– Рита! Ты сейчас поедешь в город, – приказал он. – На квартиру. Возьми все мои бумаги в столе, собери свои вещи – самое необходимое. Вы должны уехать! Уехать! Ты поняла?

Он смотрел только на жену и даже не подозревал, что за дверью стоит Тася, которая слышит каждое слово.

– Уехать? – Маргарита начала приходить в себя. – Уехать! Да, это очень правильная мысль! Уехать надо!

И, оттолкнув мужа, она понеслась по лестнице вверх – переодеваться.

Говоров рухнул на стул, сокрушенно качая головой.

Эх… трудно винить Маргариту, она всего лишь женщина. Он сам виноват… он один. Маргарита не остановится, бросит, убежит, спасая Костю… и себя… ну, может, и о Лильке позаботится все же…

Он был рад, когда жена и разбуженный ею Костя вышли из дома, не заглянув к нему и не сказав ни слова.

Ну да, они спешили… исполнить его поручение.

Говоров кивнул с горькой усмешкой и подумал, как же это хорошо, что Маргарита умеет водить машину!

* * *

Маргаритой всегда овладевала некоторая оторопь, когда она внезапно возвращалась в городскую квартиру. Какое же это бедняцкое убожество перед Домом с лилиями!.. И ведь никак, ну никак не уговорить Говорова заняться здесь ремонтом. Все дела да дела!

Однако сейчас она не замечала ни скрипучих дверей, ни выгоревших обоев… просто потому, что включена была только одна маленькая лампочка – чтобы не привлекать ничьего внимания. Соседа, правда, нет, на дежурстве вроде, но береженого бог бережет.

Маргарита беспорядочно открывала шкафы. Михаил сказал – возьми мои бумаги. А какие бумаги-то? Неужели все?

– Мама, стол не открывается! – донесся голос Кости.

Какое счастье, что рядом сын, любимый сын. Он так повзрослел… он все без объяснений понял и ринулся с Маргаритой в город. Спасать отца… Да их всех спасать!

Маргарита ринулась к столу, принялась дергать запертый ящик.

– Погоди, – отстранил ее Костя. – Давай я.

В руках у него блеснуло лезвие перочинного ножа. Раз-два… ящик открылся!

– Тебя этому в Суворовском научили? – не то осуждая, не то поощряя, спросила Маргарита, но Костя только подмигнул и посторонился.

Маргарита, невольно улыбаясь, выдвинула ящик и принялась выгребать оттуда какие-то папки, конверты, старые записные книжки…

Из одной выпала фотография, почему-то полуобгоревшая.

Маргарита взглянула с любопытством… Михаил в форме, молодой какой, красивый, веселый… а рядом! А рядом!..

– Костя, собирайся, едем! – крикнула Маргарита, бросаясь к двери.

Она забыла обо всем, обо всем на свете, теперь она думала только об одном: о предательстве мужа… О страшном предательстве! И перед этим оскорблением отступил даже страх перед арестом.

Так что первое, что Маргарита сделала, вернувшись в Дом с лилиями и оставшись с Михаилом наедине, это отвесила ему пощечину. Да с каким же удовольствием!

– Ты же сказал, что она погибла! Погибла! А она у меня здесь, под носом! Бесстыжая!

Михаил не отворачивался от пощечин, которые сыпались одна за одной.

Только вздохнул и сказал, как тогда, в ту ночь после своего возвращения:

– Рита, осади!

За это получил еще…

– Ну, если тебе будет легче, бей, – пробормотал безнадежно. – Виноват, да.

У Маргариты больше не осталось сил ни на злобу, ни на упреки, ни даже на страх. Некрасиво утирая нос и слезы ребром ладони, она выдохнула горестно:

– Да… сколько же в тебе намешано… и хорошего, и гадкого! То ты ангел, то ты… скотина!

Говоров тяжело сел рядом:

– Да как и в каждом человеке, Рита. Как и в тебе.

Больше он ничего не добавил. Поднялся, подтолкнул жену к двери:

– Ну, давайте уже, поезжайте!

Маргарита молча вышла, напоследок швырнув на стол фотографию. Говоров усмехнулся, подобрав ее и пряча в карман: с городской квартиры Маргарита привезла только этот снимок. И если там остались какие-то компрометирующие бумаги, значит…

Значит, они там остались! И сейчас уже поздно что-то делать.

Говоров подошел к окну.

Уже рассвело.

Срочно вызванный Егорыч, все понимающий и молчаливый, погрузил в «Победу» чемоданы, захлопнул дверцу за Маргаритой и Костей. Они ехали на вокзал: сначала в Москву, потом в Ялту. Пока решено было Костю в училище не отправлять: под предлогом резкого ухудшения здоровья. Если с Говоровым случится самое плохое, Косте лучше быть рядом с матерью, ударившейся в бега. Известно, какая участь ожидала детей врагов народа. Детдом, позор… Нет, уж лучше в Ялте пересидеть, не сомневалась Маргарита. Денег у нее было предостаточно…

Егорыч завел мотор.

И вдруг из дому выбежала Лиля – в одном платье, в неуклюжих валенках.

– Мама! Мамочка! Подождите меня! Я с вами хочу!

Да, подумал Говоров, глядя на дочь, бегущую за машиной, Маргарита так и не стала ей матерью. Бросила – и не оглянулась…

Следом вылетела Тася с шубкой в руках:

– Лиля, куда ты, куда?! Простудишься!

Говоров не выдержал, тоже выскочил вон:

– Лиля!

