– Экий ты глупый поросенок! Глянь-ка! Теперь твою рубашку придется опять стирать! А что ты сделал с тетиным платьем, поганец!

– Да чепуха, – заметила я, увидев, что шалун вот-вот готов заплакать.

– А вот и не чепуха! – парировала Дженни, уставившись на мальчика суровым взором. – Сейчас же проси у тети прощения, а потом иди домой и попроси миссис Крук тебя умыть и почистить.

Она вновь шлепнула его, уже слабо, и тычком отправила к дому.

Мы вернулись к груде мокрого белья и заслышали с дороги конский топот.

– Похоже, Джейми возвращается, – предположила я, прислушавшись. – Как-то рано.

Но Дженни, внимательно смотревшая на дорогу, не согласилась:

– Не его лошадь.

Судя по тому, как она нахмурилась, лошадь, которую она завидела на вершине холма, была чужая. А вот всадник… всадник, вероятно, свой. Дженни на мгновение замерла, потом схватила младенца на руки и бросилась бежать к калитке.

– Это Айен! – крикнула она мне.

Айен слез с коня; одежда его превратилась в лохмотья, с головы до ног его покрывала пыль, он был сильно избит: на лбу надулась шишка, бровь сильно рассечена. Он встал ногой на землю – одной ногой, потому что протез пропал, – и Дженни подхватила его.

– Джейми, – выдохнул он. – У мельницы мы наткнулись на патруль. Они нас там ждали: знали, что мы появимся.

Внутри меня все сжалось.

– Он жив?

Тяжело дышавший Айен кивнул.

– Да, даже не ранен. Они повезли его в сторону Киллина.

Дженни ощупывала его лицо.

– Ты тяжело ранен, муж мой?

– Нет. Они отобрали у меня коня и деревянную ногу. Убивать меня им было незачем: преследовать их я не мог.

Дженни посмотрела на линию горизонта: солнце стояло над деревьями. Часа четыре, подумала я. Айен проследил за взглядом жены и предупредил ее вопрос:

– Мы наткнулись на них около полудня. Чтобы достичь места, где я нашел коня, мне потребовалась пара часов.

Несколько минут Дженни над чем-то раздумывали, после чего решительно повернулась ко мне:

– Клэр, отведи Айена в дом, а если его требуется подлечить, займись этим, поскорее, прошу тебя. Младенца я отдам в руки миссис Крук и попрошу оседлать лошадей.

И она исчезла с такой скоростью, что оба мы не успели сказать ни слова.

– Она собирается… но это же невозможно! – вскричала я. – Ей нельзя оставлять ребенка!

Тяжело опершись на мое плечо, Айен медленно пошел по тропинке к дому.

– Наверное, нельзя, – качнул он головой. – Но полагаю, что она не позволит англичанам вздернуть брата на виселицу.

Когда мы достигли места, где Джейми и Айен попали в засаду, уже наступили сумерки. Дженни выпрыгнула из седла и стала обыскивать кусты, как охотничья собака, раздвигая ветки и вполголоса приговаривая что-то, сильно напоминавшее наиболее сильные ругательства ее брата.

– На восток, – заявила наконец Дженни.

Она выбралась из кустов вся в грязи и царапинах, стряхнула с юбки сухие листья и взяла из моих закоченевших рук поводья.

– Гнаться за ними ночью мы не можем, но я во всяком случае понимаю, куда нам нужно отправиться с рассветом.

Мы устроили себе самый простой привал, спутали лошадей и развели костер. Я восхитилась проворством, с которым Дженни все это проделала. В ответ она лишь улыбнулась:

– Я всегда просила Айена и Джейми, чтобы они всему меня научили: разводить костер, лазить по деревьям, свежевать дичь и идти по следу.

Она повернулась в сторону, куда уехал патруль.

– Не беспокойся, Клэр, – продолжала она, присаживаясь к огню. – Двадцать лошадей смогут по кустам недалеко уйти, а вот две – гораздо дальше. Патруль отправился, скорее всего, к дороге на Эскадейл, а мы срежем путь по холмам и встретим их у Мидмэйнса.

Быстрыми пальцами она расстегивала корсаж. Я с некоторым удивлением следила за тем, как она распустила завязку блузы, спустила ткань с плеч и обнажила грудь.

Грудь была очень полная, тугая от молока. Я была тогда настолько невежественна в этом отношении, что даже не задумывалась, что чувствует кормящая мать, если оставляет ребенка.

– Я не могу покидать младенца надолго, – словно отвечая моим мыслям, сказала Дженни и, приподняв одну грудь, скривилась от боли. – Я сейчас лопну.

Из набухшего соска от прикосновения закапало молоко. Дженни достала из кармана большой платок и подложила под грудь. Подняла с земли небольшую оловянную кружку, которую перед этим достала из седельной сумки, подставила ее к соску и осторожно нажала двумя пальцами; молоко закапало сильнее и неожиданно брызнуло тонкой, сильной струйкой.

– Даже не думала, что так бывает! – восторженно воскликнула я.

– Да, – сказала Дженни. – Сначала младенцу приходится сосать с достаточной силой, но когда молоко прибывает, ему надо лишь глотать. Ох, сразу полегчало!

Она опрокинула содержимое чашки прямо на землю.

– Так поступать грешно, но что поделаешь, правда? Обуза, конечно – но все, что связано с детьми, всегда обуза. Но и отказываться от них не хочется.

