Ольга Иконникова - Чужая дорога

Ты спрашивал про Аркадия. Нет, он не приезжал. И не звонил, и не писал. Он в принципе не способен поощрять чью-то глупость – даже мою. Хотя Марго говорит, что он спрашивал у нее, как у меня дела. По-моему, это – тоже глупо. Гораздо проще спросить об этом у меня самой.

Ты уже попробовал настоящий шотландский виски? Он тебе понравился? Если да, то, боюсь, я не скоро дождусь от тебя письма. Хотя бы про работу не забывай, ладно?

Привет, Варюха!

Извини, что долго не отвечал – служебное задание оказалось труднее, чем я предполагал. Всего-то нужно было побеседовать с потомком русского князя, отчалившего с родины в семнадцатом году. Он здесь считается большим авторитетом в вопросе оценки «загадочной русской души», а эта тема после недавних решительных заявлений нашего президента здесь необычайно популярна.

Он терпеть не может Россию и называет себя не Станиславом (как нарекли его при рождении), а Стэном. До недавнего времени с прессой он общался весьма охотно, но после того, как один американский журналист преподнес его слова не в том контексте, в котором они были сказаны, он объявил бумагомарателям бойкот. Со мной он тоже отказался разговаривать. Я докучал ему звонками (еще из Лондона), отправил ему несколько писем (не электронных, заметь!) Я даже намекнул ему на свое дворянское происхождение (тетя Эмилия будет в восторге!) Бесполезно!

Я написал заметки о выставке местного художника-абстракциониста и о забастовке водителей автобусов и уже собрался возвращаться в Лондон. Но перед отъездом всё-таки еще раз обратился к их сиятельству – уже по электронке. Извинился за беспокойство, которое доставил ему своими звонками и письмами, и подчеркнул, что вполне понимаю, почему он отказался от интервью – высказывать свои симпатии родине предков в условиях осложнившихся британско-российских отношений небезопасно.

Он позвонил сразу же, как только прочитал мое письмо – ругался такими словами, которые от настоящего аристократа как-то не ожидаешь услышать. Словом, я был удостоен получасовой беседы за чашкой чая (было еще печенье, но настолько не вкусное, что о нем не стоит и вспоминать). Нужно ли говорить, что этот субтильный тридцатипятилетний сноб (да-да, ему – тридцать пять!) произвел на меня самое негативное впечатление. И дело даже не в том, что он назвал меня зомбированным олухом с запудренными Кремлем мозгами. Но он с напыщенным видом индюка рассуждает о военном потенциале страны, в которой сам был только в детстве во время обычной туристической поездки. Ему повезло, что я равнодушен к политике – более патриотично настроенный журналист съездил бы ему по физиономии. Он с большой горячностью высказался о Сирии и Украине. Я тактично промолчал – чего не сделаешь ради выполнения первого серьезного редакционного задания.

Давай лучше я расскажу тебе о главной драгоценности Шотландии – виски. Вчера я посетил вискикурню – небольшой перегонный заводик неподалеку от Глазго. Весьма занимательная была экскурсия. Только не подумай, что я наклюкался. Я попробовал три вида односолодового виски, но остался трезв, как стеклышко. Хотя другие экскурсанты заметно захмелели (возможно, они начали дегустацию еще в гостинице). Купил несколько бутылок того, что понравился мне больше всего – в подарок твоему адвокату.

На озеро Лох Несс я не попал. Кстати, ты знаешь, что это – тавтология? «Лох» – по-шотландски – это как раз озеро. Это я уяснил во время поездки на Лох Ломонд.

Побывал в замке Стерлинг – он грандиозен! Не случайно Шотландия с Англией сражались за него с тринадцатого века. А может быть, и с еще более ранних времен. Эдинбургский замок тоже впечатляет. Замки тут такие же суровые, как и сама Шотландия.

В самом Эдинбурге, кроме выставочного зала и автобусного парка, я мало что посетил. Отправляю несколько фоток – чтобы, так сказать, передать настроение. Обрати внимание – на одной из них – двухэтажная улица!

Жду рассказа о девочках.

Я так и не поняла – тебе понравилось в Шотландии?

Дай ссылки на свои статьи – я хотя бы попрактикуюсь в английском. В местной школе английский преподают, но здешняя учительница может только переводить текст со словарем – общаться по-английски она не может. Чего уж про детей говорить?

Хотя детдомовским детям не до английского – им бы с русским разобраться. В моей группе есть Вероника Третьяк (в доме малютки, наверно, кто-то хоккеем увлекался) – так она вообще почти не говорит. При этом Палагута думает, что каких-то речевых проблем у нее нет, а наш повар тетя Надя еще помнит, что пару лет назад, когда Веронику только-только в Солгу перевели, она даже говорила. Неохотно, но говорила. По словам тети Нади, из нее каждое слово вытягивать нужно было. А кому тут вытягивать? Воспитатель – один на всех. Кажется, разговаривать она разучилась. Теперь уже не только не хочет, но и не может.

А еще у некоторых наших детей дисграфия. Про ребятишек из своей группы ничего пока сказать не могу – мы еще не пишем. А вот на старших школьные учителя жалуются – и почерк у них плохой, и в каждом слове – ошибки. Палагута говорит, это потому, что у них не развит речевой слух, они не различают похожие звуки.

