Для детдомовского ребенка любая поездка – приключение, но я все еще ничего не понимаю, и он снисходительно объясняет:

– Там же – Лера! Ты что, забыла?

Я сглатываю подступивший к горлу комок. Чтобы не расплакаться прямо тут, торопливо достаю из сумки медведя.

Тёмка рад. Он усаживает медвежонка рядом с собой на кровать подбивает подушку, чтобы тому было удобнее.

– Я его Лере подарю! Ей там скучно одной. А тут мы приедем!

Я отворачиваюсь. Не знаю, что сказать.

Он теребит меня за руку.

– А хочешь, я ей от тебя привет передам?

Я шмыгаю носом, но нахожу в себе силы снова к нему повернуться.

– Темушка, понимаешь, Архангельск – очень большой город. Гораздо больше, чем Вельск.

Он смотрит на меня как на умалишенную.

– Я знаю.

– Там много больниц. Ты едешь в детскую больницу, а Лера лежит во взрослой.

Он морщит лоб:

– И что? Она может ко мне приехать. Ненадолышко.

– А если ей врачи еще не разрешают вставать?

Он отвечает, не колеблясь:

– Тогда я к ней поеду. Я попрошу тетеньку медсестру, и она меня отвезет. Там тоже автобусы ходят.

Я не знаю, что ему на это возразить. Да и нужно ли возражать?

Я выхожу из палаты в еще более растрепанных чувствах, чем полчаса назад.

Мне кажется почти неприличным идти с Ильей в кино в этот день. И я даже так ему и заявляю по телефону, когда он звонит, чтобы узнать, благополучно ли я добралась до Вельска. А он доказывает мне как дважды два, что если я проведу эти полтора часа не в кинотеатре, а в своей комнатушке в Солге, то Артему от этого не будет легче. Он прав.

2

Мы идем по Набережной – если так можно назвать разъезженную и местами труднопроходимую дорогу вдоль реки. Ветер – в лицо. Но он не холодный и уже без снега.

– Это всего лишь красивая сказка, – говорит он о фильме.

– Да, – не спорю я, – но такие сказки тоже нужны. И именно взрослым.

С тех пор, как я уехала из Архангельска, это мой первый поход в кино, и я рада, что Илья меня пригласил. Было здорово сидеть с ним рядом в полупустом зале и чувствовать, что он тоже тронут этой пусть и придуманной, но такой романтичной историей. Я даже слышала, как в конце фильма он подозрительно засопел и шмыгнул носом. Я сделала вид, что не заметила этого.

– Давай немного поиграем, – предлагает он. – Будем спрашивать друг друга о любимых вещах. Только отвечать нужно, не задумываясь.

Я киваю, и он начинает.

– Твой любимый фильм?

– «Любовь и голуби» – это из наших. А еще «Неспящие в Сиэтле».

– Любимый актер?

– Константин Хабенский. Любимая актриса?

Это уже я включаюсь в игру. Он задумывается, и я укоризненно качаю головой.

– Моника Белуччи, – наконец, отвечает он. – Хотя не знаю, что мне в ней нравится больше – внешний вид или актерские способности.

Я думаю, что это – хороший выбор. Кажется, у него неплохой вкус.

– Твоя любимая книга?

Он снова задумывается.

– Из классики, пожалуй, «Герой нашего времени». А современную литературу я, к сожалению, совсем не знаю. Разве что недавно прочитал несколько книг о Фандорине. У нас тут нет хороших книжных магазинов. Да и работа отнимает много времени.

– Книжные магазины – это атавизм, – уверенно говорю я. – Сейчас в интернете можно найти почти любую книгу.

Он виновато улыбается:

– Я полный «чайник» в этих вопросах. И мне действительно стыдно, что я мало читаю. Хороший политик должен быть всесторонне образованным человеком, даже если он строит из себя дурачка – так мне однажды сказали. И я, пожалуй, с этим согласен. Может быть, ты посоветуешь мне что-нибудь для чтения? Какую-нибудь новинку, которая произвела на тебя сильное впечатление?

Тут уже задумываюсь я. Я много читаю. Но потенциальная учеба в Кембридже заставила меня читать знакомые с детства книги английских авторов на языке оригинала – Моэма, Джека Лондона, Шекспира. Но об этом я, конечно, не говорю – не хочу смущать Илью – он недавно признался, что с иностранным языком у него дела не очень.

Я беру его под руку, и мы идем еще медленнее, наслаждаясь каждым мгновением. Во всяком случае, я наслаждаюсь. Но, думаю, что и он тоже.

– Прочитай «И эхо летит по горам» Халеда Хосейни. Это афганский автор. Очень интересная история об афганской семье.

– Расскажи! – требует он.