– Конечно, – тихо заметила я, – ты бы ни за что не отказалась.

Дженни сцедила молоко и из второй груди и поглядела на меня над костром.

– Для тебя еще не наступила пора, – заметила она, – но рано или поздно и у тебя будут дети.

Я грустно усмехнулась.

– Сперва хорошо бы найти их будущего отца.

Дженни вылила молоко из чашки на землю и стала одеваться.

– Ну, это-то мы сделаем. Завтра обязательно найдем, мне же нельзя покидать Мэгги надолго.

– А если найдем, что тогда? – спросила я.

Она пожала плечами и потянулась за одеялами.

– Все зависит от Джейми. От того, насколько он позволил англичанам себя изувечить.

Дженни была совершенно права: на следующий день мы наткнулись на патруль. На рассвете мы покинули место ночлега, задержавшись лишь на время, нужное Дженни, чтобы вновь сцедить молоко. Она умела находить даже почти неприметные следы; я послушно последовала за ней в чащу. Двигаться по густому подлеску было невозможно, но Дженни уверяла, что это куда более короткий путь, чем у патруля, которые не мог передвигаться быстро из-за численности.

Мы нашли их приблизительно в полдень. Я услышала позвякивание сбруи и голоса и, подняв руку, предупредила Дженни, оказавшуюся сзади.

– Там, внизу брод, – шепнула она мне. – Похоже, они встали, чтобы напоить лошадей.

Дженни спешилась, взяла в руки поводья и привязала обоих коней, после чего знаком приказала следовать за ней и, как змея, проскользнула в кусты.

С небольшого уступа, на который мы вышли, был виден брод; солдаты спешились и, разделившись на небольшие группы, о чем-то мирно беседовали; некоторые перекусывали, расположившись на траве, многие поили лошадей, отводя их к воде по две или по три разом. Но никакого Джейми мы не обнаружили.

– Как полагаешь, они его убили? – ужаснувшись, пролепетала я.

Я дважды пересчитала тех, кого видела. Ошибки не было: двадцать человек и двадцать шесть лошадей; все, как я понимала, на виду. И никаких следов пленника – даже солнечных бликов на рыжих волосах…

– Это вряд ли, – ответила Дженни. – Но существует лишь один способ выяснить это.

Она поползла обратно в кусты.

– Это какой же?

– Спросить.

За бродом дорога сразу сужалась, переходя в пыльную тропинку, вившуюся среди тесно росших сосен и ольхи. Две лошади рядом не умещались, и солдатам пришлось перестроиться в цепь по одному.

Когда из-за поворота появился замыкающий колонны, Дженни Муррей выскочила перед ним на тропинку. Лошадь дернулась, солдат, выбранившись, натянул поводья. Только он собрался негодующе узнать, как понимать такое поведение, как из кустов сзади него вышла я и опустила на его затылок увесистый сук, подобранный с земли.

Он совсем обалдел, зашатался (лошадь опять отпрянула) и упал на землю. Я его не оглушила, ударила недостаточно сильно. Дженни исправила мою ошибку посредством крупного камня, схватила лошадь за повод и быстро обернулась ко мне.

– Быстрее! – прошептала она. – Отволоки его отсюда, пока они не хватились.

Когда Роберт Макдональд из патруля Глен Элрайва очнулся, он выяснил, что прочно привязан к дереву, а прямо в его лоб направлено дуло пистолета, находящегося в руке сестры его недавнего пленника – и эта сестра смотрит холодными, словно сталь, глазами.

– Что вы сделали с Джейми Фрэзером? – спросила она.

Макдональд изумленно покачал головой, видимо, решив, что увиденное ему только кажется. Однако когда он попытался пошевелиться, то убедился, что все происходит наяву, и после предсказуемой серии брани и угроз он догадался, что сможет получить свободу, только если расскажет нам все, что мы от него требуем.

– Он погиб, – хмуро сказал Макдональд, но, заметив, что палец Дженни напрягся на спусковом крючке, испуганно зачастил: – Я тут ни при чем! Он сам виноват.

Джейми, поведал нам пленный, сидел за спиной одного из конвоиров, и его руки были связаны кожаным ремнем. Вел он себя вполне смирно, и поэтому когда в шести милях от мельницы они переходили реку вброд, то дополнительных предосторожностей не предпринимали.

– Этот проклятый дурак соскользнул с лошади прямо на глубину, – рассказывал нам Макдональд, недоуменно пожимая плечами, насколько это давали связанные сзади руки. – Мы стреляли. Видимо, попали, потому что он не вынырнул. Но сразу за бродом очень быстрое течение, там не мелко. Мы устроили недолгие поиски, но его не обнаружили. Думаю, тело увлекло течением. Ради создателя, леди, развяжите меня!

Несмотря на все угрозы Дженни, он ничего не добавил к своим показаниям и их не изменил; мы пришли к выводу, что он, вероятно, не лжет. Дженни отказалась освобождать Макдональда и лишь чуть ослабила веревки, чтобы он не сразу смог из них выпутаться, и мы убежали прочь.

– Ты полагаешь, он умер? – задыхаясь, спросила я, когда мы добрались до наших лошадей.

– Вовсе нет. Джейми плавает как рыба, я сама видела, как он находился под водой три минуты. Скорее же. Нам нужно обыскать берег.