– Давай мы его с тобой спрячем, – предложил Сергей, забираясь в расщелину между древесных стволов и заталкивая листок в дупло. – Купаться пойдем?

– Пойдем! – обрадовалась Лиля.

Она сняла сарафан, оставшись в смешных трусишках с цветочками, Сергей сбросил майку – и оба кинулись в воду. Сергей опередил Лилю и встретил ее снопом брызг. Она сначала завизжала, съежилась, но тотчас тоже принялась бить ладонями по воде и хохотать.

Надя с берега недовольно наблюдала за ними. Что это Сережка в детство впал? Какие у него могут быть секреты с этой малявкой? И что это они там прятали?

Она поднялась и подбежала к дереву. Брезгливо морщась, пошарила в дупле и вытащила оттуда тетрадный листок. Развернула, взглянула – да так и зашлась смехом:

– Девчонки! Посмотрите, что я нашла!

На листке был нарисован человечек, рядом – смешная кукла с косичками, а ниже огромными буквами написано: «СЕРЕЖА! Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ЛИЛЯ».

Листок пошел по рукам. Компания была уже в таком градусе, когда немного нужно, чтобы зайтись от хохота!

Надя снова схватила листок:

– Сережа! Иди сюда! Я тебе что-то покажу!

Мокрый с головы до ног Сергей пробежал мимо Лили и вышел на берег:

– Что там такое?

Взял у Нади листок, бросил на него взгляд и поднял на девушку недобрые глаза:

– А вы зачем это взяли? Я просил вас?

– Ну что тут такого? – развела руками Надя. – Думали, посмеемся!

– Думали? – зло повторил Сергей. – Лошади думали, у них бóшки большие!

– Ой, ну прямо великая беда! – обиделась Надя.

Сергей обернулся и, увидев, что Лиля сердито смотрит на них с Надей, помахал ей письмом и показал большой палец. Он думал, что это успокоит девочку, однако Лиля поняла одно: ее письмо прочитали, поэтому смеялись над ней…

Смеялись на глазах у Сережи!

– Это нечестно! – вскричала она и кинулась в реку, изо всех сил гребя к глубокой заводи.

Сергей бросился за Лилей. Надя заливалась смехом, но остальные ребята уже с тревогой смотрели, как Сергей догнал Лилю и помогает ей выбраться из заводи. Очень скоро силы у нее кончились, так что из воды девочку пришлось нести на руках. Она дрожала и плакала.

– Ну, видите, что вы наделали, – упрекнул Сергей друзей, которые молча стояли на берегу.

Надя поджала губы. Ясно было, что ее планы закадрить Сергея провалились.

И из-за кого?!

– Дурочка, – ласково сказал Сергей, неся Лилю к машине. – Я тебя тоже люблю. Зачем топиться-то? Ах ты, моя маленькая!

* * *

Кузнечики трещали так, что заглушали и шелест листвы, и шум ветра, и легкие Тасины шаги.

Тася вспомнила, как на фронте, бывало, в жаркие летние ночи слушала эти ночные песни вместе с Михаилом. Хотя нет, такого буйства не доводилось услышать никогда – ведь обычно откуда-то неслась канонада, заглушая эти мирные, такие милые звуки. На душу нисходил покой, стоило их услышать! Однако сейчас Тасе было тревожно…

Уже почти год она в этом доме, куда пришла ради того, чтобы быть с дочерью. Да, она счастлива видеть Лилю, наблюдать, как дочка растет… Но какая же это мука – оставаться для нее посторонним человеком! Лиля – добрая, ласковая, но матерью она считает Маргариту, и чем дальше, тем трудней будет ей принять известие, что ее мать – всего лишь прислуга…

Надо уходить отсюда, забрать дочку и уходить, но разве отдаст Михаил Лилю? Разве отпустит Тасю?

Любовь к нему опутала ее, словно сеть, от которой невозможно освободиться. Но что такое его любовь? Тася не хочет горя в его семье, но неужели Михаил не понимает, что ежедневно мучает и жену, которая ненавидит Тасю, и любимую, которую отдает на растерзание жене? Да разве можно так уж сильно винить Маргариту? Унижение, которая она терпит, ревность, обида на мужа – все это может толкнуть и на более жестокие поступки, чем наливать подсолнечное масло в компот, а горчицу – в жаркое! Неизвестно, как вела бы себя Тася, окажись она на месте Маргариты…

Нет, она не потерпела бы другой женщины в жизни своего мужа! Она бросила бы все и ушла!..

Да? Бросила бы все? Ну а почему же ты не бросаешь и не уходишь? Ведь любимый твой – муж другой женщины! Пусть он и говорит, что спит отдельно от жены, но разве будет Тася это проверять? Ночами ревность терзает и ее…

Как все запуталось! Лиля рядом, а жизнь так тяжела, порой просто невыносима!..

А вот и Михаил. Его белая рубашка призрачно мерцает в темноте…

Подошел, обнял за плечи. Поцеловал Тасю в пышные вьющиеся волосы, вздохнул:

– Надо же, сколько цветов Лилька вырастила! Красивые, правда?..

Тася молча кивнула, опасливо поежилась. Шепот его казался слишком громким в ночной тишине.

Ах, что за ночь… Что за ночь, какой томительный, искусительный аромат испускают эти цветы! Днем они так не благоухают так безумно, так страстно…

Лилии пахли настолько сильно, что заглушали даже легкий аромат табака. А между тем наверху, у окна своей комнаты, стояла и курила Маргарита.

Говоров схватил Тасю в объятия, начал целовать – сначала осторожно, потом все более страстно.

