— Эй... Ты чего это удумал, окаянный? — спросила меня милая бабуля в туманной дымке. — Да ты же весь горишь! — закудахтала баба Люба, тормоша меня.

Пришлось разомкнуть слипающиеся веки. В ванную завалился Димка и, оправдываясь, что телефоны все побросали дома, потому как на колядках они без надобности, помог подняться. По распоряжению главного злодея этого дома — Сергея — отвели меня в комнату, на кровать. И оба куда-то снова ушли, оставив меня под строгим надзором бабы Любы.

— Непутёвый ты, Алешка! Кто же на дело с простудой идёт? — ворчала на меня бабушка.

Так приятно, заботится. Хоть кто-то. Только не та, что хотелось бы.

— Раздевайся, милок, и под одеяло. Я настойку принесу, не вздумай сбежать! Я тут рядом живу, мигом обернусь! Пока Светка не пришла!

Возражать и сопротивляться сил у меня не было, и вообще я уже с минуты на минуту ожидал появления тощей с косой и в плаще с капюшоном. До того мне стало плохо. Вот ведь угораздило, только утром огурцом был, а сейчас чувствую себя бессильным и потрепанным. Забрался под толстенное одеяло, и все равно колотило от озноба. И Иришки нет рядом для согревательных процедур, что за невезуха? Бабушка вернулась в считанные минуты, по моим ощущениям, шустрая, но меня уже опять утаскивало в царство снов.

— Поди без шапки модничаешь? И ботинки у тебя, шо тока по ковровым дорожкам гулять! И заместо добротной куртки тонкий пинжак! — опять услышал ворчания старушки сквозь сон.

Отвечать не стал, на ее по сути справедливые замечания. Только не пиджак, конечно, а вполне качественное пальто, но действительно — не шибко теплое. Неожиданно тонкие сухие пальцы старушки потащили мое веко вверх, и в глаз ударил яркий свет диодного фонаря. Кажется, я ослеп на один глаз, в довесок к остальным моим проблемам.

Почувствовав, что от меня убегает одеяло, пытался ухватить его, но бабуля оказалась проворнее.

— Грудину дай натру, охламон! — отчитала меня баба Люба и шлепнула мне на грудь что-то сильно пахнущее травами и спиртом. — Потом выпей вот это, — кивнула она на стакан, — сварю тебе бульон куриный, если не успеешь тут похлебать, то по пути в сизо поешь, понял?

— Да за что в сизо-то? — пытался я разжалобить еще больше сердобольную старушку.

— За то, что набедокурил тут, посуду побил, имущество, опять же, стянуть намеревался!

— А почему ваше имущество у соседа? — стало мне любопытно.

— А тебе кака печаль? — вредничала старушка, но все же посудачить любит, потому продолжила. — Баня моя сгорела, вот и взамен на то, что за скотиной смотрю, разрешил мне Серега тут пока париться. А я со своим склерозом и забыла тут все. Пришла забрать, а тут ты, окаянный!

— А зачем вы меня в травах маринуете? На вертеле жарить? — уточнил я, заподозрив неладное.

— В печи запеку, а то картоха пропадат! Извести нужно. Так от тебя жена к Сереге ушла, ты потому тут буянил?

— Это не я! Тут так и было, когда я пришёл! Я собаку вернул, между прочим, его. Наверное, его, — вдруг меня озарило, что пёс-то может и не с этого двора.

— Мелкого, шоль? Дык что ево возвращать? Он тут в каждом доме свой. Привыкли уж, что как Сережа на буровой, так Мелкий общий пес. Везде подъедается, отожрался, боров. Жену-то любишь? — неожиданно перескочила опять старуха, сплетни, видимо, интереснее.

— Еще как! Пуще прежнего!

— А прежде что? Недолюбливал? И дома набедокурил сегодня?

Я собирался с силами и мыслями, придумывая, как бы половчее ей объяснить, что я набедокурил, конечно, но гораздо раньше и не здесь и именно поэтому теперь я тут, но в это время раздался женский голос в дверях:

— Баб Люб! Опять ты свои народные гадости притащила! Дай посмотрю, что там за смертельно больной.

— Это вы своими тибиотиками люд травите! А у нас все натуральное! Долго что-то они за тобой, Свет, ходили, я уж вылечила его почти!

— Не сомневаюсь, — усмехнулась девушка, — как там? «Спробуй заячий помет, он ядреный, он проймет»?

Баба Люба, собрав все свои чудо-средства, уступила место девушке, судя по всему, медработнику местному. Склонившись ко мне своим выдающимся бюстом, девушка меня принялась осматривать и ощупывать, а я залип на ее груди. Без всякой мысли, просто не каждый день такое увидишь прямо перед носом. По всем правилам моей везучести, раздался голосок Иришки — ненаглядной, — и сама она возникла как во сне в дверях в одежде с чужого мужского плеча.

— А что здесь происходит? — удивленно распахнув свои прекрасные глаза, спросила Ирина.

А на что, блин, это похоже? Хотелось мне спросить. На эротический массаж с ароматической мазью из трав? Ну вообще да. Малость похоже. Раз Светка пытается удалить с моей груди знахарские примочки, салфеткой.

— Иришка! Я за тобой! — изо всех сил прохрипел я, заволновавшись, что не поверит, что я ее ищу в чужой постели, практически голый.

