– Да, отклонил. Не знаю почему; мне до сих пор не встречались английские офицеры, которые проявляли щепетильность, если речь заходила о деньгах, а ведь такой мундир, как у Рэндолла, обходится недешево.

– Возможно, у него есть иные источники дохода, – предположила я.

– Разумеется, – согласился Дугал, – и все же… – Он помолчал, потом продолжил, но уже медленнее: – Я вернулся в тот день, когда Джейми снова должны были сечь, чтобы просто быть рядом, больше я помочь никак не мог. На этот раз он был единственным заключенным, приговоренным к наказанию плетьми. Стражники сняли с него рубашку, прежде чем подвести его к столбу, это было сразу после восхода солнца холодным октябрьским утром. Я видел, что вся спина покрыта ранами, но он шел сам и не позволял стражникам дотрагиваться до себя. Он дрожал – от холода и от волнения, на руках и на груди выступила гусиная кожа, но по лицу катился пот. Через несколько минут появился Рэндолл, плеть он держал под мышкой, а свинцовые наконечники позвякивали в такт его шагам. Он оглядел Джейми холодно и велел главному сержанту повернуть его, чтобы осмотреть спину.

Дугал поморщился.

– Вид был ужасный. Разрывы только-только начали заживать и схватились черной коростой, а между ними кожа пожелтела. Одна мысль о том, что на эту спину обрушится плеть, заставила меня побледнеть. Рэндолл повернулся к сержанту и говорит: «Отличная работа, сержант Уилкс. Посмотрим, удастся ли мне добиться совершенства». Соблюдая формальность, он велел позвать гарнизонного врача, чтобы тот официально подтвердил, что Джейми достаточно окреп и вынесет наказание. Вы видели когда-нибудь, как кот играет с мышью? – обратился Дугал ко мне. – Вот так это и выглядело. Рэндолл крутился вокруг парня, отпуская одну ремарку за другой, и все не самые приятные, мягко говоря. А Джейми стоял прямой, как дуб, не говоря ни слова и глядя на столб, а не на Рэндолла. Я увидал, как он сжал ладонями локти, чтобы унять дрожь, и Рэндолл тоже заметил это. Он поджал губы, а потом и говорит: «Это ведь тот самый парень, который неделю назад хвастал, что не боится смерти. Конечно, тому, кто не боится смерти, не страшны и несколько ударов плетью». С этими словами он ткнул рукоятью плети Джейми в живот. Джейми встретил взгляд Рэндолла и ответил ему так: «Нет, но я боюсь, что совсем окоченею, пока вы разговоры разговариваете».

Дугал вздохнул.

– Ну, это была речь смелая, но совершенно безрассудная. Когда с человека заживо сдирают кожу, приятного мало, но есть способы ухудшить и это – хлестнуть сбоку, например, чтобы плеть глубже врезалась, или ударить твердым наконечником по почкам. – Он покачал головой и добавил: – Такая мерзость!

Сдвинув брови, Дугал снова заговорил, тщательно подбирая слова:

– У Рэндолла лицо было… такое внимательное что ли… и светлое… так мужчины глядят на девушек, которые им нравятся, если вы понимаете, о чем я. Словно бы он собирался сделать с Джейми что-то похуже, чем живьем содрать с него кожу. После пятнадцатого удара кровь полилась Джейми на ноги, а на лице у него пот мешался со слезами.

Я покачнулась и оперлась рукой о камни возле водоема.

– Ладно, – прервал сам себя Дугал, обратив наконец внимание на мой вид, – больше не буду делиться подробностями, кроме того, что Джейми пережил это. Когда капрал развязал ему руки, он пошатнулся, но капрал и главный сержант поддержали его под руки и держали до тех пор, пока он не смог стоять сам. Его трясло от боли и холода, но голову он держал высоко, и глаза у него горели – мне это было видно и с расстояния в двадцать футов. Ему помогли сойти с помоста – он шел, оставляя за собой кровавые следы, и не отрывал глаз от Рэндолла. Казалось, он только потому и держится на ногах, что смотрит на капитана. У Рэндолла лицо побледнело, почти как у Джейми, и он тоже сверлил парня взглядом, словно и его только это держало на ногах.

У самого Дугала вид стал отсутствующим, как будто он и сейчас видел перед собой ту ужасную сцену. На маленькой поляне стояла тишина, только ветер еле слышно шелестел среди ветвей рябины. Я закрыла глаза и некоторое время прислушивалась к говору листьев.

– Зачем? – спросила я, не открывая глаз. – Зачем вы мне рассказали?

Когда я, наконец, открыла глаза, то встретила напряженный взгляд Дугала. Я снова опустила руку в водоем и смочила прохладной водой виски.

– Я считал, что это поможет вам понять его характер, – ответил Дугал.

– Рэндолла? – Я рассмеялась коротким, невеселым смехом. – Благодарю вас, но я не нуждаюсь в иллюстрациях к его характеру.

– Рэндолла, – подтвердил Дугал. – Но и Джейми тоже.

Мне вдруг стало как-то не по себе.

– Видите ли, я получил предписание, – Дугал не без сарказма произнес последнее слово, – от нашего славного капитана.

– Предписание какого рода? – спросила я с растущей тревогой.

– Препроводить английскую подданную по имени Клэр Бошан в Форт-Уильям к понедельнику восемнадцатого июня. Для допроса.