И вдруг автомобиль остановился.

– Мамочка, я с вами хочу!

Маргарита выбралась из машины, кинулась к девочке:

– Доченька!

Говоров споткнулся.

Подбежала Тася с шубкой, укутала девочку.

Но Лиля рвалась, отталкивала ее:

– Пусти! Я с мамой хочу!

Говоров увидел, как Егорыч крепко потер лицо – в полном сокрушении…

Михаил Иванович схватил дочку на руки, почти с мольбой крикнул Маргарите:

– Ну поезжайте уже! – и быстро пошел к дому.

Лиля верещала над ухом:

– Костя! Котька! Мамочка!

– Лилька, мы скоро приедем! – завопил Костя, выглядывая из «Победы».

Из-за этих криков Говоров не услышал, как Маргарита бросила в лицо ошеломленной Тасе:

– Потаскуха!

Тася немо застыла посреди дороги.

– И дочь твоя такой же вырастет! – мстительно добавила Маргарита и снова села в кабину: – Да поехали уже, Егорыч!

Машина тронулась.

Тася побежала в дом.

* * *

Еще вчера решили, что Лиле нужно уехать тоже. Ее забирала к себе в деревню Варвара. В ту самую деревню, где жила ее сестра, мать Сергея.

Если у Варвары и вертелся на языке вопрос, отчего же это родная мать дочку свою с собой не взяла в Москву, то она этот вопрос благоразумно не задавала и все ворковала, ворковала, успокаивая Говорова, которого аж трясло от беспокойства: он страшно боялся, что за ним приедут раньше, чем семья окажется в безопасности. Оттого и поглядывал то и дело в окно.

– Михаил Иванович, да не волнуйтесь, пересидим! – снова и снова повторяла Варвара. – Изба у меня теплая, добротная, харчи раздобудем. Господи, да ненадолго ж прощаемся! Скоро увидимся!

– На тебя надеюсь, Варвара, – кивнул Говоров.

– Да Лильке в деревне еще и понравится! – посулила она. – Ну что, поехали, лягушка-путешественница? Готова?

Тася натягивала Лиле теплые носки, валенки, помогала надеть шубку.

– Я не лягушка-путешественница! – насупившись, сообщила Лиля, которой очень не нравилась вся эта творившаяся вокруг суета. – Я – Карамелька. Меня Сережа так называет.

– Лилька-карамелька, – задумчиво повторил Говоров, снова и снова вслушиваясь – не скрипит ли снег под колесами подъезжающего «воронка»? Хотя они ведь могут остановиться и поодаль, как вчера, когда забирали Шульгина…

– А что такое потаскуха? – вдруг спросила Лиля.

Тася тихо ахнула.

Говоров оторопел.

– Господи, батюшки, да где ж ты такому научилась? – всплеснула руками Варвара. – Неужели в школе?!

Лиля опустила глаза.

Тася поспешно повязывала ей шарф дрожащими руками.

– Ты смотри! – погрозила пальцем Варвара. – Глупости не повторяй!

Хлопнула дверь.

Говоров содрогнулся… и тотчас перевел дыхание.

– Морозец под вечер знатный! – вбежал Сергей в огромных валенках и тулупе. – Здрасте!

– Сережа! – обрадовалась Варвара.

– Привет, Карамелька!

Лиля сначала засмущалась, опустила глаза, дергая завязки коричневой цигейковой шапки, но тотчас радостно кинулась к Сереже, который взял ее за руки и тихо сказал, словно сообщал величайший в мире секрет:

– Я тебе новые санки смастерил. Стоят за дверью и дожидаются хозяйку.

– Ну, хватит разговоры разговаривать! – засуетилась Варвара. – Давай бери чемодан! И пошевеливайся! Пока еще доберемся!

– Что там добираться! – засмеялся Сережа, схватил чемодан и, нагнувшись, подмигнул Лиле: – Ну!

Она привычно вскочила ему на спину, махнула отцу рукой:

– Все, мы поехали!

– Ну ты погляди! – рассмеялась Варвара. – Чисто жених и невеста!

– Что ты сказала? – изумился Говоров.

– Ой, – спохватилась Варвара, – да не слушайте вы меня, Михаил Иванович! – Она схватила корзинку с продуктами, приготовленными на первое время, и побежала вслед за племянником: – До свиданья!

– Да, – рассеянно простился Говоров. – Давай, Варвара…

Повернулся к Тасе, уже набросившей шубку и шаль:

– А что с Лилькой? Засмущалась вдруг…

Тася улыбнулась так, что заиграли ямочки на ее щеках:

– Влюбилась твоя дочуня.

– Вот Евина дочка, – растерялся Говоров. – Девять лет – а туда же! Хотя я где-то читал, что каждая девчонка, едва родившись, уже о любви мечтает. Природа!

Тася опустила глаза.

Говоров спохватился, подал Тасе пачку денег:

– Вот. Это вам на первое время. Возьми. Ну…

Ну хоть сейчас-то он сможет ее поцеловать?!

Как странно, как страшно… весь этот кошмарный, безумный день, устраивая отъезд семьи, беспокоясь о детях, вспоминая Шульгина, не забывая и о своем унылом будущем, он не мог отогнать мысль, что настанет, настанет минута, когда они с Тасей – в самом деле, пусть всего лишь на минуту! – окажутся вдвоем.

Только они двое.

Потянулся к ней, однако Тася отстранилась, поспешно расстегнула платье на груди, сняла крестик:

– Вот. Он дочку сберег и тебя сохранит!