– Миша, – выдохнула она, пытаясь высвободиться, – Миша, не надо, пожалуйста, жена твоя вернулась! Не дай бог, Лиля нас увидит!

– Все спят давно уж, – недовольно прошептал Говоров, но тут же покорно вздохнул: – Будь по-твоему. Я к тебе приду.

– Нет, – твердо сказала Тася.

Маргарита прижала руку ко лбу. Ее муж… ее муж молит эту тварь о любви… А она ему отказывает?!

– Ты же говорила, что любишь… – промолвил Михаил Иванович.

– Мы прощались тогда, – ответила Тася. – Я думала, что больше тебя не увижу. Я пожалела тебя. Прости…

– Тася, не ври! – Говоров схватил ее за подбородок, не давая отвернуться. – Не в землю, на меня посмотри!

Он хотел увидеть нежность в ее глазах, но они были полны тоски и упрека.

Это оскорбило Михаила… В чем она его упрекает?! Он сделал все, что мог. Разве Тася не видит, что он жить без нее не может? Разве не чувствует, как он хочет ее? Только ее, только она нужна ему? Что ей еще надо?!

– Я ведь больше просить не буду! – пригрозил Говоров.

– Я знаю, – Тася опустила голову и вырвалась из его рук.

Раскаяние так и ударило его. Раскаяние – и неутоленное желание.

– Тася!..

Говоров побежал за ней.

Маргарита стиснула край подоконника. Больше ничего не слышно…

Она сама не понимала, что сильней унизило ее: мольба Михаила или отказ «потаскухи»…

Она, Маргарита, истомилась по мужу, измучилась от его холодности… а его отталкивает эта тварь!..


Тем временем у разговора Михаила Ивановича и Таси оказался новый нечаянный свидетель.

Шульгин, которого из-за болей в горле постоянно мучила жажда, спустился на кухню попить, однако замер, услышав за окном голос Говорова, до такой степени искаженный страстью и тоской, что в первое мгновение показался незнакомым:

– Тасенька… У нас же с тобой дочь! Мы должны быть вместе, Тася!

– Ну ты же понимаешь, что так не может больше продолжаться, – горячо ответила Тася. – Я прошу тебя: отпусти нас! Пожалуйста! Ты будешь жить со своей семьей, а мы с дочкой вдвоем. Пожалуйста!

– Ни тебя, ни Лильку я никуда не отпущу! – еле сдерживая ярость, низким голосом ответил Михаил.

Шульгин ошеломленно, незряче таращился в стену.

– Не проси! – добавил Говоров.

– Но ты же понимаешь, что мы все будем несчастны, – горько усмехнулась Тася. – И ты, и я, и Маргарита!

Она убежала.

Шульгин зажал рот рукой, глуша кашель. Не дай бог, услышит Миха…

Но Говорову было не до него. Обида и неутоленная плотская жажда лишили его разума. Сейчас он думал только об одном: отомстить Тасе и утолить враз обиду и телесный голод. О да, он прекрасно знал, как это сделать!

Ворвался в спальню жены. Маргарита, прекрасная, как всегда, стояла у зеркала, словно безмолвный призрак.

Говоров, схватив ее, грубо лапал, тискал, теребил золотистые волосы, впивался губами в шею, вымещая на этой нежной шее всю свою обиду, горечь, похоть, не видя, как дрожат губы Маргариты, как наполняются слезами глаза, не сознавая, как мучается она разом и от желания приникнуть к мужу, и отомстить ему за все обиды, которых столько накопилось, столько!..

– Ох, Говоров, сколько страсти, – вдруг прошипела Маргарита. – Ты сейчас кого целуешь? Ее или меня?

Кажется, если бы на него опрокинули ведро с ледяной водой, он не был бы так потрясен.

Отстранился, глядя в полные презрения глаза.

Кто же кому сейчас отомстил?..

Ну что же, получил, что заслужил…


А внизу, в Варвариной комнате, заливалась слезами Тася, уткнувшись в толстые, мягкие колени той, которая раньше была ее неприятельницей, а теперь стала ближайшей подругой. Особенно теперь, после того, как Тася ей все рассказала…

– Так, значит, Лилька, коза наша, твое родное дитя? – ошеломленно прошептала Варвара. – Ой… батюшки, батюшки… бедолажная ты моя Таиска, бедолажная! Это все дом виноват. Точно тебе говорю!

– Господи, Варвара, ну при чем тут дом?! – прорыдала Тася.

– Как при чем? Люди зря баять не будут! Его прокляла первая хозяйка, что здесь сгинула. Ее ведь тут в стенке замуровали, и она по ночам стонет! Слышала?

Тасина голова качнулась на ее коленях.

– Во! – сердито сказала Варвара. – Еще услышишь! А когда лилии расцветают, так она бродит промеж них и танцует! Вся облитая луной! – закончила таинственным шепотом.

– Ну ладно ребенок в это верит, но вы же… – Тася приподнялась, утирая ладонями мокрые слезы. – Ну вы же взрослый человек…

– Ну, хочешь верь, хочешь не верь! – развела руками Варвара. – А только ни одна женщина в этом доме счастлива не была! И не будет!

Тася посмотрела на нее… и снова залилась слезами.


Эта была ночь бессонницы, которая мучила многих.

Среди них оказался и Сергей. Он прокрался в сад, взял в сарайчике лестницу, подставил ее к стене и взобрался по ней к окошку во втором этаже: окошку Лилиной комнаты. Створки были чуть приоткрыты. Сергей просунул между ними конверт и проворно спустился.