Если бы женщина действительно не видела смысла в том, что я делаю, чёрта с два бы я покинула этот переулок, тем более таким способом. Остаётся только выяснить – что именно никак не доходит до моего измученного разума.

О последнем я думаю ещё довольно долго. В то время, как покидаю пределы Лондона в сторону одного из пригородов, выжимая максимум скорости, которую только способна контролировать с учётом дорожных условий. И пока раз за разом до судорог в пальцах сжимаю в ладони остатки цифрового накопителя, испорченного снайперской пулей… Жаль. Выкидываю испорченную флешку из окна посреди пустого шоссе, предварительно отсоединив ту от цепочки.

Почему я не рассказала правду о носителе информации?

Не потому, что я не доверяю куратору.

Но у меня есть свой, особый расчёт на этот, с виду бесполезный, кусок пластика.

Пришедшее на телефон сообщение с адресом, который я просила, только укрепляет мои планы на ближайшее будущее.

Надеюсь, Маркусу Грину в нём не найдётся места.

Иначе…

Будет действительно больно.

К тому моменту, как я добираюсь до нужного места, начинает темнеть. Закатные краски хмурого небосвода сливаются с алым заревом виднеющегося издалека пожара, будто так и задумано самой природой. Хотя вряд ли с этим согласен кто-либо ещё, учитывая развернувшуюся на узкой улочке панику и суету.

Небольшой одноэтажный домик объят высоким столпом пламени, который тушат примерно с десяток пожарных. Территория оцеплена и вряд ли меня пустят внутрь, поэтому ничего не остаётся, как наблюдать издалека.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

На противоположной от горящего дома стороне дороге, на краю лужайки, кутаясь в плед, стоит англичанка в преклонном возрасте. Она так же, как и я, наблюдает за развернувшейся картиной и утирает скупые слёзы на глазах.

– Как это случилось? – спрашиваю у неё, опустив стекло.

Из автомобиля я не выхожу.

Вряд ли кто-либо оценит мой наряд, сдобренный порцией чужой крови.

– Говорят, утечка газа, – разводит она руками. – Как же так… – качает головой больше своим мыслям, чем обращаясь ко мне.

– А хозяин дома? – интересуюсь дальше.

Она снова качает головой и жалобно всхлипывает.

– Говорят, внутри был, когда произошёл взрыв, – отзывается она. – Да и где ему ещё быть в такое время? С работы его выгнали, родственников у него нет. Совсем один. Разве что собака была. Никого больше… И та сгорела вместе с ним, – вздыхает тяжело. – Уже два часа почти, как потушить не могут.

Дальше я не слушаю. Переключаю рычаг управления передач и сдаю назад, а после и вовсе разворачиваю машину в обратном направлении. Вот только отъехать далеко всё равно не получается. Стоит приблизиться к первому попавшемуся перекрёстку, как встречная машина перегораживает собой дальнейший путь. Я едва успеваю затормозить, чтобы со всей дури не врезаться в… Маркуса Грина.

А я уж было думала, что паршивее сегодняшний день стать уже не может.

Снова ошибаюсь…

Он выбирается из машины ещё до того, как я успеваю перевести дыхание. В несколько быстрых размашистых шагов брюнет приближается к дверце с моей стороны и в считанные мгновения вытаскивает меня на улицу. Ультрамариновый взор становится практически чёрным, пока мужчина придирчиво осматривает меня с ног до головы. Брови хмурятся, а небрежная ухмылка на его губах превращается в брезгливый оскал, прежде чем он первым нарушает воцарившуюся тишину.

– Какого чёрта ты здесь делаешь? Кто разрешил тебе покинуть галерею? – отчеканивает сквозь зубы. – Что ты забыла в том переулке, да ещё и с Эбигейл? И почему ты не берёшь трубку, когда я тебе звоню? Почему не отвечаешь на сообщения? – встряхивает за плечи, сверля требовательным взором.

Наверное, нервы окончательно сдают, а может, ледяная ярость в его взгляде придаёт столько упрямства и храбрости, потому что лично мне самой на ум никак не приходит, откуда во мне берётся такой неиссякаемый поток… дурости.

– Я здесь, потому что хотела выяснить, что за мерзкие игры ты ведёшь на самом деле, – говорю, как есть. – Я здесь, потому что единственный, кто мог дать мне честные ответы, живёт вон в том доме. Жил, точнее, – скидываю с себя чужие руки и тыкаю в направлении, где виднеется пожар. – Я здесь, потому что не нуждаюсь в твоём разрешении, чтобы пойти куда-нибудь! Я здесь, потому что ты – лживая скотина, в которой столько дерьм… – дальше приходится заткнуться.

Маркус сдавливает правой рукой за подбородок с такой силой, что я едва терплю боль. Не до бесполезной тирады становится.

– Лживая скотина? – переспрашивает он обманчиво мягко.

Однако до сих пор пылающая в его глазах ярость, граничащая с откровенным бешенством, не позволяет обманываться. Даже после того, как хватка на моём лице заметно слабеет, хотя ладонь Грин так и не убирает.

– Да! – выкрикиваю во весь голос, подкрепляя собственное утверждение ударом в колено. – Лживая скотина! – пользуюсь возможностью и отшатываюсь назад.

Жаль, моя относительная свобода длится недолго.

