– Сассенах…

Я все еще стояла с кинжалом в руке.

– Что?

– Я умру счастливым человеком.

Глава 17

Мы встречаем нищего

На следующее утро мы спали очень долго: солнце стояло уже высоко, когда мы покинули гостиницу, выбрав южное направление. В конюшне почти не оставалось лошадей, и поблизости не было видно ни одного человека из нашего отряда. Я шумно удивилась, куда они все подевались.

Джейми усмехнулся.

– Точно не скажу, но есть идея. Стража направилась вчера в ту сторону, – он указал на запад, – стало быть, Руперт и остальные поехали туда, – и он указал на восток. – Скот, – пояснил он, заметив мое недоумение. – Арендаторы и фермеры платят Страже за охрану и в этом случае получают назад скот, украденный во время набегов. Но если Стража уезжает на запад в сторону Лаг-Круйма, стада, пусть и ненадолго, остаются без охраны. Ниже лежат земли Грантов, а Руперт – самый ловкий угонщик из тех, кого я знаю. Скотина сама идет за ним, даже не мычит. А поскольку здесь заняться особо нечем, Руперту неймется.

Казалось, Джейми тоже не сидится на месте, он зашагал быстрее. Через вереск бежала оленья тропа, идти по ней было легко, так что я поспевала за ним без труда. Немного погодя мы вышли на широкую вересковую пустошь, где можно было идти рядом.

– А что с Хорроксом? – вдруг спросила я – упоминание о Лаг-Круйме вызвало в памяти рассказ Джейми об англичанине-дезертире и об информации, которой он мог обладать. – Ты ведь собирался повидаться с ним именно в Лаг-Круйме, верно?

Джейми кивнул.

– Да. Но я не могу отправиться туда сейчас, там и Рэндолл, и Стража. Слишком опасно.

– А мог бы кто-нибудь сделать это вместо тебя? Ты кому-нибудь доверяешь настолько?

Он опустил глаза и улыбнулся.

– Да. Тебе. Ты не убила меня прошлой ночью, так что я думаю, тебе можно доверять. Но боюсь, одной ехать в Лаг-Круйм не стоит. Если понадобится, вместо меня съездит Мурта. Но я должен уладить еще кое-что, так что посмотрим.

– Ты доверяешь Мурте? – спросила я.

По отношению к этому маленькому неряшливому человечку я не испытывала теплых чувств, тем более что он отчасти был ответствен за мое нынешнее положение, утащив меня к Маккензи. Но с Джейми они явно дружили.

– О да, конечно. – Джейми поглядел на меня с удивлением. – Мурта знает меня всю жизнь, он, кажется, приходится моему отцу троюродным братом. Его отец был моим…

– Ты хочешь сказать, что он тоже из Фрэзеров? – перебила я. – А я считала, что он из Маккензи. Он был вместе с Дугалом тогда, когда я встретила вас.

– Да, – кивнул Джейми. – Когда я решил вернуться из Франции, то послал ему весточку и попросил встретить меня на побережье. Ты ведь помнишь: я не знал, может, это Дугал пытался меня прикончить. И мне не улыбалась мысль биться в одиночку с несколькими Маккензи. Не хотелось, чтобы мое бездыханное тело кружилось у берегов Ская, если именно это они задумали.

– Понимаю. Значит, Дугал не единственный, кто ценит свидетелей.

– Да, свидетели – штука полезная.

С другой стороны пустоши громоздилась гряда из причудливых скал, источенных отверстиями и ямками еще в то давнее время, когда ледники то наступали, то таяли. Дождевая вода наполняла отверстия поглубже; пижма, чертополох и таволга густо росли по берегам маленьких карстовых озер, и цветы отражались в тихой воде.

Чистые и необитаемые, эти озерца испещряли ландшафт, становясь ловушками для неосторожных путников: в темноте легко было свалиться в такое озеро, а значит, провести ночь на пустоши вымокшим до костей. Мы с Джейми уселись возле одного из таких водоемов, чтобы позавтракать хлебом и сыром.

Здесь обитали птицы: ласточки спускались к воде, чтобы напиться, а ржанки и кроншнепы запускали во влажную землю по краям длинные клювы в поисках корма.

Я разбросала вокруг хлебные крошки для птиц. Кроншнеп приглядывался к ним с крайним недоверием, но пока он раздумывал, быстрая ласточка увела угощение прямо у него из-под носа и стрелой взмыла в небо. Кроншнеп сердито встопорщил перья и вернулся к прежнему занятию. Джейми обратил мое внимание на ржанку, которая, попискивая, прыгала вокруг нас, будто подволакивая крыло.

– У нее гнездо где-нибудь поблизости, – сказала я.

– Вон оно.

Но Джейми пришлось показать мне несколько раз, прежде чем я наконец-то заметила неглубокую ямку на открытом месте, где четыре яйца по окраске совершенно сливались с усыпанной опавшими листьями землей; стоило мне моргнуть – и я снова потеряла гнездо из виду.

Подобрав прутик, Джейми потрогал гнездо и сдвинул с места одно яичко. Ржанка-мать заволновалась и подбежала близко-близко к Джейми. Он опустился на пятки и сидел неподвижно, наблюдая, как птичка мечется, пронзительно крича. Еле уловимый жест – и вот уже ржанка у него в руке, неожиданно притихшая.

Он заговорил с птичкой на гэльском, шипящим шепотом, гладя одним пальцем ее пестрый хохолок. Ржанка не шевелилась, сжавшись в комочек у Джейми на ладони, даже отражения замерли в ее круглых черных глазках.