Просто адский ад какой то! Ну когда уже будет белая полоса у этой зебры?

— Так это он? — удивленно вскинула брови врачиха, и то, что Иришка кивнула, удивило и меня. — Держи градусник, померяй температуру, я сейчас вернусь.

Ира осторожно присела ко мне на кровать, строго настрого запретив распускать лапы, и сунула мне термометр. В соседней комнате раздавались веселые песни и смех, что тут происходит вообще? Как бы моя не удрала опять на это пати деревенское. Или чего хуже — в соседнее село. На дискотеку со своей фонотекой.

— Ириш, я, наверное, умру, — жалобно проскулил я, впрочем, на деле тащился от ее прохладных ладошек, ощупывающих мой лоб и щеки.

— Ты же знаешь, что умирающие люди не лгут? Так вот. Я тебе клянусь, ничего у меня не было ни с Катей, ни с какой другой женщиной. Я тебя люблю, Ириш!

Иришка молчала, но понять, верит или нет, я никак не мог, она просто грустно меня разглядывала, и я решился задать ей вопрос, который был важнее всего для меня в этот момент:

— А ты? Ириш, ты еще любишь? Только помни, умирающим нельзя лгать! — сразу пояснил ей, чтобы не вздумала лукавить.

Ира вроде хотела что-то ответить, но тут запищал термометр, подождать не мог, окаянный! Ох, елы-палы, понабрался уже от бабы Любы!

— Тридцать восемь и три, Леш. От такой температуры не умирают, — улыбнулась Иринка, ну хоть что-то!

Глава № 37

Вот именно поэтому я всегда его ругала за небрежное отношение к здоровью. Мне и одного раза хватило по горло, когда он простыл прошлой зимой. Умирал дней пять от температуры тридцать семь и один. Симулянт. А тут целых тридцать восемь и три. Это же вообще кошмар. Для окружающих, конечно, в большей степени, но и его мне так жалко, что сердце сжимается только от одного его несчастного вида и тяжело ходящей груди, быстро вздымающейся то ли от температуры, то ли волнуется. А может, все вместе.

Как только Леша услышал, что он не при смерти, тут же сменил тактику ведения боя, решив из пленного и раненого превратиться в нападающего и агрессивного.

— Ириш, а ты почему в одежде этого проходимца? — вдруг сфокусировав на мне свои шоколадные глаза, спросил Леха и начал закипать еще больше, нагреваясь уже не только от температуры.

— Наша одежда осталась в «Голодной кошке», ты не видел нас там? Поговаривают, приват заказал?

— Заказал. Жену на приват! Не знал, что она у меня такая талантливая, хотел лично убедиться! Я туда и не собирался, но оказалось…

Почувствовав снова назревающий скандал, я решила уйти от этих ненужных упреков и разборок и встала, твердо решив сбежать, но Лешка изловчился и схватил меня за руку в последний момент.

— Останься со мной. Не оставляй меня тут одного, Ириш. Черт-те знает в чьей постели, у него же на рогах, — совсем изменив тон, прохрипел Лешка, вот же актер погорелого театра.

— Да ладно, тебе не привыкать ночевать не в нашей постели. Я про командировки пока что. А про Катьку...  я не все знаю, но... наверное, ты не виноват.

— Нашей? — обрадовался Лешка моей оговорке. — Хочу в нашу! Поехали домой, Ириш?

Не успела я подумать, ехать или нет, как вернулась Света с лекарствами и шприцом.

— Заголяйте филейную часть, больной, — распорядилась врач, а у Лешки исчез весь румянец со щек.

Он до потери сознания боится уколов, хоть в филейную, хоть в какую другую часть. Любым способом избегал именно такого способа введения лекарств.

— Мне уже лучше! Не надо уколов! — протестовал Леха, плотнее заворачиваясь в одеяло. — И вообще у меня страховки нет! Вы не имеете права меня без страховки лечить!

— Да? Ну, так бы сразу и сказали! — улыбнулась Света.

Мне совсем не понравилось, что он пялился на ее грудь, когда я пришла, но эти милые шуточки и улыбашечки мне не понравились еще больше. Света, конечно, не слепая и видит, что перед ней завидный экземпляр. И хоть и у нее шуры-муры с Сергеем, но запросто же может переключить внимание на моего Леху!

— Света, я сама ему укол сделаю! — вырвалось у меня исключительно от приступа ревности. Делать уколы я не умею от слова совсем. Даже не пробовала никогда.

— Да! Я только жене доверяю все свои части! — тут же подхватил Лешка, скорее всего подозревая, что ему удастся избежать этой процедуры, да еще и жирно намекнув мне, что весь прям мой с головы до пят.

Света только пожала плечами и, наговорив кучу рекомендаций, из которых я запомнила только «обильное питье», собралась выходить, но в дверях возник Сергей, хмуро нас разглядывая.

— Ты откуда тут взялся, болезный? — спросил Сергей, глядя на Лешку.

— Из лесу, вестимо! — язвительно ответил Лешка, сверля хозяина хаты взглядом, полным ненависти.

— И где же дровишки? На которых ты свой зад сюда доставил?

— На дороге осталась, — нехотя проворчал Лешка, — в сугроб влетел на повороте.

— На развилке у кладбища?