Оставшись одна, юная леди решила занять время вышиванием и, не желая больше думать о капитане и своей несчастной судьбе, она запела. Сеньорита вспомнила песню, которую пела ещё её бабушка, когда Эстель была совсем маленькой, а позже этой песне научила её мать. Звучание слов очень нравились испанке, мелодичный русский язык, словно созданный для песен, сливался с прекрасной мелодией и заставлял сердце сладко дрожать. Эстель часто напевала её, потому до сих пор и не забыла слова. Эта песня как нельзя лучше подходила к печальному настроению пленницы, а дивная мелодия, трогательная и томительная, уносила душу в неведомые дали загадочной холодной страны, которую сеньорита никогда не видела. Эстель не знала языка, на котором говорила её бабушка, она помнила только некоторые слова и выражения, но смысл песни был понятен девушке: мать в детстве разъяснила его дочке.

Нежный звенящий голос разнёсся по каюте, вырывался в окно и, пробравшись через тонкую перегородку, долетел до ушей капитана. Слушая чарующую мелодию, Корбо отвлёкся от расчётов и задумался. Звуки песни завораживали и, проникая в сердце, необычайно затрагивали душу. Капитан немного посомневался и велел Жюлиану привести пленницу. Поскольку к тому времени все уже успели поужинать, Корбо попросил принести вина, сыра и фруктов.

Услышав приглашение, Эстель несколько удивилась. Полагая, что Долорес у капитана, девушка предположила, что пират намерен обсудить какой-то вопрос с обеими пленницами, и спокойно отправилась в соседнюю каюту. Сеньорита перешагнула порог и, не обнаружив графиню, недоумённо вскинула брови:

– А где сеньора дель Кастильо? – спросила Эстель.

– Получает новые впечатления, – усмехнувшись, ответил пират.

Насторожено уставившись на капитана, девушка подумала: «Неужели он отдал графиню команде?». Неприятная холодная дрожь проползла по спине, обдавая ужасом страшного предположения: ей тоже предстоит ублажать похотливых разбойников.

– Если будешь себя хорошо вести, то нет, – неожиданно произнёс капитан, и Эстель вздрогнула: пират, словно дьявол, читал её мысли! А Корбо, засмеявшись, пояснил. – У тебя на лице всё написано. Наверное, ты совсем не умеешь врать? – спросил он, и сеньорита не стала отрицать: это было действительно так. – Садитесь, составьте мне компанию, – вежливо предложил капитан. – Сегодня такой замечательный вечер, – добродушно улыбнулся он и налил девушке вина. Чокнувшись бокалами, Тэо отпил глоток.

– Вы же знаете, я не пью, – с укором взглянув на пирата, надулась Эстель.

– Пейте, – скомандовал капитан и устремил на пленницу сердитый взгляд, правда, в глубине карих глаз сверкали озорные искорки.

Эстель покорно пригубила вино и поставила бокал на стол.

– Нет. Пейте всё! – старательно сдерживая улыбку, хмурился Корбо. – Вы же не хотите меня рассердить? – строго спросил он, мысленно потешаясь над страхами бедняжки.

Вспомнив про участь Долорес, сеньорита затрепетала и, не желая вызвать на себя гнев пирата, выпила несколько глотков и остановилась, с мольбой взглянув на капитана. Заметив её смятение, и хорошо понимая, чем оно вызвано, Корбо усмехнулся, но не стал настаивать допивать до конца.

– Что это за песню вы пели сегодня? – поинтересовался он.

– Это русская песня… Её пела моя бабушка, когда я была совсем маленькой. Странно… Бабушку я совсем не помню, а песню не забыла, – задумалась Эстель.

– Спойте её для меня, – попросил капитан, и девушка, согласившись, запела.

Проникновенный голос Эстель переливался и, словно лёгкий ветерок, струился по каюте, заполняя всё вокруг нежным очарованием. Мелодия песни заставляла сердце взволнованно вздрагивать, томительно трепетать и сладко таять. Загадочный язык щемящей тоской обволакивал душу, выворачивая её наизнанку, и Корбо, не спускавший с пленницы глаз, вновь ощутил, как волнующее чувство, опьяняя рассудок захватывает его. Мужчина понимал: его снова с неистовой силой влечёт к девушке и, рассудив: чего уж теперь мучить себя, если она всё равно принадлежит мне, решил не сдерживать своё желание. Правда, пират теперь не осмеливался просто вновь, подавив волю пленницы, взять её силой, но тут ему на ум пришло простое, но несколько бесчестное решение.

Девушка между тем закончила петь. Капитан подлил гостье вина, поднял бокал и, показывая взглядом, чтоб она выпила, спросил.

– И о чём эта песня?

– О любви, – ответила Эстель и, отпив немного из бокала, рассказала сюжет: – Девушка сплела венок и опустила его в реку. Увидев венок, парень зашёл в воду, собираясь его выловить, но сделав шаг, он ушёл в воду по колено. Потом он сделал второй шаг, и вода дошла ему до пояса. Когда парень сделал третий шаг, вода накрыла его с головой.

– И что, он утонул? – искренне изумился капитан. Девушка улыбнулась и, подтвердив предположение, кивнула. – Печальная песня… А конец и вовсе непонятный, – пожав плечами, поморщился пират. – С чего это он утонул, да ещё в реке? Зачем мужчине сдался какой-то венок, тем более, если плавать не умеет? Глупая песня, – констатировал Корбо. – Но звучит приятно. И не подумаешь, что слова такие бестолковые…

Наблюдая за тем, насколько серьёзно мужчина переживает за утонувшего юношу и возмущается текстом, Эстель неожиданно засмеялась. Смех девушки звонким колокольчиком разнёсся по каюте, и Тэо невольно залюбовался пленницей. Испуг исчез с её лица, глаза сеньориты искрились, щёчки порозовели, и выглядела она ещё притягательней.

