Старый юрист склонил голову:

– Да. Но конечно, тогда он не был лэрдом. Он стал им через несколько лет… с моей, пусть и незначительной, помощью, – добавил он и заметил с некоторым сожалением: – В те времена все было менее… цивилизованно.

– Вот как? Ну и Колум, можно сказать, унаследовал вас?

– Нечто в этом роде, – согласился юрист. – Понимаете, после смерти Джейкоба началась некая… смута. Колум унаследовал Леох, это так, однако…

Поверенный внимательно поглядел вперед, потом обернулся, чтобы убедиться, что никто нас слышит.

Мой вооруженный сосед ускакал вперед и присоединился к своим товарищам, а от телег мы оторвались примерно на четыре конских корпуса.

– Колум был тогда уже взрослым парнем лет восемнадцати или около того, – продолжил Гоуэн свой рассказ. – У него были все задатки будущего вождя клана. Он женился на Летиции и тем самым укрепил союз между Маккензи и Камеронами. Я составлял их брачный контракт, – добавил он, – но вскоре после женитьбы произошел несчастный случай во время набега. Он сломал большую бедренную кость, и она плохо срослась.

Я кивнула. Так и должно было случиться.

– А потом, – со вздохом продолжал Гоуэн, – он слишком рано встал с постели, весьма неудачно упал с лестницы и сломал вторую ногу. После этого он пролежал пластом почти целый год, и вскоре стало ясно, что он теперь калека. К несчастью, именно в это время скончался Джейкоб.

Маленький юрист замолк, собираясь с мыслями, и снова поглядел вперед, словно кого-то искал.

– И как раз в это самое время случился скандал в связи с замужеством его сестры, – сказал он. – А Дугал… Дугал, боюсь, показал себя не с лучшей стороны. Видите ли, он мог стать главой клана, но, вероятно, ему не хватило зрелости. – Гоуэн покачал головой. – Шумиха вокруг этого дела поднялась невероятная. В ней принимали участие и кузены, и дядюшки, и арендаторы… Пришлось созвать большое собрание, чтобы решить вопрос.

– И они выбрали Колума? – спросила я, снова восхитившись силой духа Колума Маккензи.

Искоса глянув на сухонького человечка, который ехал рядом, я подумала, что Колум к тому же удачно выбирал союзников.

– Выбрали, но только благодаря тому, что братья держались вместе. Никаких сомнений по поводу храбрости или ума Колума, разумеется, не было, сомнения касались только его физической крепости. Было ясно, что он уже никогда не поведет своих людей в бой. А Дугал, крепкий и здоровый, оказался безрассудным и слишком горячим. Он встал за креслом брата и поклялся во всем слушаться его, быть его ногами и его мечом в битве. И тогда было предложено, чтобы Колум стал лэрдом и управлял всем в мирное время, а Дугала назначили бы военным командиром клана на случай вооруженных столкновений. Так создалось это беспрецедентное положение.

Скромность, с которой Гоуэн произнес слова «и тогда было предложено», дала мне понять очень ясно, кто именно предложил.

– А чей вы человек? – спросила я. – Колума или Дугала?

– Мои интересы связаны с кланом Маккензи, – дипломатично ответил юрист, – но присягу по форме я принес Колуму.

«Присягу по форме, скажите на милость», – подумала я. Видела я, как они присягали, но не заметила в толпе маленькой фигурки солиситора. Ни один участник церемонии не мог остаться к ней равнодушным. И маленький человечек на гнедой кобыле, сухой, как его собственные кости, весь погруженный в мир законов, по собственному признанию, в глубине души оставался романтиком.

– Он, должно быть, нашел в вашем лице незаменимого помощника, – сказала я.

– О, я делаю кое-что время от времени, – ответил он. – Немногое. Как делаю и для других. Если вам, дорогая моя, понадобится совет, – он просиял сердечнейшей улыбкой, – я буду рад помочь. Уверяю вас, что храню строжайшую конфиденциальность и в моем благоразумии можно не сомневаться.

Он любезно поклонился мне.

– Так же, как можно не сомневаться в вашей лояльности Колуму Маккензи? – Я подняла брови, задавая этот вопрос.

Маленькие выцветшие карие глазки встретились с моими, и в самой их глубине я увидела не только ум, но и чувство юмора.

– Ну, – ответил он, ничуть не смутившись, – можно рискнуть.

– Наверное, – сказала на это я скорее весело, чем раздраженно. – Но я уверяю вас, мистер Гоуэн, что не нуждаюсь в вашем благоразумии или конфиденциальности, по крайней мере в настоящее время.

Однако это заразительно, подумалось мне, я стала выражаться почти так же, как и он.

– Я английская леди, – твердо продолжала я, – вот и все. Колум зря тратит время – свое и ваше, пытаясь выведать секреты, которых попросту нет.

«А о тех, что существуют, и не расскажешь», – подумала я. Благоразумие мистера Гоуэна, возможно, и не имеет границ, но его представления о мире испытывать на прочность не стоит.

– Надеюсь, он послал вас не затем, чтобы вы выудили у меня опасные признания? – спросила я, вдруг пораженная этой мыслью.

