– Ух ты! – обрадовалась Варвара, торопливо вытирая руки о передник и хватая серый бумажный квадратик. – Точно! Где мои очки?

Напялила их, разорвала наклейку и прочла вслух:

– «Тетушка зпт приезжаю пятого зпт хочу успеть на именины Карамельки тчк». Молодец! «У меня сюрприз зпт везу… везу невесту…» Чего?!

Они с Тасей обескураженно уставились друг на друга.

– Везу невесту, – повторила Варвара. – Чего?! Совсем сдурел хлопец! Девка по нему сохнет, а он в подарок невесту везет! Бить его некому!

– Тася! – раздался голос Лили.

– Еще не хватало! – испуганно прошептала Варвара, пряча письмо под кофту.

– Тася, Тась! – вбежала Лиля, нарядная, как бабочка. – Шульгин пришел! При параде! При одеколоне! И даже без костыля!

Тася смущенно улыбнулась. Сватовство Шульгина к ней было постоянным предметом добродушных насмешек со стороны Лили. Говоров откровенно обрадовался, когда Дементий съехал на свою квартиру. Маргарита все эти годы не удостаивала Тасю словом, все распоряжения передавая через Варвару.

– Что-то он рано, – сказала Тася. – Ну ладно, подождет, пока я тут управлюсь.

Лиля, хрумкая ломтиком соленого огурчика, который она схватила со стола, покрутилась, придерживая подол нарядного шелкового платья:

– Как я вам? А туфельки?! Мамочка подарила!

Варвара восторженно заохала.

Тася опустила глаза. Она сразу заметила и платье, и туфли. Все это доставалось неведомо где – не в магазинах, конечно, в магазинах такого не бывает! – и к тому же стоило бешеных денег.

– Ну, красавица, – сказала почти грустно, чувствуя, что Лиля ждет похвалы.

– Да! – воскликнула девушка.

Она и правда красивая… И такая взрослая, даром что по-прежнему заплетает волосы в косички. Это воля отца. А дороженные наряды – прихоть матери.

Маргариты…

Жена первого секретаря горкома многое может!

А она – она, Тася! – что сможет дать дочери?..

– Ну просто королевна! – восхищалась Варвара.

Лиля серьезно взглянула на нее:

– Сережка не писал?..

– Не писал! – не моргнув глазом, соврала Варвара. – Уже три месяца ничего не писал, паршивец…

Лиля вздохнула.

– Зачем он тебе нужен?! – спросила Варвара. – Серый гусь белому лебедю не товарищ!

– Нужен! – обиженно воскликнула Лиля. – В СССР, между прочим, все люди равны! – И убежала, стуча каблучками золотистых туфелек.

Тася только вздохнула. Все, да не все!

Варвара в сердцах выдернула из-под кофты телеграмму Сергея и, скомкав, бросила в мусорное ведро.

Только сейчас Тася вспомнила, что приехал Шульгин. Вышла на крыльцо.

Он был здесь – задумчиво смотрел в сад.

Они виделись довольно часто, но сейчас Тася поразилась, насколько красив Дементий, несмотря на годы. И в самом деле – прекрасно одет. Странно – Михаилу очень шла военная форма. А Шульгин необычайно элегантен в штатском!

– Дементий… здравствуй! – тихо окликнула Тася.

Шульгин обернулся с такой радостью, что Тася смутилась. Впрочем, она всегда смущалась при виде этих сияющих любовью глаз.

– Здравствуй… – Шульгин поцеловал ее в щеку. Ничего большего между ними пока не было.

– А чего так рано? – спросила Тася.

– А я на машине! – деловито сообщил он. – Загс работает до пяти, еще успеем подать заявление.

– Как… уже? – Тася оторопела и даже попятилась от него. – Сегодня?

– Ну, чего ты испугалась? – умоляюще смотрел на нее Шульгин. – Ты же сама сказала: в день рождения Лильки. А заявление можно подать заранее.

Тася понимала, что ее ошарашенное молчание обижает Шульгина.

– Прости, – пролепетала сдавленно. – У меня сейчас Лиля на уме… как ей сказать, когда? Да и поймет ли? У нее Маргарита с уст не сходит, а меня она едва замечает.

– Тасенька, – ласково сказал Шульгин, – не изводи себя так! Лилька Михайловна умная, правильно все поймет. Все будет хорошо! Давай – бери паспорт, поехали!

Тася слабо покачала головой.

– Из-за Михи, да? – с горечью спросил Шульгин. – Забыть его не можешь?

– Ну что ты! Прости! – Тася погладила его по щеке, и тотчас он схватил эту руку, покрыл поцелуями. И было в этих жарких поцелуях столько страдания, любви, ревности, что Тася снова и снова бормотала жалобно: – Что ты?..

Преувеличенно громкий кашель заставил их отвернуться друг от друга.

– Ишь, прилепился! – со злобной иронией прокомментировал внезапно подошедший Говоров. – Не оторвать!

– И тебе здрасьте, Говоров, – спокойно ответил Шульгин.

– Ага, – буркнул тот неприветливо.

– Мы с Тасей подаем заявление!

Шульгин сказал это – и струхнул в глубине души. Но взглянул Тасе в глаза и успокоился, увидев ее улыбку.

Да, она из тех людей, которые умрут, но слова не нарушат. Ладно, пусть пока хоть это будет! А любовь… любовь придет! В этом Шульгин не сомневался. Главное – увезти ее из этого дома, который вытягивает из нее радость жизни.