– Ссс… – срывается с уст Маркуса, прежде чем он в одно мгновение ловит меня за руку, а после одним рывком разворачивает к себе спиной и толкает к машине.

Второе запястье тоже оказывается в плену, не успеваю опомниться. При столкновении я довольно сильно ударяюсь бедром о холодное железо, хотя не чувствую боли. Но кожу ощутимо саднит и печёт.

– Правда решила, что можешь со мной справиться? – с отчётливым предвкушением в тоне интересуется Маркус очень тихо, прижимаясь ко мне всем телом.

Я что, совсем сумасшедшая что ли?!

– Нет, – отвечаю, скорее, на вопрос в своих мыслях, чем на тот, который обозначен для меня англичанином.

– Тогда какого хрена это только что было, а, цветочек? – уточняет в явной издёвке.

И вот что сказать? Особенно, если последние мало-мальски здравые мысли закончились ещё в тот момент, когда я поняла, кто именно преградил мне дорогу…

Потому и молчу.

Обычно это срабатывает лучше остального.

– Ну, ладно, раз ты успокоилась, начнём сначала, – по-своему расценивает возникшую паузу Маркус. – Зачем ты сюда приехала, я примерно понял. Но, если ты будешь столь любезна пояснить мне конкретнее, думаю, будет легче нам обоим.

Ага, как же…

Но то про себя, а вот вслух:

– Пассажирское сиденье. Сам посмотри.

Ещё одна пауза длится дольше предыдущей. Пусть и не сразу, но мужчина отпускает мои руки и отстраняется на полшага назад, через открытое окно доставая то, о чём речь. И даже больше. На крыше машины оказывается сначала фотография, где запечатлены я и моя погибшая сестра, а после цепочка, на которой прежде была нанизана флешка.

– Хм… Очевидно, тут мы сразу переходим к той части, где я – лживая скотина, а ты – в поиске честности, – ничего не выражающим тоном комментирует Маркус, добавляя к вещам, находящимся на крыше, «Glock 45».

Как только оболочка огнестрельного из полимера касается серебристой поверхности автомобильного кузова, мужчина отступает на шаг назад и скрещивает руки на груди. Честно говоря, мне разом дышать становится легче. На секунду я почти верю в то, что его слова – самая что ни на есть открытая угроза. Зато теперь…

– Не боишься, что я пристрелю тебя? – задаю вопрос, на который не жду ответа. – Я знаю про верфь: её забрали у владельца ещё три месяца назад. Про то, что ты используешь девушек с аукциона в своих теневых делишках, я тоже знаю. И знаю о том, что ты был в курсе, кто я такая с самого начала. Эбби рассказала. Ещё она отдала мне флешку с соответствующей информацией. Ей злополучный накопитель отдала Анна. За эту флешку её и пристрели в том переулке, – хмыкаю, не скрывая горечи, невольно бросив взгляд на своё платье, испачканное кровью девушки. – Знаю о том, что ещё одиннадцать девушек, чьи эксклюзивные контракты были куплены тобой на аукционе, устроенном «Oz», – мертвы. Все до одной, Маркус.

Да, я действительно теперь знаю многое. Не знаю только то, как всю эту хренотень связать с моим брачным договором, но о том я, конечно же, не говорю. Наивно надеюсь, что вскоре и это станет понятным.

Впрочем, надежда оправдывается довольно быстро.

– И где эта флешка теперь? – бесцветно проговаривает Грин.

Он всё ещё на расстоянии от меня в полшага. Но явно едва сдерживается, чтобы снова не сократить эту дистанцию.

– Скажу, если расскажешь мне о том, на кой чёрт я тебе сдалась, – произношу деланно равнодушно.

Хотя на самом деле внутри меня ещё больше напряжения, нежели вижу в мужчине.

– Я уже говорил тебе об этом, – отзывает он в таком же, фальшиво нейтральном тоне.

Твою ж… мать!

– Даже если и так, есть что-то ещё, – стараюсь сохранять внешнее спокойствие, хотя раздражении в моём голосе всё равно проскальзывает.

– Даже если и так, я не обязан делиться с тобой этим. Хватит с меня и того, что я позволил тебе залезть в мой сейф, выполнив то, из-за чего ты продала своё тело, – флегматично хмыкает брюнет. – Я не настолько безрассуден, цветочек – пустить в свой дом ту, у которой досье на меня в разы больше, чем собственная биография, и при этом оставить в качестве пароля дату смерти своей матери, – прищуривается с насмешкой в снисходительном дополнении. – Я дал тебе то, ради чего ты ко мне пришла. Теперь твоя очередь – выполнить то, зачем я тебя к себе взял.

Да… бл*дь!

– Если ты не желаешь делиться этим со мной, тогда я узнаю сама, – бросаю отрывисто, хватая с крыши пистолет. – Уйди с дороги, Маркус, – направляю прицел на мужчину, – а то, если ты так сильно не хочешь раскрывать то, что поможет мне вычислить убийцу Анны, я могу решить, что это действительно ты сделал: убил её. Их всех убил.

Насмешка на его лице стирается в одно мгновение.

– Нравится тебе это или нет: сделка есть сделка, – мрачно сообщает Грин. – Ты подписала контракт. Даже два. Будь любезна – исполняй, – сокращает дистанцию между нами, тем самым прижимая к своей груди дуло направленного мною оружия. – Или стреляй.