– О нет. – Мистер Гоуэн коротко рассмеялся. – Право же нет, дорогая моя. Я выполняю весьма ответственное задание: пишу расписки для Дугала и веду отчетность, а также составляю юридические соглашения для членов клана, которые живут в отдаленных уголках. И боюсь, что, несмотря на мой солидный возраст, я не потерял тягу к приключениям. Жизнь сейчас стала гораздо спокойнее, чем была когда-то, – он вздохнул, и во вздохе звучало сожаление о тех временах, – однако разбойные нападения на дорогах все еще происходят и стычки на границе тоже случаются.

Он похлопал рукой по второй седельной сумке.

– Эта сумка не совсем пустая.

Он отогнул кожаный клапан таким образом, чтобы я могла разглядеть поблескивающие рукоятки пары украшенных резьбой пистолетов, закрепленных внутри таким образом, чтобы их удобно было достать.

Он окинул меня взглядом с головы до ног и добавил с мягкой укоризной:

– Вам бы тоже стоило иметь при себе оружие, дорогая. Хотя Дугал, вероятно, счел бы это лишним… пока. Я поговорю с ним.

Остаток дня мы провели в приятной болтовне о добрых старых временах, когда мужчины были мужчинами в полном смысле слова, а «пагубные семена цивилизации еще не в такой степени засоряли чистые просторы и прекрасную дикую природу горной Шотландии».

Едва опустилась ночь, мы разбили лагерь на поляне при дороге. У меня с собой было одеяло, прикрепленное сзади к седлу; укрывшись им, я готовилась провести свою первую ночь на свободе, за стенами замка. Когда я шла от костра к деревьям, где хотела устроить себе ложе, то заметила, что за мной следят. Оказалось, что даже под открытым небом свобода иллюзорна.

Первого поселка мы достигли примерно в полдень на второй день поездки. Он представлял собой кучку неприметных домов – три или четыре, – пристроившихся в самом начале небольшой долины. Из какого-то дома вынесли табурет для Дугала, а доску, которую везли в одной из телег, уложили на два других табурета – она должна была заменить письменный стол мистеру Гоуэну.

Гоуэн вытащил из заднего кармана сюртука большой квадратный кусок накрахмаленного полотна и расстелил его с величайшей аккуратностью на здоровенном чурбане, временно сменившем свою функцию колоды для рубки дров на более почетную должность. Гоуэн уселся на чурбан и принялся раскладывать свои принадлежности и счетные книги с тем же видом, с каким, вероятно, делал это когда-то за кружевными занавесками в Эдинбурге.

Один за другим подходили фермеры, чтобы заключить ежегодную сделку с представителем лэрда. Дело двигалось не так быстро, прежде всего потому, что проводилось с меньшими формальностями, чем в Леохе. Мужчины подходили, освободившись от работы в поле или в сарае, отодвигали свободный табурет, по-простому, без всякого пиетета садились рядом с Дугалом, и принимались объяснять что-то, жаловаться или просто болтать о разном.

Некоторые приходили вместе с сыновьями, кто с одним, а кто и с двумя. Парни тащили мешки с зерном или шерстью. В финале каждого разговора скрупулезный Нед Гоуэн писал расписку в получении ежегодной ренты, пунктуально заносил данные о сделке в счетную книгу и указывал фермеру или его сыну на телегу, чтобы в нее погрузили мешок. Значительно реже в его кожаную сумку опускались с легким звоном монеты. Наши вооруженные охранники тем временем либо отдыхали под сенью деревьев, либо отправлялись к берегу речки – чтобы поохотиться или порыбачить, как предполагала я.

Различные версии этого спектакля повторялись потом изо дня в день. Меня то и дело приглашали в какой-нибудь домик выпить сидра или молока; все женщины по такому случаю собирались в единственной комнатке, чтобы поболтать со мной. Иногда кучка домиков была достаточно большой, чтобы там нашлась таверна или даже постоялый двор, где Дугал устраивал себе нечто вроде штаб-квартиры на день.

Случалось, что арендную плату вносили в виде лошадей, овец или иной живности. Животных, как правило, продавали кому-нибудь по соседству или обменивали на нечто более компактное, но если Джейми заявлял, что лошадь украсит конюшни Леоха, она присоединялась к нашему отряду.

Присутствие Джейми меня удивляло. Он, конечно, хорошо разбирался в лошадях, но этот талант был у любого мужчины в отряде, в том числе и у Дугала. К тому же лошади поступали в качестве оплаты не столь уж часто и не такой редкой породы, которая требовала бы мнения эксперта. Только через неделю после нашего отъезда, в деревне с непроизносимым названием, я поняла, зачем Дугалу нужен был Джейми.

Деревня была маленькая, но все же имела таверну с двумя или тремя столами и несколькими косыми табуретами. Там Дугал и устроился, чтобы принимать арендаторов и вести записи. После почти несъедобной трапезы из солонины и тушеной репы, он угостил элем арендаторов и батраков, засидевшихся в таверне после окончания официальных дел, а также нескольких других обитателей деревни, заглянувших сюда после дневных трудов, чтобы поглазеть на приезжих и послушать новости.

Я тихонько сидела в углу и потягивала горький эль, от души радуясь свободе от седла. Я почти не обращала внимания на речи Дугала, то и дело переходившего с английского на гэльский и обратно; он делился разными слухами, вел разговоры о хозяйстве, то и дело отпуская грубые шутки и рассказывая анекдоты.