Ты, наверно, хочешь спросить, есть ли в нашем детском доме дети с нормальным развитием? Да, есть. Среди «метеоров» самая сообразительная – Арина Бузова. И она этим пользуется. Недавно она разбила вазу в столовой, а свалила все на Эдика – знает, что у него словарного запаса не хватит, чтобы всё объяснить. Но вообще-то девочка она не злая. Когда Вероника обожглась о дверцу печки и расплакалась, Аринка отдала ей свою шоколадку – хотя сама очень любит сладкое.

Туранская уверена, что если бы эти дети попали в нормальные семьи, то стали бы развиваться гораздо быстрее. И этому есть примеры. Но усыновители сюда приезжают редко. Иногда звонят. Их интересуют здоровые дети. А таковых тут нет. К тому же, не каждый решится взять ребенка, у которого – в соседней деревне – родители-алкоголики.

Вчера привезли ребятишек из Котласа – все они уже ходят в школу, поэтому их определили в старшую группу, к Швабре. Не сказать, что она этим довольна. Среди них есть один странный мальчик – он всё время хочет есть. Они приехали уже после завтрака, и тетя Надя кормила их отдельно. Он попросил дополнительную порцию каши. И всё равно через час вернулся на кухню. А когда я вечером укладывала своих спать, он пришел в нашу группу – попросил хлеба. Хлеба у меня не было, я угостила его печеньем. А Зоя утром сказала, что он выпросил у нее пачку ржаных сухариков.

Двухэтажная улица – это классно! Даже не знала, что такие бывают. Ничего столь же впечатляющего сфотографировать тут не могу – здесь и домов-то двухэтажных всего несколько штук на всю деревню.

Варя, привет! Зашел в «контакт» только на минутку – за время моей командировки накопилась куча дел, и работать приходится даже ночью.

Не кормите ребенка печеньками и сухариками – это вредно.

Привет!

Я вдруг поняла, что даже не знаю, в какой части Лондона ты живешь. Надеюсь, твои окна выходят на какую-нибудь красивую площадь или пешеходную улицу. У тебя же хорошая квартира – с кухней, санузлом и всем, что полагается?

Здесь у нас удобства хоть и не на улице, но общие – на этаже. Правда, туалет для воспитателей – отдельный. Да, я вчера вечером жутко испугалась. Читала детектив перед сном, потом пошла в туалет. А в столовой горел свет. В одиннадцать часов! Я подумала, что это тетя Надя ее закрыть забыла. Заглянула туда. А там – новенький, про которого я тебе рассказывала. А в руках у него – огромный нож. Отрезает от палки колбасы толстые куски и запихивает в рот. Давится, но ест. А взгляд у него странный. Он и сам по себе не вполне нормальный – это я уже заметила.

Подойти к нему одна я не решилась – разбудила Лаптева. Но даже вдвоем нам было страшно. Мальчик ни в какую не хотел отдавать нож, он даже замахнулся на Дмитрия. Пришлось разрешить ему взять колбасу с собой в спальню – всю палку.

Сегодня утром мы рассказали об этом Туранской. Она забеспокоилась. Велела тете Наде закрывать ножи под замок. Но кто знает, что еще может прийти ему в голову? Теперь я тоже запираю свою комнату – даже если выхожу на минутку. Но других-то детей от него не изолировать – они спят в одной спальне. Светлана Антоновна завтра отправляет его на обследование в Архангельск.

Да, я же еще не сказала тебе, как меня называют дети! «Вавала Киловна»! Оказывается, имя Варвара им ни за что не произнести. А уж Варвара Кирилловна – тем более. Я подумала, что им стоит называть меня тетей Варей (ладно, может быть, тетей Валей), но Туранская настаивает, чтобы дети обращались к воспитателями непременно по имени-отчеству. Так что я теперь «Вавала».

Утром позвонила Настя. Спросила, познакомилась ли я с Ильей Кухаренко. Я ответила – нет. Конечно, она удивлена. Я бы тоже была удивлена, если бы узнала, что кто-то бросил всё, чтобы стать ближе к своему избраннику, но за два месяца так и не удосужился с ним познакомиться. Да что там познакомиться! Я даже имени его за эти месяцы не слышала ни разу.

Намерение позвонить ему в Вельск было у меня со дня приезда. И решимость была. И даже повод уже был придуман.

Но сначала навалились дела хозяйственные – я красила раму в своей комнате (пока еще лето и сухо), потом – знакомилась со своими подопечными и коллегами, пыталась вникнуть в обязанности воспитателя.

Нет, я не ленюсь. Я встаю в шесть утра, умываюсь, пью кофе и топаю в спальню к своей малышне, где уже проснулся какой-нибудь обормот и теперь пытается разбудить остальных. Я помогаю нянечке Тоне Акопян умыть их заспанные розовые мордашки, сменить маечки и штанишки и веду их завтракать. А завтрак – это аттракцион не для слабонервных. Вероника, например, ест как птичка, и на какие только ухищрения не приходится идти, чтобы запихнуть ей в рот хоть несколько ложек вязкой и неаппетитной на вид каши. А Степан, наоборот, любитель стащить что-нибудь с чужой тарелки.