И она поднялась из-за столика, давая понять Адаму, что её обеденный перерыв закончен.

Ева ела столь жадно, что Адаму быстро стало ясно, что при таком треске за ушами вряд ли она поняла из сказанного им хоть слово. Оставалось только надеяться, что во все остальное время она будет слушать его более внимательно. Если же нет… он пожал плечами — если нет, то ему попросту придется ее уволить. Ее предшественницы, хоть и были не умнее кирпича, зато, по крайней мере, отменно умели преданно смотреть ему в рот, что само по себе уже было той самой мелочью, которая приятна.

Когда его секретарша наконец переварила свой салат и открыла рот, чтобы ответить на заданный вопрос, Адам понял, что лучше бы этот рот и дальше был занят салатом. Ибо заявление о том, что она не собиралась и не собирается предоставлять ему интимные услуги, вместо облегчения неожиданно вызвало в нем бессмысленную досаду. Он не привык к тому, чтоб женщины проваливали у него собеседования ради того, чтобы он их не трахнул. Обычно все было с точностью до наоборот. Но Адам быстро подавил в себе глас ущемленного самолюбия, рассудив, что факт того, что Ева не питает в его сторону интереса — как, впрочем, и он в ее — только к лучшему для обеих сторон, о чем он ей охотно и сообщил.

— Очень хорошо, что вы не собираетесь полировать мой стол, Ева, — лениво улыбнулся он, как хищник — добыче, которую собирался съесть, — потому что мне очень бы не хотелось, чтобы вас постигла участь ваших предшественниц, которые вслед за взлетом на мой стол кончали потом свою карьеру под этим самым столом, с личным делом в мусорной корзине и приказом об увольнении. — Адам и сам не понял, зачем высказал ей все это — должно быть, хотел предупредить, чтобы действительно держалась подальше от его стола и от него самого, насколько это возможно при ее должности.

Когда она встала из-за столика, чтобы вернуться в офис, он поймал ее запястье и потянул девицу на себя, заставляя наклониться к нему.

— Я ещё не всё сказал, — произнес негромко, но в тоне его явственно звучало предупреждение. — Хочу, чтобы вы, Ева, запомнили самое главное, основной, скажем так, принцип работы со мной: пока вы преданы мне и только мне — у вас будет все. Больше, чем вы можете сейчас вообразить. Но если я узнаю, что вы играете еще на чьей-то стороне… нам будет совершенно не по пути. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Если же нет — тем лучше для вас. — Адам прожег ее взглядом темных глаз и выпустил руку из своего цепкого зажима. — Теперь можете идти, — кивнул он. — Я сейчас уезжаю по делам, так что доработаете до шести — и свободны.

Когда Ева стремительным шагом удалилась, он на один короткий миг пожалел о том, что говорил с ней так. Но лучше было сразу предупредить ее, что шпионов в своём офисе не потерпит. Если же она действительно не получала от Ники никаких инструкций — то и волноваться ей тогда не о чем. А если все же получала и доложит его дорогой невесте об их разговоре — пусть. В конце концов, он легко мог найти Нике замену. Правда, желательно это сделать после того, как они побывают на одном очень важном для него приеме. А вот по его завершении он, пожалуй, и избавится от Колчановой. Она, несомненно, будет очень раздосадована тем, что от нее уплыла столь ценная рыбка, но на это ему было решительно наплевать. Его уже достал этот аквариум.

И пусть его будущая экс-невеста и пока ещё действующая секретарша ему потом хоть все кости перемоют. Правда, он сильно сомневался в том, что Ника снизойдет до дружеской беседы с такой, как Ева. А зря. Он бы дорого дал, чтобы послушать подобный разговор, зная бойкий язык своей секретарши. Усмехнувшись, Адам поднялся из-за стола и покинул ресторан, отправившись развлекаться одним из самых излюбленных своих способов — внезапным посещением бутиков "Левандовски".

Глава 4

Возвращалась в офис после обеда я в разрозненных чувствах. Слова Адама Даниловича не шли у меня из головы, и касались они совсем не его рассказов о прошлых отношениях. Хоть эта информация и стала для меня лишней, царапнувшей по нервам и вызвавшей только неприязнь, думала я вовсе не о ней.

Кожа на запястье горела в том месте, где её касались горячие пальцы Левандовского, а перед глазами всё ещё стоял предупреждающий взгляд босса, которым он смотрел на меня, рассказывая, что я должна быть ему верна. Интересно, что он имел ввиду? У него есть враги? Ну, разумеется, есть. У такого человека, как Левандовский, наверняка их миллион, начиная от завистников, заканчивая конкурентами. Точно такими же акулами бизнеса, как и он сам.

Я мало понимала в подобного рода войнах и не собиралась разбираться в этом в принципе, но конечно же, не желала, чтобы Левандовский заподозрил меня в чём-то похожем.

Вернувшись на этаж, где располагался наш офис, я села за стол и потёрла виски, в которых угнездилась тупая боль. Не слишком сильная, чтобы травить себя таблетками, но и мешающая нормально жить и работать. Что там говорил Левандовский? Нужно разобрать документы и попытаться найти рецепт приличного кофе. Вот этим, пожалуй, и стоит заняться, чтобы только не погружаться в вещи, совершенно меня не касающиеся.

