-Нравится, - согласился ребёнок. - Но я Дамира Русаловича хочу…

Понимающе кивнула головой, полностью разделяя желание Ваньки, чтобы сегодняшнюю тренировку вёл Бероев, а потом сама же одернулась, невольно заливаясь краской.

Катя, ты сошла с ума, - отругала себя я. Волнение и неодобрение, вызванное этим самым волнением, были уже вполне привычными, о причине которых я предпочитала элементарно не думать. Мало ли от кого моё сердцебиение учащает ход? Есть у меня подружка Ксюша, так она в уже не один год вздыхает по Тому Харди. Не считать же это преступлением? Как говорят мужчины: “Смотреть никто не запрещал...”. А я особо-то и не смотрела, но отчего-то всё равно безумно смущалась каждый раз, когда видела тренера сына, отчаянно молясь о том, чтобы ни один мускул на моём лице не дрогнул, выдавая предательские мысли. Но ведь смущение - это ещё не измена? Или измена?!

Привычный диалог в очередной раз зашёл в тупик, и я, проклиная свою неугомонную голову напару с Дамиром Русаловичем, наглым образом периодически влезающим в неё, отправилась на кухню варить кашу.

Ванька копошился в своей комнате, заправляя постель, которую потом почти со стопроцентной вероятностью мне придётся перестилать. Из нашей спальни донёсся звонок будильника и недовольное Славкино мычание, намекающее на то, что муж бы тоже не отказался ещё немного поспать. И я, тяжёло вздыхая, окончательно запихнула все свои крамольные мысли на задворки сознания, отдаваясь течению нашего дня.

Глава 2 (Дамир)

К моему удивлению, Стас встречал меня лично, о чём умудрился предупредить в самый последний момент, скинув мне сообщение на телефон. И ровно в тот момент, когда наш самолёт уже успел состыковаться с телескопическим трапом, перед этим долго и нудно выруливая по рулёжной дорожке к зданию аэропорта. Я невольно улыбнулся этому дурацкому сообщению в Telegram, велевшему  мне оставаться на месте. Потом, правда, брат уточнил, что оставаться на месте мне надо на выходе из зоны прилёта, а не посреди потока пассажиров. Он словно действительно полагал, что я как истукан зависну именно там, где меня настигло его указание.

В голове сразу же щёлкнула знакомая мысль: “Я дома”. Географическое понятие дома у нас было достаточно размытым, существуя на три города, наша семья потихоньку продолжала захватывать просторы России. Поэтому и дом у каждого из нас был там, где его сегодня ждали. Две недели назад мой дом был в Сибири, где меня встречали в аэропорту Новосибирска настороженным взглядом и ласковыми объятиями - это Саня, сбежала из дома на пару часов, оставив мужа на хозяйстве. Отчего-то женщина, когда-то ставшая мне матерью, всегда смотрела на меня именно так: с оттенком тревоги и каким-то перманентным беспокойством. Она будто каждый раз пыталась оценить, насколько я в порядке. Когда-то меня это напрягало, но потом с возрастом пришло понимание, что это часть её любви, всеобъемлющей и безусловной. У неё для каждого из нас был свой особенный взгляд. Стасу доставались обожание, толика подозрения и немного укора. На Ромку смотрели с безграничным принятием и лёгким испугом, как будто он прямо сейчас собирался выкинуть очередное непотребство. Кириллу адресовывали нежность, ласку и растерянность от того, когда он только успел вырасти. Близняшки, Вика и Кристина, получали восхищение и задор, рядом с ними вообще было сложно оставаться равнодушными. Эти два вечных двигателя не позволяли никому засиживаться на месте. Взгляд, направленный на самого мелкого из нас - Никиту, был полон мудрости и спокойствия, а ещё безграничной нежности. Впрочем, оно и было понятно: Сашки шли к своему тихому счастью ни одно десятилетие, и их младший сын, так или иначе, явился вершиной этого пути. А может быть, вовсе и не результатом, а всего лишь очередной отправной точкой или же вехой, коей был каждый из нас, потому что жизнь не стояла на месте, а следовательно и путь обрастал новыми извилинами и рубежами.

Даже на Веру - неординарную девушку Стаса, Саня научилась смотреть по-особому - с заботой и лаской.

Но ничто из этого не могло сравниться с той гаммой чувств, что читалась в её глазах, когда моя названная мама держала на своих руках мелкую Польку - ещё одного члена нашей семьи, появившегося у нас благодаря Стасу. Но разгадать Санин взгляд в данном случае не удавалось даже мне. Наверное, только Сашке было подвластно уловить, что там творилось в душе у жены. Они оба её любили. Горячо, бескрайне и абсолютно безусловно, относясь к единственной внучке как к самому большому богатству в этом мире. Здесь, конечно же, не последнюю роль сыграла история появления Полинки на свет. Дело в том, что брат и его бывшая девушка Настя узнали про её беременность уже после того, как расстались. Стас приложил все усилия, чтобы уговорить Настю оставить ребёнка, хотя та и была настроена решительно разорвать абсолютно все нити, которые связывали бы её с предавшей любовью. Да, брат натворил таких бед, последствия которых приходилось разгребать до сих пор. Но главным итогом всего случившегося было то, что в этом мире появилась крошечная девочка с карими глазами. И вот, Полинке уже было несколько месяцев, и они втроём (или вернее будет сказать вчетвером?) учились строить отношения внутри этой сложной системы.

