Что-то лопнуло в груди от ее слов, и по телу побежало сладкое тепло.

— Это моя работа, — глухо ответила классная и отключилась.

Но чувствовалось, что Чудакова для нее не просто работа. И, наконец, я поняла, почему мы так долго не могли найти общий язык. Да потому что я воспринимала ее совсем не классным руководителем.