У окна – письменный стол со стопкой книг в мягких и твердых обложках. «Эмма» Джейн Остин, «Странное путешествие мистера Долдри» Марка Леви, «Побег из Шоушенка» Стивена Кинга. Мне уже нравится бывшая обитательница этой комнаты, и я жалею, что не спросила у Светланы Антоновны, кто здесь раньше жил.

Рядом со столом – симпатичный диванчик, покрытый мягким пледом с выцветшим рисунком. Над диваном – книжные полки с уже более серьезной литературой – трудами по педагогике и психологии.

Напротив дверей – кровать с россыпью подушек, рядом – тумбочка. В противоположном углу – шифоньер. Обои на стенах голубые, в мелкий цветочек.

Я вздрагиваю от стука в дверь, оборачиваюсь.

– Здравствуйте! Можно?

Белокурая головка высовывается из-за приоткрывшихся дверей.

– Я – Зоя Константиновна. Удальцова. Можно – просто Зоя.

Она – маленькая, с ладной фигуркой. Не красотка, но с претензией на это. Волосы, конечно, крашеные.

– Я рядом с вами живу, за стенкой. Я – воспетка младшей группы. То есть – воспитательница, конечно. А вы будете в средней, да?

Я теряюсь от вопросов. Про свою работу я еще ничего не знаю – Туранская сказала, что познакомит меня с ребятишками завтра.

– Может быть, вам помочь нужно? Вы скажите! Я могу кровать застелить, если хотите. Я знаю, где белье лежит – вот тут, в шифоньере. А может, вы свое привезли? Знаете, некоторые только своим пользуются. Ну, мало ли… Но здесь хорошо стирают. В прошлом году в бане машину-автомат поставили. Можно и самой стирать – когда у прачки выходной день.

Она помогает мне расставить привезенные из города книги на свободные полки. Она не читает даже названия, не спрашивает про авторов, и я понимаю, что чтение – это не ее.

А вот когда я достаю из сумки небольшой телевизор, одобрительно кивает.

– Без телевизора здесь тяжко. Но от обычной антенны здесь только две программы показывают. Нужна тарелка. У Туранской стоит «Триколор». Я тоже хотела поставить, но подумала – чего деньги тратить? Я же каждый год в город собираюсь возвращаться. Здесь, в Солге, такая тоска! Ой, я, наверно, зря это сказала? Да вы и сами быстро поймете. Я этим летом даже заявление на увольнение писала. А потом с Туранской поговорила и передумала. Раньше тут веселее было, народу больше. В этой комнате Женя Заболоцкая жила. Она постарше нас с Вами, но с ней не соскучишься. А Вы «Дом 2» любите? Ой, я обожаю! А знаете, у нас в детском доме девочка есть – у нее фамилия, как у Ольги Бузовой. Только ее зовут Арина.

Я не успеваю вставить ни слова. Да это и не требуется. Мы развешиваем мои платья на плечики в шкафу. Вешалок не хватает, и Зоя убегает куда-то и возвращается через пять минут, раздобыв где-то еще несколько штук.

– Светлана Антоновна говорит, вы университет в этом году окончили. А у меня – только педагогическое училище. Я еще музыкальным работником могу быть. Только какая тут музыка? Хотя пианино в зале есть – расстроенное. Но я на нем иногда бренькаю на утренниках. А я в университет хотела поступать. Но там, если на бесплатное, конкурс большой. Да здесь высшее образование и ни к чему. Хотя Женя меня за это ругала. Не до пенсии же, говорила, ты будешь в Солге работать.

Мы ставим телевизор на стол. Кронштейн я тоже привезла – наверно, в детском доме найдется слесарь или электрик, который согласится его прикрутить.

– А я рада, что именно вы к нам приехали. Светлана Антоновна на эту должность свою бывшую воспитанницу приглашала – она тоже универ окончила. Но та в больницу попала. Не хорошо так говорить, но у нее бы всё равно не получилось быть воспитателем. Она психованная. Натурально, психованная. Я никогда Туранскую не критикую, но в этом вопросе я с ней решительно не согласна.

Рассказывать Зое о том, что привело меня в Солгу я не намерена, поэтому я просто слушаю и молчу.

– Если хотите, я могу вам деревню показать. Где магазины находятся, где – школа. В сентябре первоклашек в школу по утрам водить нужно – хотя бы первые несколько дней. Мы по очереди водим. Так-то школа не далеко, но раз надо – значит, надо. Ой, вам, наверно, переодеться нужно? Я тогда к себе пойду, ладно? А вы приходите ко мне чай пить – у меня пряники есть. И кофе есть, и даже молоко. Вы кофе с молоком любите? Я тоже.

Когда за ней закрывается дверь, я без сил падаю на диван. Похоже, это – моя новая подруга.

3

Экскурсия по Солге начинается в пять часов вечера. Стартуем мы от крыльца детского дома. Я – в куртке, джинсах и кроссовках. Зоя – в плаще и коротеньких резиновых сапожках. Мы уже перешли на «ты».

– Ты сапоги с собой привезла? Здесь без сапог никак. Когда дожди пойдут, даже до магазина дойти – проблема. Трактора в грязи вязнут. Зато летом тут хорошо. Такая красотища! И пляж здесь, как на каких-нибудь Мальдивах – песок белый-белый.

