Нужно ли говорить, что обед проходит еще хлопотнее – потому что там они едят уже суп, который после обеда оказывается не только в их желудках, но и на одежде, и на столе. Некоторые (например, Эдик) к пяти годам самостоятельно есть не научились. Он пытается держать ложку в руках, но если ему не помогать, то донести ее до рта у него не получается.

Прогулка – это тоже не возможность отдохнуть, а возможность побегать. От крыльца – к металлической горке, потом – к качелям и маленькому турнику.

А вечером они категорически отказываются спать – кто-то снова хочет кушать, кому-то нужно игрушку в кровать, кто-то просит прочитать сказку. Сейчас мы читаем русские народные сказки про животных – книга большая, с красивыми картинками. Туранская убедительно просила книжку детям в руки не давать, поэтому картинки я показываю им издалека. Вот – зайчик, вот – лисичка, вот – медведь.

– А правда, я на лисичку похожа? – зевая, спрашивает Арина.

Я подтверждаю – да, правда, и глажу ее по ярко-рыжим волосам.

Илья Кухаренко сейчас для меня тоже где-то там – вместе с лисичками и ежиками – в сказке.

Трудно думать о романтике, если у тебя едва хватает сил добраться до кровати.

2

О приезде наших шефов из регионального отделения партии «Единая Россия» Туранская сообщает за завтраком. Фамилий она не называет, и не факт, что среди них будет Кухаренко, но новость все равно оказывается волнующей, и я чувствую легкий озноб.

Сидящая рядом Зоя подходит к делу с практической стороны.

– Опять генеральная уборка, – морщится она. – И чего им всем тут надо?

Она отставляет в сторону тарелку с недоеденными макаронами.

– Аппетит пропал. А я сегодня маникюр хотела делать.

Маникюр приходится отложить. Во время «тихого» часа мы с ней вдвоем вешаем в столовой шторы. Шторы красивые, лимонного цвета, с воланами. Шинкующая капусту тетя Надя радуется вслух.

– Надо же, как засветлело вокруг!

В другое время столовая обходится без штор. Меня это уже не удивляет. Я до сих пор не могу отстирать от маслянистых пятен свое светлое платье с отложным воротничком. «На них не напасешься» – так говорит Зоя.

Из столовой мы переходим в актовый зал. Там до сих пор висят агитационные плакаты с прошедших выборов. На одном – фотография Ильи.

– А разве плохо, что шефы приезжают? Они, наверно, не с пустыми руками приезжают, подарки привозят.

Зоя ловко забирается на подоконник и снимает с карниза паутину.

– Привозят, конечно. Конфет, может, привезут, памперсов. Нам-то что за корысть? А хлопот с ними сколько! Туранская любит, чтобы всё шик-блеск было. В прошлый раз одна моя малявка прямо во время концерта на сцене платье с себя стянула – не привыкла в нарядных платьях ходить. Все поют, а она стриптиз устраивает. Конфуз был! Туранская меня потом целый час отчитывала. А откуда я знала, что она такое устроит? А пацаненок из швабриной группы пожаловался, что его тут плохо кормят – думал, ему домой разрешат съездить за харчами. Только какие у него там харчи при матери-алкоголичке? И своего не добился, и Туранскую заставил оправдываться. Нет, лучше бы они подарки по почте присылали.

Я подаю ей шторы – на сей раз из зеленого, местами истертого бархата – и поворачиваюсь в сторону фотографии Кухаренко.

– Зоя, а это кто?

Она прицепляет шторы к карнизу и спрыгивает на пол.

– Это – Илюша Кухаренко. То есть, Илья Сергеевич. Хотя он свой человек. Мы в его предвыборном штабе были, когда он в депутаты шел. Не то, чтобы совсем в штабе, но почти… А выборы он выиграл. Он сейчас – один из самых молодых депутатов в районном собрании. Его даже по телевизору показывали. Мировой парень.

Я улыбаюсь:

– А ты говоришь – подарки по почте. Если бы они подарки по почте присылали, ты бы с этим Илюшей никогда не познакомилась.

– Ой, – спохватывается Зоя, – ты только при Императрице не вздумай его Илюшей назвать – она такого простецкого общения терпеть не может. Нет, Кухаренко славный парень, но только с ним, как и с нашим Димочкой, каши не сваришь.

– Как это? – туплю я.

Наверно, у меня вытягивается лицо, потому что Удальцова хохочет.

– Да нет, Варя, не в том смысле. Оба они в своем увязли – один в науке, другой – в политике.

Теперь уже хохочу я.

– Ты что, пробовала за Кухаренко приударить?

Зоя качает головой.

– Что я, дура? Он только-только депутатом стал. Ему сейчас не до семейных отношений. А другие отношения меня не интересуют. Мне уже двадцать пять лет, а я еще ни разу замужем не была.

Она любуется результатом нашей получасовой работы и удовлетворенно кивает.

– Теперь – по детским комнатам. Заставь своих оболтусов прибрать игрушки. И проверь, чтобы нигде на стульях жвачки не были налеплены. А то однажды дяденька из министерства брюки так себе испортил.