Моя реакция, вероятно, по-настоящему встревожила Дугала, потому что он вскочил на ноги и подошел ко мне.

– Опустите голову между колен, – велел он, нажимая рукой мне на шею, – и сидите так, пока не пройдет слабость.

– Я знаю, что делать, – резко ответила я, но последовала его совету.

Закрыв глаза, я почувствовала, как утихает стук крови в висках. Исчезло ощущение липкой и холодной влажности на лице и около ушей, только руки по-прежнему оставались ледяными. Я сосредоточилась на дыхании и начала считать: вдох – раз, два, три, четыре, выдох – раз, два… и так далее.

Наконец я выпрямилась, ощутив, что снова владею собой. Дугал уселся на ограду источника в ожидании, все еще опасаясь, что я могу свалиться в водоем.

– Есть выход, – вдруг произнес он. – Единственный, на мой взгляд.

– Расскажите, – попросила я, пытаясь выдавить улыбку – не слишком удачно.

– Что ж, хорошо.

Он подвинулся ближе, наклонился ко мне и принялся объяснять:

– Рэндолл имеет право вызвать вас на допрос, поскольку вы являетесь английской подданной. Но мы можем это поправить.

Я уставилась на него с глупым видом.

– Что вы имеете в виду? Вы тоже подданный короля. Как это можно изменить?

– Шотландский и английский законы очень похожи, – нахмурившись, сказал Дугал, – но не одинаковы. А английский офицер не может принудить к чему-то шотландца, если не имеет доказательств того, что тот совершил преступление, или по крайней мере серьезных подозрений, подкрепленных уликами. Но на основании одних лишь подозрений он не имеет права забрать шотландского подданного из владений клана без разрешения лэрда.

– Вы говорили с Недом Гоуэном, – предположила я, вновь испытывая легкое головокружение.

Дугал кивнул.

– Да, говорил. Видите ли, я предполагал, что так может произойти. И Нед подтвердил то, что уже приходило мне в голову: единственная причина, по которой я вправе отказать Рэндоллу, – это ваше превращение в шотландку.

– В шотландку? – переспросила я, позабыв о головокружении из-за новых догадок.

Слова Дугала подтвердили справедливость моих подозрений.

– Да, – сказал он, – вы должны выйти замуж за шотландца. За молодого Джейми.

– Это невозможно!

– Хорошо. – Он сдвинул брови и немного подумал. – Тогда я мог бы предложить вам Руперта. Он вдовец и арендует небольшую ферму. Правда, он старше, к тому же…

– Я и за Руперта не собираюсь выходить! Это же… полный абсурд… бессмыслица…

Мне не хватало слов. В сильнейшем возбуждении я вскочила на ноги и начала расхаживать по поляне.

– Джейми – славный юноша, – заговорил Дугал, не вставая. – У него, конечно, нет сейчас никакой собственности, но человек он добрый. Он не станет плохо обращаться с вами. К тому же он хороший воин и ненавидит Рэндолла. Нет, выходите за него, и он станет защищать вас до последней капли крови.

– Но… но я ни за кого не могу выйти замуж! – воскликнула я.

Взгляд Дугала сделался колючим.

– Почему же, барышня? Разве ваш муж жив?

– Нет. Я просто… это же смешно! Невозможно!

Дугал явно успокоился, когда я сказала «нет». Он посмотрел на солнце и встал.

– Нам пора возвращаться, барышня. Надо еще кое-что уладить. Понадобится разрешение на брак, – пробормотал он, – но Нед его добудет.

Он взял меня за руку, но я вырвалась.

– Я ни за кого не пойду замуж, – твердо сказала я.

– Вы хотите, чтобы я отдал вас Рэндоллу?

– Нет!

И тут меня осенило.

– Значит, вы поверили, что я не английская шпионка?

– Теперь поверил, – ответил он, сделав ударение на первом слове.

– Почему только теперь, а не раньше?

Он указал на источник и на смутное изображение святого на камне. Должно быть, камню этому была не одна сотня лет – он куда старше, чем огромная старая рябина над родником, сбрасывающая в темную воду свои мелкие белые цветки.

– Это источник святого Ниниана, – сказал Дугал. – Вы напились воды из него, прежде чем я задал вам вопрос.

– Ну и что? – удивилась я.

Дугал тоже удивился, но тотчас улыбнулся.

– Вы не знали? Его называют источником лжецов. Вода пахнет пламенем ада. Кто напьется воды, а потом солжет, тому глотку спалит огнем.

– Понятно, – процедила я сквозь зубы. – С глоткой у меня все в порядке, так что можете поверить – я не шпионю ни в пользу англичан, ни в пользу французов. И еще, Дугал Маккензи, уж поверьте: ни за кого я замуж не пойду!

Он меня уже не слушал, прокладывая дорогу через кусты. Только трепещущая ветка дуба обозначала место, где он скрылся. Горя негодованием, я последовала за ним.

В дороге я продолжила громко выражать протест. В конце концов Дугал посоветовал мне уняться и поберечь легкие, и оставшийся путь прошел в молчании. Едва мы добрались до места, я бросила поводья и кинулась по лестнице к себе в комнату.

Мысль о браке казалась мне не столько чудовищной самой по себе, сколько невероятной, абсурдной. Я мерила шагами узкую комнатку, чувствуя себя пойманной, словно мышь в мышеловке. И какого дьявола я, несмотря на риск, не сбежала от шотландцев раньше?