Она здоровается со всеми, кто попадается нам на пути. Я делаю то же самое. Прохожие смотрят на меня с любопытством, но вопросов пока не задают. Да Зоя и не дает им такой возможности – чешет вперед, как заведенная.

– Тут – кооперативный магазин, а там, на соседней улице – ИП-шный. В кооперативном товаров больше, но он работает только до шести. Если тебе нужно то, чего у них нет – фен, например, или большое банное полотенце, – можно заказать, они из Вельска или из Котласа привезут. Ты к пиву как относишься? А я люблю – с сухариками.

Мимо нас проезжает новенькая серебристая «Лада».

Зоя поясняет:

– Жена главы муниципального образования проехала. Он ей эту машину недавно купил. А сам на старенькой «Ниве» ездит. Он – мужик неплохой. А она – стерва. Это – школа. Сразу понятно, да? Самое большое здание в Солге. Сейчас для занятий первого этажа хватает. На втором – только кабинет директора да учительская. В одиннадцатом классе – всего пять учеников. Наверно, будут делать из нее основную школу. Чтобы полное образование получить, ребятам придется в поселок ездить. Сейчас кругом реформы. В прошлом году наш детский дом тоже реформировали. У нас раньше и взрослые ребята были. И учителей было много. Туранская пробовала бороться, да что толку? А вон то здание под флагом – местная администрация.

Экскурсия продолжается.

4

Просыпаюсь я по городским меркам рано – еще нет и восьми часов. Но детский дом уже вовсю гудит – за большим бревенчатым зданием, которое вчера Зоя обозначила как баню, жужжит электропила, а под самыми нашими окнами кудахчет мотор грузовой «газели». Между этими механическими звуками слышны и человеческие голоса – грузчика и поварихи. О том, что это повариха, я догадываюсь по чепцу и халату. Она раздает указания грузчику и водителю и энергично размахивает руками. Халат, кстати, у нее отнюдь не белоснежный.

Я надеваю платье с отложным воротничком, туфли без каблуков (хотя одни на шпильках я все-таки в Солгу привезла), набрасываю на плечи куртку и выхожу на крыльцо.

Ночью шел дождь, и я не решаюсь прогуляться по тропинке – так и стою на ступеньках, ежась от утренней прохлады. Даже руки засовываю в карман. Да, вот такое у нас на севере лето.

В кармане нащупываю хрустящий пакетик с сухариками. Вообще-то я сухарики не люблю, но Зоя угостила, и отказаться было неудобно.

Мальчишку – конопатого, с оттопыренными ушами – я замечаю только тогда, когда он едва не наступает мне на ногу. Одежда на нем не новая, но добротная и чистая.

– Привет! – говорю я, чуть подаваясь назад.

Он не отвечает. Может быть, им нельзя разговаривать с незнакомыми?

– Меня Варвара Кирилловна зовут. А тебя?

Он по-прежнему молчит, только буравит взглядом яркий пакетик в моей руке.

Не знаю, можно ли маленьким детям есть сухарики со вкусом сыра, но думаю, что от нескольких штук несварения желудка у него не будет. Да и не совсем он маленький.

Я открываю пакет и щедро сыплю сухарики в протянутые ладошки.

Он тут же засовывает один в рот, и его конопатая физиономия расплывается от удовольствия.

– Вкусно? – спрашиваю я.

Он опять не отвечает, но хотя бы кивает головой. А сам не отводит взгляд от открытой пачки.

– Еще хочешь? – удивляюсь я. – Ты же эти еще не съел. К тому же, много сухариков есть нельзя. Да и аппетит перед завтраком испортишь. Ты же не завтракал еще, правда?

Мне кажется странным, что ребенок гуляет еще до завтрака. Наверно, для прогулок есть специальное время. Может быть, он вышел без разрешения?

Я не успеваю подумать над этим вопросом – рядом с мальчишкой оказывается целая стайка ребятишек примерно того же возраста – лет пяти-шести. Нет, они не хотят со мной познакомиться – они хотят сухариков. Я уже жалею, что вообще достала пачку из кармана.

Я кладу на каждую ладошку по несколько штук, стараясь, чтобы хватило всем. Они суетятся, толкаются, шумят – как чайки, которым бросаешь хлеб. Я высыпаю остатки крошек в чью-то руку и показываю – всё, пачка пуста. Но они не отступают – им хочется еще. Вот кто-то вырывает у меня пачку, кто-то хватает за руку (думают, я что-то утаила от них?), кто-то лезет в карман. Особо наглого я шлепаю по руке, но вместо этой руки за карман хватается другая. Я замечаю жирные пятна на своем светлом отутюженном платье.

Наверно, если бы у меня была с собой сумка, они разорвали бы ее в клочья. Я никогда еще не чувствовала себя такой дурой. Какой из меня воспитатель?

Они исчезают также внезапно, как появились. Молниеносно реагируют на скрип дверей. Только зеленовато-серебристая пачка из-под сухариков валяется на ступеньках крыльца.

Стоящая в дверях женщина – высокая, тощая, с копной неестественно вьющихся светлых волос (Швабра?) – одаривает меня неприветливым взглядом.

– У нас здесь принято выбрасывать мусор в урну, – сообщает она и возвращается в дом.