И я послушно начинаю:

– В семье бедного крестьянина – трое детей. Двое – мальчик и девочка – от первого брака, и еще один мальчик – от второго. Старший сын обожает свою сестричку, заботится о ней после смерти матери. Ему – десять лет. Ей – три с половиной. Она собирает перья разных птиц и хранит их в жестяной коробке из-под индийского чая. Однажды брат узнает, что в соседней деревне появился павлин, и он идет туда, чтобы купить перо для сестры. Взамен пера требуют его единственные ботинки. И он отдает их, а на обратной дороге в кровь разбивает о камни босые ноги. Но он счастлив, что смог порадовать сестру. Их отец берется за любую работу, чтобы прокормить семью. Близится зима, а у них нет денег на дрова и одежду. И тогда их дядя, работавший в Кабуле шофером в богатой, но бездетной семье, предлагает отцу продать девочку его хозяевам. И тот вынужден согласиться, чтобы спасти от голода остальных детей. Новая мать увозит девочку в Париж. И она почти забывает об Афганистане. А ее брат до самой старости мечтает, что сестренка найдется, и собирает для нее птичьи перья.

– И что? – стоит мне замолчать, спрашивает он. – Она нашлась? Они встретились?

Но я качаю головой:

– Я не скажу тебе. Ты должен прочитать эту книгу сам. Это очень познавательная книга – особенно для политика. Она о том, что самые хорошие намерения могут иногда разрушить человеческую жизнь.

Он грустно улыбается:

– Кажется, ты не очень высокого мнения о политиках. Думаю, я должен что-то сделать, чтобы это мнение переменить.

Он забегает немного вперед, останавливается. Он смотрит на меня, и я вижу в его лице какое-то новое, мечтательно-отрешенное выражение. Он берет меня за руки. Я замерзла, и мне приятно ощущать тепло его пальцев.

Я замираю в предвкушении чего-то прекрасного и давно ожидаемого. Я только боюсь, что что-то внешнее может нарушить волшебство этого момента – чей-нибудь оклик (Илью в городе знает каждая собака), снежинка, упавшая на его лицо, или гудок подъезжающего к остановке автобуса.

Наконец, он решается и целует меня. В губы.

3

– Он меня поцеловал, – сообщаю я, зачем-то понизив голос, хотя в комнате, кроме меня, нет никого.

– Ого! – восторженно выдыхает Настя.

Мы общаемся не по скайпу, но я почти уверена, что она сейчас удобно устраивается в каком-нибудь кожаном кресле и готовится слушать мой рассказ. И, конечно, она наматывает прядки своих белоснежных волос на указательный палец – как всегда, когда она чем-то всерьез увлечена.

– Надеюсь, он поцеловал тебя не по-дружески, не в щеку, а по-настоящему? – уточняет она. – И поцелуй был горячим?

– Горячее некуда, – мрачно подтверждаю я.

– И что? – она требует продолжения. – Как это было? Что ты почувствовала?

Я тоже на всякий случай сажусь – правда, не в кресло (его у меня вовсе нет), а на кровать.

– Ничего, – коротко и ясно отвечаю я.

– Ничего? – переспрашивает она – Как это «ничего»? Ты ничего не почувствовала?

Нет, конечно, я почувствовала его губы на своих губах – они были мягкими и влажными. И его руки, обнявшие мои плечи… Но это было вовсе не то, о чем спрашивала Настя.

– Да, именно так, – подтверждаю я. – Хотя нет, неправда. Что-то я всё-таки чувствовала. Мне было неприятно.

Настя охает. И я ей за это благодарна. Что-что, а сопереживать она умеет.

Но даже ей я не решаюсь рассказать, что на один короткий миг я представила нашу с ним свадьбу. И десятки воображаемых гостей смачно скандировали: «Горько! Горько!» и требовали, чтобы поцелуй длился разве что чуть поменьше, чем вечность. Вот тогда я действительно кое-что почувствовала. Я почувствовала тошноту.

– А может, он просто целоваться не умеет? – предполагает Настя. – Такое бывает. Он вырос в маленьком поселке, там все на виду. Может, у него и девушки раньше не было? Знаешь, есть такие правильные мальчики, которые… – она мнется, но заставляет себя продолжить, – которые не спят с девочками до свадьбы. Нет, правда. Я раньше думала, такое только в книжках бывает, а потом сама с одним таким познакомилась. Представляешь, я первая его поцеловала, а он вылупился на меня испуганно и сказал, что я слишком тороплюсь. Я в осадок выпала. Может, и твой из таких?

Нет, он не был ни смущен, ни растерян. И движения у него были вполне уверенными – на неопытного мальчика он был совсем не похож.

Настя вздыхает:

– Значит, у вас несовместимость. Такое, к сожалению, тоже бывает. Знаешь, когда мне было двадцать лет, я едва не вышла замуж за одного очень приличного человека. Он был вполне способен понравиться моему папочке, и мне самой было с ним ужасно интересно. Он много путешествовал, умел рассказывать забавные истории и неплохо зарабатывал. А знаешь, почему я не вышла за него? Меня тошнило от запаха его спермы. Я и не думала, что так бывает. Сначала мне казалось, это – пустяк. Думала, привыкну постепенно. Но лучше не становилось. Каждый раз после этого (ты понимаешь, после чего) я мчалась в ванную и выливала на себя полфлакона, не меньше, самого пахучего геля для душа. Я даже гели стала покупать с убойными ароматами. И когда он сделал мне предложение, я решительно отказалась. Настоящую причину, правда, не назвала – не хотела его расстраивать. Сказала, что хочу поступать в магистратуру и всю себя посвятить учебе. Так и пришлось идти учиться.