– А не рановато? – насмешливо спросил Говоров. – Может, подождать подольше?

– Да куда уж дольше! – вздохнул Шульгин. – Семь лет любимую женщину жду. Мы же договорились – в день рождения.

Тася кивнула.

– В день рождения? – зло повторил Говоров. – А день рождения только завтра! А до завтра еще дожить надо!

Тася взглянула на него с мольбой.

В это время из окна донеслись громкие звуки какой-то скрежещущей, режущей уши музыки.

– Что там происходит?! – яростно выкрикнул Говоров и промчался между Шульгиным и Тасей. – Сумасшедший дом!

Тася прислонилась к стенке и печально покачала головой.

– Ох, Говоров, Говоров!.. – вздохнул Шульгин.


Михаил Иванович ворвался в гостиную – да так и замер.

Там творилась просто вакханалия… Костя, в узких светлых брюках и белой рубашке навыпуск раскорячился посреди комнаты, непотребно вращая бедрами и диковинно выворачивая колени. Точно так же крутила бедрами и Маргарита. Лилька вообще влезла на стул и тоже выкаблучивала невесть что. И Варвара, эта дура старая, туда же: трясла своими телесами под совершенно безумные звуки, которые неслись из проигрывателя.

– Это что? – пробормотал Говоров, бешеными глазами озирая одуревшее семейство.

Нет, положительно весь мир спятил!

– Пап, присоединяйся! – радостно завопил Костя. – Давай, учись, учиться надо! Оп-па!

Он потащил Говорова в комнату, но тот вырвался и, деревянным шагом промаршировав к проигрывателю, выключил его. Схватил пластинку… нет, это был какой-то черный тонкий диск…

– Это что такое? – рявкнул Говоров, потрясая им.

– Это музыка на костях, – хохотнул сын.

– На костях?! – в ярости повторил Говоров.

– Бать, бать, спокойно…

Костя взял у него диск и показал против окна:

– Видишь ребра? Вот, вот, по бокам… А музычку ребята знакомые нарезали! Вот так! Сечешь?

– Музычку? – сдавленно повторил Говоров. – Музычку?!

Не такой уж он недалекий, как думает Котька. Отлично знает, что это за дрянь такая – музыка на костях! Небось не на лесоповале трудится – в горкоме партии. В циркуляре ЦК разъяснено было про эти игрища и забавы.

«Музыка на костях» – некоторые остряки даже называли ее «на черепах» – это была музыка западных, буржуазных, чуждых советскому народу исполнителей. Всяких там стиляг с коками на головах! Всяких там преслей элвисов! Эти так называемые рок-н-роллы и прочую капиталистическую чушь предприимчивые ребятки, знакомые с техникой звукозаписи, переписывали с помощью электрорекордера[5] с пластинок, контрабандой вывезенных из-за границы, на рентгеновские снимки. На снимках можно было разглядеть и очертания черепов, и ребер, и костей. Изготовители брали за эти «кости» и «ребра», а также «черепа» с простаков, отравленных буржуазной пропагандой, немалые деньги! Конечно, и производителей пластинок, и рентгенологов, которые незаконно продавали пленку, отлавливали и сажали, но, видимо, недостаточно строго! А самое мерзкое, что в доме Михаила Говорова, секретаря городского комитета партии, играет эта самая музыка на костях! А его дети и жена отвратительно кривляются под буржуазные завывания!

И Варвара тут же. Еще ладно, что Таси нет! Хотя она ведь лижется там, на крыльце, со своим женишком… Нет, вот тоже пришли посмотреть, что за шум-гам.

Шульгин держит Тасю за ручку… Противно, противно и смешно! Тоже мне, мужик полтинник разменял – и в Ромео записался!

– Вот музыка! – закричал Говоров, хватая с комода две пластинки знаменитой и весьма уважаемой фирмы «Мелодия». – Вот музыка! Шульженко, Бернес! А вот этого убожества чтоб я в нашем доме не слышал!

Он швырнул пленочный диск на пол и еще больше разъярился, что он лишь сухо шаркнул по полу, но не разлетелся на тысячу осколков.

– Ты безнадежно отстал от жизни, – рассердился Костя.

– Что?! – взревел Говоров.

– А то!

– Папочка, ну это же последний писк!

Ага, Люлька прилетела на защиту любимого братца, как же без нее.

– Вот пусть они у себя там в капитализме и пищат! – вынес приговор Говоров и помчался на второй этаж.

Тася растерянно проводила его глазами.

– Мда… – протянул Шульгин. – Суров Говоров!

Тася вздохнула.

– Мне кажется, он больше расстроился из-за нас с вами, чем из-за этой пластинки, – тихо сказала она и ушла на кухню.

Шульгин тяжело хромал за ней, мрачно думая, что палку он оставил рано… и, кажется, разговор о загсе затеял рано.

Но сколько можно ждать?

Или Миха всегда будет стоять на пути и ничего хорошего Шульгину не дождаться в жизни?!

* * *

Кажется, было у Таси время – целых семь лет! – приготовиться к этому дню. И душой скрепиться, и слова нужные подобрать. А она ничего не успела. И сейчас, среди ночи, гладила плащик, который собиралась завтра подарить дочери, а сама снова и снова бормотала:

– Лилия… Лилечка, ты уже взрослая. Много лет назад я пообещала твоему папе, что в день твоего шестнадцатилетия я расскажу тебе правду. Понимаешь, была война…