3

«Оболтусы» берутся за приборку с воодушевлением. Даже Степка. Из-под кроватей, из-за тумбочек, из-за батарей вытаскиваются изгрызенные цветные карандаши, запылившиеся мягкие игрушки, изъеденные молью шерстяные носки.

– Вавала Киловна, а моно я зайку себе возьму? – Павлик держит за лапу некогда розового, а сейчас потемневшего от грязи зайца.

– Можно, только его сначала постирать нужно. Ты же умываешься каждый день, правда? И зайчик хочет умыться.

Павлик уже готов заплакать. Я сую ему зайца обратно в руки.

– Ладно, оставь. Только запихни его в тумбочку – а то гости его с собой увезут.

Я оглядываю комнату – здесь все, кроме Тюхтина.

– Ребята, а где Артем?

Ребята молчат – они не знают. А наша нянечка Тоня Акопян шепчет:

– В столовой он, рисует.

Бегу в столовую. Он сидит за столом с альбомом и коробкой карандашей. Кончик языка высунут наружу – от усердия. Скрипит карандаш по бумаге.

– Тема!

Он вздрагивает и сразу напрягается, даже съеживается как-то.

– Тема, что ты рисуешь?

Он торопливо закрывает альбом.

– Ты разве не слышал, что нужно прибраться в комнате? Ты разве не хочешь помочь ребятам?

Он, насупившись, молчит.

– Скоро тетя Надя столы для полдника накрывать будет. Нужно карандаши собрать.

Не уверена, что он меня слышит. Нет, он не глухой, но весь в себе, и мне никак не удается его разговорить.

– Тема!

Он поднимает голову.

– Давай я уберу альбом в шкаф. Ты сможешь порисовать вечером. Хорошо?

– А можно, я дорисую сейчас?

Ему уже шесть лет, и по сравнению с другими ребятами в группе он неплохо говорит. Он даже мои имя-отчество может выговорить правильно. Может, но не хочет.

Мне хочется сказать «можно», но я решаю проявить характер.

– Можно, – говорю я. – Если ты покажешь, что рисуешь.

Он задумывается – пытается сообразить, насколько выгодна эта сделка. Наконец, неохотно раскрывает альбом. На листе – две худенькие фигурки. Одна – высокая – женщина с короткими волосами в синих брюках. Другая – маленькая.

Он смотрит на меня, как затравленный зверек. Не понимаю, почему я вызываю у него только негативные эмоции. Я тянусь к альбому, а он отодвигает его от меня.

– Это Лера, да?

Во взгляде Артема впервые за все время нашего знакомства появляется что-то по-настоящему детское – радость, умиление, надежда.

– Она же приедет завтра, да? Светлана Антоновна сказала, дядя Илья приезжает. Значит, и она приедет! Дядя Илья ее привезет. Дядя Илья – хороший. У него машина своя. Он на машине ее привезет. Она болеет, ей на поезде ехать нельзя. А на машине можно, правда?

Он говорит быстро, проглатывая окончания слов – словно, боится, что я остановлю его.

Я сглатываю слезы. Мне больно его разочаровывать. Я даже не знаю, что сказать. Я вообще не знаю, нужно ли сейчас хоть что-то говорить.

Но он понимает всё сам. Он плачет.

– Темушка, Лера обязательно приедет, но не завтра. Ты сам знаешь – она болеет. Ей нельзя сейчас уезжать из больницы.

А он не может не использовать возможность хотя бы поговорить о ней.

– Дядя Илья возил нас на космодром. Там ракеты запускают. Мне тоже ракету подарили – не настоящую, но красивую. Я ее Степке отдал, а он ее сломал.

Он уже захлебывается от слез, икает.

– Не плачь, Темушка, – я сама уже плачу. – А хочешь, завтра дядя Илья тебя на машинке покатает?

Я не знакома с Кухаренко, но уверена – ребенку он не откажет.

Артем качает головой – нет, кататься без Леры он не хочет.

– А давай мы твой рисунок Лере в Архангельск отправим! По почте. У меня есть большой конверт. Хочешь?

Артем шмыгает носом, и хотя слёзы всё ещё катятся по его бледным щекам, он уже не всхлипывает.

– А можно? А дойдет?

Я достаю из кармана платок и вытираю ему и слёзы, и сопельки. Артем впервые не отодвигается от меня.

– Конечно, можно. Почта сейчас хорошо работает. Знаешь, как Лера обрадуется?

Он серьезно кивает.

– А можно, я еще шоколадку отправлю? Дядя Илья завтра, наверно, шоколадки привезет.

– Можно и шоколадку. Уверена – Лера любит сладкое. Да?

Мы вместе складываем в коробку карандаши, и Тема идет в спальню – чтобы хоть чуть-чуть помочь ребятам.

Тетя Надя жалостливо смотрит ему вслед.

– Квелый он у тебя какой-то, Варвара. Будто его месяц не кормили. Ты не думай – я ему и котлетку побольше кладу, и соусу подливаю. Да только аппетиту у него нет.

4

Шефы приезжают в десять утра на зеленоватом «УАЗ-Патриот». Их двое – высокий светловолосый Илья Кухаренко (его трудно не узнать) и тоже высокая женщина в очках. Все заднее сидение автомобиля заставлено коробками, которые наши истопник и водитель тут же принимаются перетаскивать в дом. Женщина суетливо им помогает.