Я больше ни о чем не хотела знать, но и Мунро и Джейми не терпелось рассказать все до конца.

– Ладно, – сдалась я. – Что же случилось со стопами?

С нескрываемой гордостью Мунро сбросил сношенные деревянные башмаки, потом снял чулки и показал широкие, деформированные ступни с огрубевшей кожей, на которой ярко-белые рубцы чередовались с темно-красными участками.

– Кипящее масло, – сказал Джейми. – Таким способом они принуждают христиан перейти в мусульманскую веру.

– Весьма действенно, – сказала я. – И поэтому несколько приходов разрешают ему просить милостыню? Потому что он принял пытки во имя христианской веры?

– Совершенно верно.

Джейми был явно доволен тем, что я быстро уяснила суть. Мунро также выразил свое восхищение глубоким восточным приветствием-поклоном, за которым последовала серия выразительных и несколько неприличных жестов, призванных отдать должное достоинствам моей фигуры.

– Спасибо, дружище. Я тоже считаю, что ею можно гордиться, – сказал Джейми, заметив мое недовольство, и развернул Мунро спиной ко мне так, что я больше не видела его жестикуляции. – Ну а теперь расскажи мне, что происходит в деревнях.

Мужчины придвинулись ближе друг к другу и продолжили свой странный разговор с новой энергией. Участие Джейми в этой беседе почти ограничивалось мычанием и междометиями, выражающими эмоции, и потому я смогла уловить очень немногое, постепенно переключившись на другое занятие – собирала редкие горные растения, которые росли вокруг нас.

Я собрала уже порядочный букетик очанки и дикого бадьяна, когда разговор завершился и Мунро собрался уходить. Поклонившись мне в последний раз и хлопнув Джейми по спине, он заковылял к обрыву и исчез за краем так же быстро, как мог бы юркнуть в свою норку один из убитых им кроликов.

– У тебя замечательные друзья, – сказала я.

– Да, Хью – парень что надо. В прошлом году я охотился с ним и еще несколькими ребятами. Теперь он официально нищий, и его работа вынуждает путешествовать из прихода в приход. Благодаря этому он в курсе всего, что происходит в окрестностях Арды и Честхилла.

– В том числе знает о Хорроксе?

Джейми кивнул:

– Да. И он передаст ему весточку от меня, чтобы договориться о месте встречи.

– Ты сможешь обхитрить Дугала, – заметила я. – Если он думал воспрепятствовать оправдательному приговору при помощи Хоррокса.

Джейми снова кивнул, и улыбка тронула утолки его губ.

– Примерно так.

Мы вернулись в гостиницу только к ужину. На этот раз крупный вороной конь Дугала и лошади его спутников стояли во дворе гостиницы и с аппетитом жевали сено.

Сам Дугал находился внутри и смывал дорожную пыль элем. Он кивнул мне и повернулся к племяннику, чтобы приветствовать его, но не произнес ни слова – просто стоял, склонив голову набок, и насмешливо разглядывал Джейми. Наконец он заговорил:

– Так вот оно как, – произнес он удовлетворенно, как человек, решивший трудную задачу. – Теперь я понял, чего ты от меня добивался, парень.

Он повернулся ко мне.

– Вы когда-нибудь видели оленя-самца в конце гона? – спросил он доверительно. – Бедные животные в это время не спят и не едят по нескольку недель, потому что не могут зря тратить время, которое им нужно либо для того, чтобы драться с другими самцами, либо для того, чтобы обхаживать самок. К концу сезона от них остаются кожа да кости. Глаза ввалившиеся, а единственной частью тела, которая не дрожит от усталости…

Конец фразы потонул во взрыве всеобщего хохота; Джейми тем временем тащил меня по лестнице вверх. К ужину мы не спускались.

Гораздо позже, уже сонная, я почувствовала руку Джейми на своей талии, щеку обожгло его горячее дыхание.

– Кончится ли это когда-нибудь? Мое желание обладать тобой? – Он нежно провел рукой по моей груди. – Даже когда мы не вместе, я хочу тебя так сильно, что у меня теснит грудь и пальцы болят от желания дотронуться до тебя снова. – В темноте он взял мое лицо в обе ладони и провел большими пальцами по бровям. – Когда я обнимаю тебя обеими руками и чувствую, что ты дрожишь от желания, как сейчас… Боже мой, я хочу только, чтобы ты кричала от удовольствия и открывалась мне навстречу. Когда я вхожу в тебя, мне кажется, что вместе с членом я отдаю тебе душу.

Он оказался надо мной, я раздвинула ноги и слегка вздрогнула, когда он вошел в меня. Джейми тихонько засмеялся.

– Ай, мне тоже немного больно. Перестать?

В ответ я обвила ногами его бедра и притянула его к себе.

– А ты можешь перестать?

– Нет. Я не могу.

Мы засмеялись, продолжая медленно двигаться, целуя и лаская друг друга.

– Я понял, почему церковь говорит, что это таинство, – задумчиво проговорил Джейми.

– Это? – удивилась я. – Почему же?

– Я чувствую себя как бог, когда я в тебе.

Я засмеялась от души, так что он едва не вышел из меня. Он остановился и ухватил меня за плечи, чтобы я не двигалась.

– Что смешного?

– Трудно представить себе бога, который занимается этим.