Пару часов ушли на то, чтобы понять, как разложить ворох бумаг хотя бы по схожести содержания. Не то чтобы я была глупа или не умела читать… но миллиард каких-то формул, диаграмм и таблиц расшифровать без людей знающих было просто невозможно. Поэтому в итоге я сдалась и начала складывать листы в пачки по тридцать штук. Так дело пошло веселее. Собрав их в несколько подшивок, я, довольная своей работой, отправилась в кабинет Левандовского, где и водрузила папки на стол босса.

Необъяснимое возбуждение, рождённое моей неуёмной фантазией, охватило меня не сразу. А когда я поняла, что именно испытываю, вопреки здравому рассудку, осталась в кабинете Адама вместо того, чтобы бежать из него без оглядки.

Это было то место, где всё дышало Левандовским — начиная от аромата парфюма, пропитавшего собой воздух, заканчивая какими-то минималистическии вещами, стоящими то тут, то там. Например, чёрной эбонитовой статуэткой возле монитора его компьютера. Или графином с водой, больше похожим на прямоугольную вазу.

Рассматривая кабинет, словно оказалась в нём впервые, я запоминала какие-то несущественные детали, будто пыталась проникнуть в самую суть хозяина этого помещения. Что, впрочем, мне вряд ли бы удалось в любом случае. Мой взгляд скользил по предметам мебели и обихода, пока не наткнулся на стол Левандовского. Я нахмурила брови и прищурилась. Неужели он не лгал и не шутил, когда рассказывал, как именно трахал здесь всех своих бесчисленных женщин, которых после увольнял без сожаления? Наверняка нет. Ему совсем не нужно было придумывать подобного, потому что при одном взгляде на босса становилось ясно сразу — любая, кого бы он ни пожелал, окажется под ним тотчас, как он щёлкнет пальцами. И я не исключение… Иначе как объяснить себе то, что я уже несколько десятков, а то и сотен, раз представляла себе, каково это. Каково чувствовать его руки на своём теле, губы на своих губах, его — внутри себя. Интересно, как он делает это. Как берёт женщин — грубо и быстро, удовлетворяя свои потребности, или медленно, пока они не начинают умолять его о большем?

Как они садятся на этот стол? Сначала на самый край, потом он толкает их, понуждая лечь на спину, подтягивает рывком к себе, срывает одежду, разводит ноги и берёт?

Повинуясь какому-то дурацкому желанию, я подошла ближе к столу и сделала то, чего совершенно не собиралась — устроилась на краешке и чуть откинулась назад. Если бы Адам был сейчас здесь, что он сделал бы?

Фыркнув, я встала и покачала головой. Хороша бы я была, если бы Левандовский зашёл в этот момент в кабинет. Берите меня, босс, я вся ваша!

Обойдя стол, я включила компьютер и устроилась в кресле Адама Даниловича. Ту адскую навороченную штуку, с которой Левандовский меня так и не познакомил должным образом, я старалась обходить стороной, а вот у босса был вполне себе привычный на вид компьютер, в котором я и собиралась немного покопаться на предмет поиска приличных рецептов кофе.

Сменив пользователя — учётная запись Левандовского ожидаемо была запаролена — я вышла в интернет и погрузилась по самую макушку в список более чем трёхсот разновидностей этого напитка. С коньяком, чёрным перцем, солью — каких только извращений не претерпевал кофе на пути к его любителям. Записывая самые, на мой взгляд, интересные варианты в прихваченный блокнот, я раздумывала о том, стоит ли внести в меню босса разнообразие в виде кофе с желтком, когда дверь внезапно открылась и на пороге появилась ухоженная девушка, в которой я узнала Веронику.

Красивая, высокая, стройная, одетая с иголочки, она воззрилась на меня с выражением брезгливости на лице, но быстро взяла себя в руки, очевидно, вспомнив, что именно она меня сюда и устроила.

— А Адама Даниловича нет… — пролепетала я, поднимаясь из-за стола, будто меня только что поймали с поличным на месте преступления.

— Я вижу. И я не к нему. Искала тебя.

Она прошла в кабинет, бросила сумку на стул, а я всё это время настороженно следила за ней, гадая, зачем именно могла ей понадобиться. И испытывая такой водоворот эмоций, что у меня едва ли не закружилась от них голова. Вот, о ком мне нужно думать, представляя рядом с боссом женщину. Вернее, совсем не нужно, но разве сердцу прикажешь? Вот, кто имеет для него единственное значение, его невеста, будущая жена, которая родит ему детей, будет оберегать очаг их семейной жизни и любить Левандовского до конца своих дней. А не весь тот сонм секретарш, вереницей прошедших через его постель. Ну, или стол.

— Адам сказал, что он поехал куда-то по работе. Это так? — внезапно задала вопрос Вероника, заставляя меня нахмуриться.

— Если он вам так сказал, то это так.

— Да, он так мне сказал. Но тебе ли не знать, что мужчины в таких вопросах часто лгут.