– Когда я была меленькой, я тоже не понимала смысла, – улыбаясь, возразила Эстель. – Мне было жалко парня, но мама объяснила, что слова этой песни аллегория. Не за венком пошел юноша, а за любовью. Он полюбил девушку, потому и ступил в реку. Его затягивала любовь, поэтому он и не мог вернуться. Парень не тонул в реке, он отдался чувству. Любовь накрыла его с головой, – словно ребёнку втолковывала значение песни сеньорита. – И поэтому это не трагедия, а счастье, – сверкая глазами, пояснила она.

Увлечённая рассказом Эстель сияла, как звезда, и Тэо, наблюдая за ней, ощущал нарастающее жгучее волнение в груди и окончательно утвердился в своём решении.

– Надо же, – задумавшись, произнёс Корбо. – Такой глубокий смысл в простой песне. Давайте выпьем за это, – проговорил он и поднял бокал.

Немного отпив вина, Эстель собралась поставить бокал, но капитан вновь запротестовал и, притворно нахмурившись, потребовал, чтобы сеньорита выпила его до дна. Боясь разозлить капитана, девушка послушалась и под пристальным взглядом пирата с трудом осушила кубок. Чувствуя, что её горло отказывается принимать в себя непривычный напиток, Эстель сморщилась и, желая заглушить вкус вина, взяла яблоко.

– Вы хотите меня напоить? – наконец, выговорила она.

– Да, – спокойно подтвердил Корбо.

– Зачем? – удивлённо поинтересовалась пленница.

– Хочу посмотреть, какая вы настоящая. Когда человек пьяный, он раскрывает свои потаённые стороны, надеюсь их увидеть, – насмешливо ответил капитан.

Эстель печально вздохнула:

– Я для вас игрушка? – чувствуя, как вино растекается по телу, обиженно сложила губки девушка.

– Вы для меня загадка, – улыбнулся пират.

– Такая загадка, что вы постоянно читаете мои мысли?

– Поэтому и загадка.

Тэо налил ещё и поднёс бокал девушке. Эстель сделала пару глотков и с мольбой взглянула на мужчину. Корбо вдруг понял: она уже пьяна. «С двух бокалов? – удивился пират. – Похоже, сеньорита, в самом деле, не пьет». Капитан не стал настаивать и, склонив голову, наблюдал за пленницей, ставшей исключительно болтливой.

Захмелев, Эстель взялась рассказывать подробности своей жизни в колонии… Она призналась, как бегала в сад и забиралась на деревья, а матушка бранилась на неё за это. «Будто некому для тебя собрать фруктов!» – корила она дочь. Но плод, сорванный прямо с ветки, девочке казался гораздо вкуснее, и она продолжала лазить по деревьям. Однажды на самой верхушке Эстель заметила самый спелый персик, который в лучах солнца аппетитно светился изнутри, прямо зазывал попробовать именно его. Малышке так хотелось добраться до манящего плода! Она забралась высоко-высоко, он был уже совсем близко, но девочка никак не могла дотянуться до персика. Не желая отказываться от своей затеи, глупышка неосторожно встала на тонкую ветку, конечно же, та сломалась, и Эстель сорвалась и полетела вниз.

Неприятней всего оказалось то, что она не упала на землю, а зацепившись юбками, повисла на ветке словно груша, не имея возможности выпутаться и самостоятельно слезть. Местные мальчишки, заметив девочку, потешались над беспомощным положением меленькой сеньориты и над её кружевными панталонами. Малышка заплакала, и сорванцы, сжалившись, сняли несчастную с дерева. Но платье леди было непоправимо испорчено, и дома бедняжку ожидало неизбежное наказание. Несколько дней девочку не выпускали за порог, а вскоре к ней приставили строгую дуэнью, которая должна была следить за неугомонной малышкой и внушать подопечной правила поведения, присущие юной леди. Но стоило дуэнье отвлечься, как Эстель умудрялась улизнуть от бедной женщины, и той приходилось, заглядывая во все потаённые уголки, искать непоседливую девчонку по дому и саду. Наконец, Фиделине надоело гоняться за воспитанницей, и дуэнья взялась пристёгивать Эстель к своей юбке большой булавкой.

Однажды женщина, расположившись в столовой в ожидании обеда, читала подопечной закон божий, втолковывая юной сеньорите поучительные и нудные нравоучения. Но маленькая плутовка вместо того, чтобы внимать христианским догмам и смиренно впитывать божье благочестие, осторожно отстегнула булавку, которой дуэнья пристёгивала воспитанницу, и приколола подол женщины к скатерти. Закончив чтение, Фиделина встала и, намереваясь поставить священное писание на полку, пошла. Разумеется, скатерть потянулась за женщиной, и уже расставленная на столе посуда со звоном грохнулась и, расколовшись на мелкие кусочки, разлетелась по полу. Разбойницу рассмешила кутерьма, поднявшаяся в столовой, особенно порадовала Эстель растерянность дуэньи и суета всполошившихся слуг, но вскоре девочке пришлось пожалеть о своей проделке. Её вновь наказали и заперли в комнате. Но строго малышку не наказывали никогда, поскольку отец и все домочадцы любили озорного ангелочка и снисходительно относились к её проказам.