Джейми продолжил двигаться.

– Но если Бог создал человека по своему образу и подобию, то у него должен быть член. – Он вдруг тоже начал смеяться, нарушив ритм. – Хотя ты не слишком напоминаешь мне Пресвятую Деву, сассенах.

Мы вздрагивали от смеха в объятиях друг у друга и смеялись, пока нам не пришлось разомкнуть объятия. Пытаясь прекратить смеяться, Джейми шлепнул меня по бедру:

– Встань на колени, сассенах.

– Зачем?

– Если ты не хочешь духовности, тебе придется познакомиться с моей животной сущностью. Я стану зверем. – Он укусил меня за шею. – Кем ты хочешь меня видеть – конем, медведем или собакой?

– Ежом.

– Ежом? А как ежи занимаются любовью?

«Нет, – подумала я. – Не стану этого делать. Ни за что». Но все-таки сделала. И ответила ему, беспомощно захихикав:

– Очень осторожно.

Теперь можно точно сказать, насколько старая это шутка.

Джейми повалился на кровать, задыхаясь от смеха. Потом перевернулся, встал на колени и потянулся к столику за коробочкой с огнивом. Он засиял словно кусок янтаря на фоне темной стены, когда позади него загорелся фитиль и по комнате разлился свет.

Он уселся на кровать у меня в ногах и с усмешкой глядел на меня – я все еще тряслась на подушке от смеха. Джейми провел тыльной стороной ладони по своему лицу и принял притворно строгое выражение.

– Ну довольно, женщина! Настал час, когда я должен утвердить свою власть.

– Вот как?

– Ай!

Он наклонился вперед, ухватил за бедра и раздвинул их. Я пискнула и попыталась перевернуться на спину.

– Не надо, не делай этого!

– Почему?

Он вытянулся во весь рост у меня между ног и, сощурившись, смотрел на меня. Бедра мои он держал крепко, чтобы я не могла их сдвинуть.

– Скажи мне, сассенах, почему ты не хочешь, чтобы я это делал? – Он потерся щекой о внутреннюю поверхность моего бедра; отросшая свежая щетина колола нежную кожу. – Ну скажи честно: почему нет?

Он потерся другой щекой, заставив меня снова оказать сопротивление, но безуспешно.

Я опустила лицо на подушку, прохладную по сравнению с моей горящей щекой.

– Ну хорошо, если ты так хочешь знать, то… – забормотала я. – Просто я не думаю… то есть я боюсь, что… словом, запах…

Я растерянно умолкла. В ногах началось движение – Джейми приподнялся. Он положил голову мне на бедро, отчаянно смеясь.

– Господи Иисусе, сассенах, – выговорил он наконец, фыркая, – да знаешь ли ты, что надо делать, когда приручаешь новую лошадь?

– Нет, – ответила я, совершенно растерявшись.

Он поднял руку, показав мягкий пучок светло-рыжих волос.

– Ты несколько раз проводишь подмышкой ей по носу, чтобы она узнала твой запах, привыкла к нему и перестала взбрыкивать. – Джейми приподнялся на локтях и посмотрел на меня поверх моей груди и живота. – То же самое надо было сразу сделать со мной, сассенах. Надо было позволить мне потереться лицом между ног. И я бы не взбрыкивал.

– Взбрыкивал!

Он опустил лицо и поводил им вверх вниз, фыркая, как будто он лошадь, которая к чему-то принюхивается. Я задергалась и заколотила его ногами по ребрам – с тем же успехом можно было пинать кирпичную стену. Наконец он отпустил мои бедра и поднял голову.

– Теперь, – сказал он тоном, не допускающим возражений, – лежи тихо.

Я чувствовала себя слишком голой, покоренной, беспомощной – словно я вот-вот должна была развалиться на части. Дыхание Джейми ощущалось то теплым, то холодным.

Реальность распалась на отдельные ощущения: шершавая поверхность подушки, вышитой цветами, запах масла от лампы, смешавшийся с более слабыми запахами ростбифа и эля и едва заметной свежестью от букета полевых цветов в стакане, прохлада деревянной стены возле левой ноги, крепкие теплые руки у меня на бедрах. Ощущения кружились и смешивались под опущенными веками в подобие сияющего солнца, которое то увеличивалось, то уменьшалось и в конце концов бесшумно взорвалось, оставив меня в теплой и пульсирующей тьме.

Смутно, словно издали, я услышала, как Джейми сел.

– Ну, так-то лучше, – произнес он, часто дыша. – Приходится постараться как следует, чтобы сделать тебя покорной, ай?

Кровать скрипнула, когда он переместился, и голос, оказавшийся гораздо ближе – где-то у меня над ухом, – проговорил:

– Надеюсь, ты живей, чем выглядишь?

– Господи Иисусе, – только и сказала я. Над ухом прозвучал коротенький смешок.

– Сассенах, я ведь говорил, что только чувствую себя как бог, но не утверждал, что стал им.

Гораздо позже, когда солнечный свет сделал горящую лампу тусклой, я очнулась от дремы, услыхав, как Джейми повторяет еще раз:

– Исчезает оно когда-нибудь, Клэр? Желание исчезает?

Моя голова снова упала ему на плечо.

– Я не знаю, Джейми. Правда не знаю.

Глава 18

Набег среди скал