С учетом авиабилетов и размещения в каком-нибудь хостеле Берлина, нам не хватает почти пятисот тысяч рублей. И деньги, и Артем должны быть в Германии уже в среду.

– Что будем делать? – вопрошает она.

Я не знаю, что нужно делать в такой ситуации, и злюсь. Почему я должна что-то решать? Я даже не родственница Тюхтина. Полгода назад я даже не знала, кто он такой. Я чувствую, что подвела его – где-то недоработала, что-то не учла.

– Ладно, – вздыхает Катя. – Давай попробуем немного расслабиться. Ты, наверно, как и я – ночами не спишь. Но в понедельник мы должны дать ответ.

– А если мы вынуждены будем отказаться, что будет с деньгами? – я сама едва слышу свой голос.

Катя отвечает после паузы:

– Вот в этом-то и сложность. Поэтому наш фонд и старается в это не ввязываться. Готовься выслушивать упреки со всех сторон. Думаю, придется разместить извинения и пояснения в социальных сетях. Постараемся вернуть деньги тем, кто потребует. Остальные пока оставим на счете – может быть, появятся еще какие-то варианты – в других клиниках. Если нет, перечислим деньги на операцию другому ребенку.

8

Если сообщения в социальных сетях я еще могу игнорировать – достаточно просто не выходить в интернет, то с телефоном дело обстоит сложнее. Звонки с незнакомых номеров поступают каждый день – два, три, иногда десяток в день. Большинство собеседников вполне вежливы – уточняют информацию, дают или, наоборот, просят совет. Но если в начале нашей кампании звонки давали надежду, то сейчас отнимают и те немногие силы, что еще остались.

После разговора с Катей я пообщалась с неназвавшим себя мужчиной, который выяснял, на какой же все-таки номер счета следует переводить деньги – мой или благотворительного фонда. Потом успокаивала маму двухлетнего Ромы, которому тоже нужны деньги на операцию (врожденный порок сердца) – подробно объяснила ей, с чего мы начинали.

А потом звонит она – Елизавета Владиславовна из какого-то города на букву «к» (название она произносит неразборчиво). Должно быть, к разговору она подготовилась основательно – вопросы так и сыплются из трубки. А кем я прихожусь Артему Тюхтину? Никем? Тогда на каком основании я собираю деньги? Ах, я воспитатель? Может быть, мне не хватает зарплаты, и я таким способом решила подзаработать? Знает она одного такого проходимца (хорошо хоть только одного!) – он каждый день в заплатанной фуфайке сидит у городского рынка с протянутой рукой, а вечером – уже в другой одежде – разъезжает на собственном «мерседесе». Есть ли у меня дети? Ах, нет? Тогда что я вообще могу в этом понимать?

Я, стараясь не сорваться, намекаю, что очень занята. Она оскорбляется: «Ах, вы еще и разговаривать со мной не хотите!»

Несколько лет назад папина сестра по доброте душевной вызвалась помогать стареньким немощным соседкам-близняшкам – покупала им продукты. Просто так, безо всякого финансового вознаграждения. Трудно, что ли, покупая что-то для себя, купить заодно что-то и им. Продукты приносила вместе с чеками – чтобы не сомневались. А они не верили – должен же быть у человека какой-то собственный интерес. Другая их соседка (такая же недоверчивая) намекнула, что она их на весовых продуктах может дурить – покупает в магазине или на рынке пять огурцов, а один себе откладывает. Еще и весы им кухонные притащила – для контроля. И они стали перевешивать – рыбу, мясо, овощи. Моя тетка, конечно, обиделась. Тогда я посмеялась над ее рассказом. Сейчас забавным это мне уже не кажется.

Я звоню родителям – сообщаю, что уволилась (сдержите восторг!) и что несколько дней буду «вне зоны действия сети» – еду к подруге в деревню, а там (представляете?) мобильной связи нет. И отключаю телефон.

В магазине покупаю бутылку сухого красного вина, салат «оливье» на развес, кусочек сыра, йогурт, хлеб. Забираюсь в номер и закрываюсь.

Набираюсь храбрости, захожу «вконтакт» и пролистываю сообщения. Депрессия не отступает.

Большими буквами печатаю на стене своей страницы «Ч», «У». Залпом выпиваю треть стакана. Вино холодное и ужасно кислое. Что там написано – португальское? Ага, как же! «Д», «Е», «С», «Н», «Е», «Б», «Ы», «В».

Закусываю кусочком сыра.

«А», «Е», «Т».

Размещаю запись. Отправляю в рот ложку салата.

Бросаю еще один взгляд на экран и решительно – пока не передумала – удаляю свою страницу.

Наверно, нужно было написать немного не так. Чудеса все-таки бывают. Иногда. Вышла же из комы Лера. Она еще не говорит и почти не двигается, но, я надеюсь, будет говорить и встанет.

Я не застала времена тотального дефицита – только слышала о них, читала в книжках. Но я почти вижу, как в воздухе выкристаллизовывается голубоватая надпись: «Два чуда в одни руки не отпускаются».

Кажется, я слишком пьяна.

9

В воскресенье я не выхожу из гостиницы. Допиваю вино, доедаю салат. К вечеру перехожу на более полезную пищу – принимаюсь за йогурт.