Всё это промелькнуло в моей голове, стоило Сане налететь на меня, заключая в свои крепкие объятия. Мы виделись не так давно, всего лишь несколько недель назад, когда всё семейство собиралось в Москве, чтобы познакомиться с новорождённой Полиной Станиславовной. Но разлука так или иначе была разлукой, и я думаю, что матери было сложно окончательно принять расставание с нами.  

Неделю из намеченного отпуска я провёл в родительском доме, окружённый вниманием и заботой. Не то чтобы я прям нуждался в этом, но это были Черновы, которые просто не умели иначе. По утрам я обычно отсыпался, заставляя себя подняться хотя бы к завтраку, перед тем как все успевали разбежаться по делам. Есть не хотелось, а вот послушать гомон родных голосов тянуло неимоверно. Потом все расходились кто куда, кроме меня и Сани, сидящей с Никиткой в очередном (“И последнем!” - как подчёркивала она не раз, отвечая на шутки знакомых) декрете. Я старался оказывать посильную помощь, но в условиях дома нянька из меня выходила так себе, потому что выбирая между малознакомым мной и горячо-обожаемой матерью, Кит вполне естественно предпочитал последнюю. Ему ещё не было и года, поэтому по сути я, Стас и Рома, живущие большую часть времени отдельно от основного костяка семья, были ему чужими. Хоть и любили его ничуть не меньше, чем остальных. Отсюда в каждую из наших не столь частых встреч я искренне пытался наверстать упущенное. Уже к середине недели Никита перестал истошно кричать и вырываться, искренне негодуя каждый раз, когда Саня передавала его мне на руки и отправляла на прогулку. Мы могли часами гулять с мелким по окрестностям, наслаждаясь неспешностью нашего бытия. Вернее наслаждался я, Киту больше нравились крутить своей головёшкой по сторонам, сидя в прогулочной коляске-трости и энергично шевелить руками-ногами, выкидывая вещи из коляски на дорогу. Иногда к нам присоединялись Кир или девочки, но для них в этом простом действии не было ничего особенного, поэтому они достаточно быстро уставали от бесцельного блуждания по району.

Во второй половине дня мы старались придумать что-нибудь на всех. На улице было лето, поэтому из нас всех строгий график дел на день имелся только у отца. Сашка, верный своему ничем неискоренимому трудоголизму, появлялся на пороге квартиры только под вечер, когда мы все уже успевали вдоволь наговориться и даже сыграть во что-нибудь. Фанатизм по настольным играм никто не отменял. Ужинали в основном дома, пару раз выбравшись в гости к бабушкам-дедушкам. После ужина я уходил куда-нибудь в город, чтобы встретиться с друзьями. А перед сном опять собирались все вместе, наблюдая за неловкими попытками Никитки делать его первые самостоятельные шаги. Перед сном много болтал с Киром, иногда к нам присоединялся Сашка, но мне, несмотря на это, отчаянно не хватало совместных вечеров со Стасом и Ромой. И пусть Кирилл был достаточно взрослым - уже в следующем году брат заканчивал школу - но он всё равно не мог дать мне того, что уже неминуемо уходило от нас. А именно чувства ничем не обременённого детства. Нет, я не боялся взрослеть, не боялся ответственности и всего того, что было связано с самостоятельностью. Но после того, как жизнь Стаса преодолела какую-то невидимую, но крайне важную черту, что-то едва уловимое осталось далеко позади, когда можно было собраться втроём, всю ночь распивая пиво, рубясь в приставку и ведя пространные разговоры ни о чём.     

Зарядившись силой “родового гнезда”, я заставил себя слетать на море. Не то что бы не хотел, но настроение было странным. Я порывался взять с собой младшего брата, но у Кира  совершенно вдруг обнаружилась первая любовь, улетать от которой он категорически отказался. Вот такая вот странная  наша семья, нас морями не увлечь, нам, пожалуйста, чего-нибудь для души.

Поваляться на пляже особо не удалось, да и не хотелось, если честно. Я в принципе всегда дурел от бесцельного ничегонеделанья, ибо в голову сразу же начинало лезть всё что не попадя, поэтому за достаточно короткий срок я успел излазить большинство местных достопримечательностей, пару раз выбраться в горы и… приуныть окончательно. Здесь, в отрыве от дома, семьи, друзей, я вдруг понял, что завис - в жизни, мыслях, стремлениях. Мне было всего лишь двадцать три, и, казалось, живи, радуйся, лови кураж и наслаждайся молодостью, но интуиция подсказывала, что обычное прожигание времени и родительских денег, коим грешила значительная часть знакомых, были вообще не моим вариантом.

Я скучал по работе, по тренировкам, по своим группам, ученикам… Я скучал по России и тем трём городам, где обитали близкие сердцу люди. Что уж и говорить про этих самых людей. Грустная мысль, что отпуск мне к чёрту не сдался, расстраивала лишь сильнее. Весь последний день перед отлётом в Москву я и вовсе провалялся в номере отеля. Вот такой вот парадокс. Ненавидя безделье как явление, я так и не мог преодолеть себя. Вернее, не пожелал.