Он осторожно опустил птичку на землю, но она не шевелилась до тех пор, пока он не произнес еще несколько слов и не помахал перед ней рукой. Тогда только ржанка юркнула в траву. Джейми посмотрел ей вслед и машинально перекрестился.

– Зачем ты это сделал? – спросила я.

– Что? – встрепенулся он.

Он, вероятно, совсем забыл о моем присутствии.

– Ты перекрестился, когда птичка исчезла, я спросила зачем.

Джейми смущенно пожал плечами.

– О-о, ну-у-у… Это просто старая легенда, вот и все. Почему у ржанок такой крик и почему они, крича, вьются вокруг гнезда, как вон та, погляди.

Он показал мне на противоположный конец озерка, где другая ржанка вела себя точно так же, как первая. Несколько минут Джейми задумчиво следил за птицей.

– Эти птички – души молодых матерей, что умерли во время родов, – сказал он, покосившись на меня. – Говорят, они кричат и бегают вокруг гнезда, потому что не верят, что птенцы благополучно вылупятся. Они всегда оплакивают того, кого потеряли, – ищут ребенка, которого оставили.

Он присел на корточки возле гнезда и поворачивал сдвинутое яичко прутиком до тех пор, пока оно не улеглось на место так же, как остальные, – острым кончиком внутрь. Но и после этого он продолжал сидеть на корточках, положив прутик поперек бедер и глядя на тихую воду.

– Я думаю, это просто привычка, – заговорил он. – Я впервые сделал так, когда был очень юн, после того как услышал эту историю. На самом деле я не верю, что они чьи-то души, но, понимаешь, просто из некоего почтения… – Не окончив фразу, он взглянул на меня и вдруг улыбнулся. – Я так привык это делать, что перестал замечать. В Шотландии довольно много ржанок…

Он поднялся и отбросил прутик.

– Идем дальше. Тут есть место, которое я хочу тебе показать. Вон там, у вершины холма.

Он взял меня под локоть и помог встать с земли. Мы стали подниматься по склону.

Я слышала, что он сказал ржанке, когда отпустил ее. И хотя я знала очень мало гэльских слов, это древнее приветствие слышала достаточно часто, чтобы узнать его.

«Господь да пребудет с тобою, матушка» – вот что сказал Джейми.

Молодая мать, умершая родами. И дитя, которое она оставила. Я тронула Джейми за рукав, и он повернулся ко мне.

– Сколько тебе было? – спросила я.

– Восемь, – ответил он. – Не младенец.

Больше он ничего не сказал и повел меня выше на холм. Мы теперь находились в предгорье, густо поросшем вереском. Дальше ландшафт резко менялся: повсюду из земли поднимались мощные гранитные скалы, окруженные лесками из кленов и лиственниц. Мы наконец поднялись на вершину холма, оставив позади ржанок, кричащих у воды.


Солнце начало припекать, и после целого часа борьбы с густыми ветвями – хотя путь пробивал в основном Джейми – я нуждалась в отдыхе.

Мы выбрали место в тени под скалой. Оно чем-то напоминало ту прогалину, где я впервые увидела Мурту и где избавилась от общества капитана Рэндолла. Однако здесь было хорошо. Джейми объяснил мне, что мы тут одни, потому вокруг неумолчно пели птицы.

Если бы кто-то приблизился, часть птиц умолкли бы, только сойки и галки раскричались бы, подняв тревогу.

– Всегда прячься в лесу, сассенах, – посоветовал он мне. – Если сама не будешь шуметь, птицы вовремя предупредят тебя о появлении врага.

Он обернулся посмотреть на сойку, голосящую на дереве над нами, и глаза наши встретились. Мы замерли, вытянув руки, не касаясь друг друга и едва дыша. Немного погодя мы, как видно, наскучили сойке, и она улетела. Джейми первый отвел взгляд, слегка вздрогнув, словно ему стало холодно.

Белесые шляпки грибов росли под папоротниками из рыхлой земли. Джейми отломил указательным пальцем один и заговорил, разглядывая пластинки под шляпкой, где прятались споры. Когда он говорил медленно и спокойно, как теперь, в его речи было совсем не слышно акцента, обычно довольно заметного.

– Я не хотел бы… то есть… я не имею в виду… – Он поднял на меня глаза и засмеялся смущенно. – Я не хочу задеть тебя… то есть не принимай мои слова в том смысле, будто я считаю, что у тебя большой опыт близости с мужчинами. Но было бы глупо изображать дело так, что ты о подобных вещах знаешь меньше моего. Я только хотел знать: это… всегда так? То, что происходит между нами, когда я касаюсь тебя, когда ты… спишь со мной? Это так всегда между мужчиной и женщиной?

Несмотря на сумбурность, я прекрасно поняла, о чем он говорит. Он смотрел мне в глаза, ожидая ответа. Я хотела отвести взгляд, но не смогла.

– Часто бывает нечто похожее, – заговорила я, но вынуждена была прерваться и откашляться. – Но нет. Обычно это не так. Не знаю почему, но нет. У нас… иначе.

Он немного расслабился, словно я подтвердила нечто, что его тревожило.

– Я предполагал, что нет. Я еще никогда не ложился с женщиной в постель до тебя… но я проводил время с несколькими. – Он смущенно улыбнулся и тряхнул головой. – Это было иначе. Я хочу сказать, что обнимал других женщин, целовал их и… – Он махнул рукой, отбрасывая последнее «и». – Было приятно, правда приятно. Сердце билось, и дыхание учащалось, и все такое. Но это было не так, как с тобой, когда я обнимаю и целую тебя.