Дамир ободряющее растянул губы, но веселья в этом не было никакого, он был весь в моей истории.

-Мне тогда лет четырнадцать было, я впервые в Москву сбежала. Весь день ходила по городу, раскрыв рот. А когда ВДНХ увидела, думала, что от счастья умру. А музей Космонавтики? Вот тогда меня и пробрало на тему, что не могу я больше в этих ограничениях жить. Мне-то казалось тогда, что они специально мне всё запрещают… Не понимала, что они просто сами иначе жить не умеют. Бунт мой проходил не сказать, чтобы сильно бурно, но потихоньку удавалось отвоёвывать своё. Я даже в театральный кружок записалась, не то чтобы мне это прям интересно было, но как способ шокировать бабушку и мать, подходило очень даже. Правда, мой бунт очень быстро сошёл на нет - примерно через год умерла баба Надя. Для мамы это был самый настоящий конец света. Я пыталась как-то расшевелить её, но получалось так себе. Она, наверное, поэтому и заболела, что не смогла справиться с чувством потери. А потом не стало и её…

Дальше говорить уже не могла. Я каждый раз удивлялась этой своей тоске по матери, ведь прошло уже столько лет, а мне всё ещё было больно и страшно. Как там говорил Дамир - с этим невозможно смириться, только научиться жить? Наверное, я так и не научилась.

Он мягко забрал кружку из моих похолодевших пальцев и притянул к себе. Теперь я сидела, уткнувшись своим носом в его шею, а он гладил меня по волосам, словно успокаивая. И я опять почувствовала себя маленькой.

-Сколько тебе было?

-Почти шестнадцать, мама месяц не дожила до моего дня рождения.

Ещё одна порция тишины, густой и вязкой.

-Тебя забрали в детский дом?

Вместо ответа просто покрутила головой.

А потом, набравшись смелости, всё-таки пояснила.

-Вторая мамина тётя опеку оформила. У нас с ней договорённость была. Она делает всё, что требуется, чтобы меня никуда не забрали, а я учусь жить сама. В принципе, это несложно было. Квартира у меня была, государство пенсию платило по потере кормильца. Тётка иногда приезжала, проверяла, как я жила, спрашивала, нужна ли помощь, а я лишь пожимала плечами. Не хотелось её нагружать. У неё тоже всё не просто было. Четверо детей, у которых свои семьи и свои проблемы, а ещё и муж-алкоголик в довесок. Одним словом - весело. Выхода у меня не было, и я достаточно быстро научилась жить одна. Хотя это, вроде как, и несложно было. Первый месяц после маминой смерти вообще прожила на автомате. Просыпалась, умывалась, завтракала, убиралась… зачем-то каждый день. Потом читала. В магазин ходила. Иногда ловила себя на мысли, что стою у окна и смотрю куда-то за горизонт, часами так могла простоять. Мне тогда это даже нормальным казалось. А потом настал мой день рождения. Я, наверное, эгоистка, но именно это потрясло меня больше всего. У меня был день рождения, а меня никто с ним не поздравил… просто потому что некому  было.

Последнюю фразу я уже говорила шёпотом, прямо в Дамировское плечо, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу рыдания. Он потянул меня за собой, и мы оба легли на диван, где я ещё долго плакала у него на груди, а он баюкал меня и говорил что-то завораживающе-утешительное. Стало чуточку проще и надо было бы уже на этом успокоиться, но мой рассказ рвался дальше. Начав говорить, было сложно остановиться.

-Из семьи никого не было уже в живых, а немногих друзей я растеряла за то время, что болела мама. И только в тот день поняла, что я вообще одна в этом мире. Что вот случись сейчас хоть что-то, вот исчезни я с лица земли, и никто… абсолютно никто не заметит. И это было настолько страшно, что сама себе тогда поклялась, что я сделаю всё возможное, чтобы у моих детей была полноценная семья, со всеми родственниками до десятого колена. Представляешь, - горько усмехнулась, заглядывая Дамиру в лицо, - я до сих пор Ваньке на каждый день рождения рассказываю о том, каким великим счастьем было то, что он у нас родился. Одну историю по кругу, но он должен это знать!

Дамир понимающе кивнул головой, и я, наконец-то, успокоилась, устраиваясь головой у него под мышкой. На душе стало как-то непривычно пусто.

-Меня пока Сашки к себе не забрали, - слегка хрипловато нарушил своё молчание Дам, - я всё не мог понять, почему не умер вместе со своими родителями. Почему меня не было с ними в той машине. Моя мама… она была беременна, ну и ещё неродившийся ребёнок, само собой разумеется, погиб там, вместе с ними… А я… я завидовал ему, что не смог также. Потому что это было бы гораздо легче - хоп, и нет тебя. А так… приходилось каждый день просыпаться и понимать… что ни черта ты здесь никому не нужен. Ты осталась буквально одна, а я номинально, потому что там, в системе, ни разу не лучше.

Провела своими пальцами по его щеке, слёз не было, но я чувствовала, что внутри его тоже разрывает.

-Я поэтому Черновым не просто всем обязан… Они мне дали главное - желание жить.

Да, я знала о чём он говорит.