Телефон по-прежнему выключен. Я боюсь его включать. Боюсь лавины непринятых звонков и принятых сообщений. Иногда удобно быть страусом – сунул голову в песок и убеждаешь себя, что все хорошо.

В понедельник мне придется его включить – чтобы поговорить с Катей. Чтобы набраться мужества и заявить: «Кампания по сбору средств для Артема Тюхтина завершена». Чтобы позвонить в Москву лечащему врачу Артема и узнать, могу ли я к нему приехать – просто, чтобы пообщаться, чтобы рассказать ему, что Лера поправляется – наверняка, он будет рад.

Но это – в понедельник. А пока я тупо сижу перед телевизором и пытаюсь понять, что смешного нашло жюри КВНа в шутке одной из столичных команд.

10

В понедельник я просыпаюсь после полудня. Не удивительно, если учесть, что вчера после КВНа я посмотрела фильм про Джеймса Бонда, а потом – еще какой-то голливудский мюзикл.

Судорожно включаю телефон, с трудом попадая на нужную кнопку. Катя, прости!

Через несколько минут приходит пачка смс-ок. Рязанова звонила пятнадцать раз, Зоя – трижды, Андрей Савицкий – семь раз. Есть еще множество одноразовых звонков – большинство с незнакомых номеров.

Катя: «Варя, перезвони!», «Варя, позвони срочно!», «Варя, срочно!!!».

Андрей: «Варька, ты где?»

Набираю Катю. Сказать не успеваю ничего – даже поздороваться и извиниться.

– Ты что, о.уела? Ты где находишься? Ты о чем думаешь, дура?

Я таких слов в свой адрес никогда не слышала – даже в школе, даже в универе.

– Катя! – пытаюсь вставить хоть слово, но она не хочет слышать.

– Я тебе звоню со вчерашнего дня. Ты какого .ера телефон отключила? Почему я одна должна все это разгребать? Сели и ножки свесили. Твоя Зойка ни хрена сказать не может – мычит в трубку, как недоразвитая.

– Катя, Катя, что случилось?

Она орет так, что мне приходится отодвинуть трубку от уха.

– Что случилось, ты спрашиваешь? Ты хоть помнишь, что мы должны ребенка в Германию везти? Ты знаешь, что у вас самолет в одиннадцать послезавтра?

Я сажусь на кровать – ноги подгибаются. Мне кажется, она сошла с ума.

– Катя, какая Германия, какой самолет?

– Авиакомпания «Lufthansa», вылет из Домодедово. Варя, ты где была? И где ты сейчас? Ты успеешь добраться до Москвы до завтрашнего вечера?

– Я постараюсь, – я сначала отвечаю, а потом уточняю: – Катя, я чего-то не знаю? Когда мы разговаривали с тобой позавчера, на операцию не хватало пятисот тысяч. Что-то изменилось?

В висках что-то стучит. Вчерашний алкоголь? Нет, я выпила не так много.

– Да, нашелся еще один серьезный спонсор. Кто – не спрашивай, сама не знаю – деньги еще не поступили. Если тебя интересуют фамилия, имя, отчество – могу уточнить. Но не думаю, что это сейчас так важно. Деньги он уже перечислил – просто они еще не поступили на наш счет. Он позвонил в субботу вечером – поинтересовался, как идут дела по сбору средств. Я сначала подумала – обычное любопытство. Сама знаешь – многие звонят. Сказала, что сбор средств продолжается, но шансов собрать их вовремя уже мало. Сказала, что мы будем признательны за любую помощь. А он спросил, сколько нам не хватает. Я честно ответила – пол-лимона. А он сказал: «Не волнуйтесь, деньги будут – в понедельник вечером или во вторник, в крайнем случае – в среду».

Я горько откликаюсь, стараясь скрыть разочарование:

– И ты ему поверила, да? Просто взяла и поверила? И купила билеты в Берлин только потому, что кто-то позвонил и что-то пообещал?

Теперь уже мне хочется назвать ее дурой. А как еще можно назвать человека, который принимает такие решения, полагаясь на обычный телефонный звонок?

– Наверно, он даже не сказал, кто он такой, да? Раз ты не знаешь, как его зовут. А откуда он звонил, тоже не знаешь? Тебе его голос понравился, да? Ты по голосу определила, что ему можно доверять? И какой у него был голос – высокий, низкий, хриплый?

Она тоже злится:

– А хоть бы и по голосу! Какая разница? Я пыталась тебе позвонить. Да, купила билеты, потратила пятнадцать тысяч. Это не та сумма, из-за которой стоит сейчас нервничать. Когда поступят деньги, билетов на нужный рейс может уже не быть.

Мне уже стыдно. У меня нет никакого права ее ругать. Она ввязалась в эту историю только потому, что мы ее об этом попросили. И бросили в самый важный момент.

– Катя, извини. Ты все правильно сделала. И я все равно собиралась ехать в Москву. А теперь будет повод слетать в Берлин, раз уже куплены билеты. Может быть, даже вместе с Артемом – если врачи разрешат. Говорят, в Берлине отличный зоопарк. Он никогда не был в зоопарке!

Я уже реву, и теперь уже Катя меня успокаивает.