-У меня так со Славой было. У нас как-то очень быстро всё завязалось, а я тогда неплохо умела уже изображать признаки жизни. И это было так чудесно, чувствовать, что ты кому-то нужен, что кто-то о тебе думает. А когда он меня с родителями познакомил, я их сразу же полюбила. Потому что… Потому что остро семью хотела. Родители Славы - непростые люди, но уже тогда решила для себя, что ведь членов семьи не выбирают. И Ваньку я родила так скоро, потому что хотела верить, что всё в этом мире приходит и уходит, а он со мной навсегда, мой ребёнок.

Моя правда выглядела не очень лицеприятной и во многом я признавалась впервые даже себе, но рядом с Дамиром, под его боком, во мне росла уверенность, что я смогу со всем этим справиться, что я смогу идти дальше, сделав счастливой себя и Ваню.

А потом мы ужинали. Вернее ужинал Дамир, уминая мои тридцать три блюда, а я сидела рядом, обняв свои колени и улыбалась его излишнему усердию, с которым он хвалил мою обычную стряпню.   

Спать легли в его спальне, после того, как в очередной раз перезаправили кровать. Секса не было. Просто лежали рядом под одеялом и держались за руку, а я кляла себя за это, искренне сожалея о том, что лучше бы это было просто: потрахались и разошлись, удовлетворив физическое притяжение. Но по сути же выходило, что дело было не в похоти и не в плотских желаниях, а в том, что только он был способен в полной мере понять меня.

А потом было его:

-Кать, уходи от мужа. Бери Ваньку и переезжайте ко мне.


А я не смогла придумать ничего лучше, чем притвориться спящей, неслышно глотая свои немые слёзы.

Уходила ранним утром, тихо выскользнув из его постели. Бросила прощальный взгляд на своего прекрасного “Давида”, быстро оделась и выскочила в коридор.

Такси подъехало почти сразу. Ехала, прижавшись к холодному стеклу щекой, и невесело рассуждала о том, что с Дамиром вчера поговорили обо всём, кроме того, как быть дальше. Но проблема в том, что никакого “дальше” у нас не было.

Возле дома долго искала в сумочке ключи от квартиры, под руку, как всегда, попадалось всё, что угодно, кроме того, что нужно. А потом пальцы сами нащупали что-то, чего там быть не должно было. Тёмно-синяя бархатная коробочка. И как вспышка молнии в сознании. Дамир.

Глава 24

Открыть коробочку я отважилась только дома, и то только после того, как приняла душ, переоделась в джинсы и водолазку, замазала на лице и шее тональным кремом всё, что было можно и нельзя, сменила линзы на очки и запихала платье в стирку. Правда, при этом убеждала себя в том, что на самом деле оно не заслужило того, чтобы его сжигали или выкидывали, хотя очень уж хотелось.

Итак, коробочка. Пальцы порядком подрагивали, когда я ногтями цепляла тугую верхнюю часть. А открыв… истерично захохотала, до конца не понимая, чего хочу больше - плакать или смеяться. Чулок, который так и оставался у Дамира после всех моих злоключений с ногой, был свёрнут в форме розочки. Я ещё раз нервно хохотнула, чувствуя, как слёзы опять собираются на моих глазах. Боже, это было всего лишь три недели назад, а мне уже казалось, что мы с Дамиром прожили отдельную жизнь. В тонкой ткани нейлона нашлось что-то твёрдое, и я не смелым движением достала “розу” из коробочки, разворачивая  её содержимое. В чулке обнаружилось колечко из прозрачного стекла, в котором были залиты миниатюрные,  но ”живые” цветы.

Сжала кольцо в ладони, чувствуя, как меня затапливает волной нежности. Разреветься я себе так и не позволила, но зато отважилась надеть подарок на указательный палец левой руки, после чего ещё и поцеловала холодный ободок.

-Спасибо тебе. За всё.

* * *

На дачу я приехала очень рано, утренние воскресные московские дороги оказались достаточно пустынными. В доме Лариных было тихо, все ещё спали. С неким разочарованием для себя отметила, что машина Славы стояла на месте. Припарковав “Пыжика” за оградой, легла головой на руль, понимая, что стоит мне покинуть салон автомобиля, как реальность меня наконец-то нагонит.

Но отсиживаться в “уголке” тоже был не вариант, поэтому, сделав судорожный вздох, оторвалась от руля и вышла из машины, тихо притворив дверь.

Ванька, словно почувствовав что-то, выполз на крыльцо, с трудом отворив туго открывающуюся дверь. Личико ещё было сонным, но увидев меня, сын сразу засиял, подобно новому пятаку.

-Ты приехала! - воскликнул ребёнок, стартуя со ступенек и с силой влетая в меня. Но я не почувствовала, настолько была поглощена мыслью о том, что вот он, мой мальчик, рядом со мной.

Мы с ним сидели на крыльце, Ванька расположился у меня на коленях, а я, уткнувшись носом в его макушку, мерно раскачивала нас с ним вперёд-назад.

-Я скучал, - в результате выдал Ванька, устав от тишины.

-Я тоже, мой сладкий, - с лёгкой дрожью в голосе заверила его.