Ванька тараторил что-то своё, наконец-то начав походить на нормально пятилетнего ребёнка, а она стояла и смотрела, что-то там решая в своей голове. Я тоже её рассматривал, не то чтобы специально, но и отвернуться как-то не выходило. Невысокая, изящная, красивая, но не вызывающе, не было в ней этой нарочитой красоты, когда специально, когда напоказ. Скорее наоборот, что-то юное и свежее… и будто бы переполошенное. С виду может быть почти и не заметно, но я чисто интуитивно ощущал её смятение. Мне тогда ещё подумалось, что таких как она было хорошо спасать во времена рыцарей. Больно уж походила на миледи, попавшую в очередную беду. Ну и, конечно же, глаза. Зелёные. Умные. Настороженные. Лукавые. Как это всё могло сочетаться вместе, я не знал, но уже догадывался, что где-то глубоко внутри миледи дремлет ведьма.

-Екатерина, - представилась она. -  Мне нужно посоветоваться с мужем…

Имя мне понравилось, а вот новость про мужа - нет. Не то что бы я на что-то претендовал, но… Не понравилось и всё, хотя наличие сына с самого начала должно было натолкнуть меня на нужную мысль.

Мы тогда разошлись, так ни к чему и не придя, хотя по их глазам я видел, что обоим очень хочется. Но решение должен был принимать некий “муж”, и моя фантазия рисовала этакого строгого дракона, иначе с чего бы матери и сыну быть такими “переполошенными”? Но нет, как показало время, нормальный мужик, в меру строгий, в меру сдержанный, в меру напыщенный. Я знал такой типаж людей, управленцы средний руки, неожиданно сделавшие резкий скачок вверх. Но сыном он интересовался, хоть и появлялся не так часто, в основном за Ваней приезжала Катя.

Но обо всём по порядку.

Прошла неделя, я уже и думать забыл об этой странной парочке, когда у меня завибрировал телефон. Звонивший представился Вячеславом Витальевичем. Мне это ни о чём не говорило, впрочем, я уже привык, что люди часто звонили с вопросами о тренировках. Вячеслав Витальевич, к моему удивлению, интересовался именно “греко-римской” группой, и тут в моей голове впервые промелькнуло “Катя-Ваня”. Катин муж тогда выспросил меня вообще обо всём, о чём только можно было спросить, разве что только анализы мои не потребовал. Больше всего его интересовал мой подход в воспитании характера юных пацанов… Я поморщился, не люблю эту тему. Многие боевые виды спорта имеют схожую философию, но говорить об этом - одно, а претворять в жизнь - другое. Я говорил о том, во что верил сам, что мне когда-то поведал мой отец, чему потом учил Сашка… мои многочисленные тренера. Мужчина молчал, и я уже подумал, что не срослось, но он вдруг сказал своё веское “Нам подходит”.

И уже на следующий день Иван пришёл ко мне в зал. Он был ниже всех остальных чуть ли не на голову и тоньше ровно на половину. Когда я увидел его на фоне других своих мальчишек, мне захотелось схватиться за голову и простонать: ”Что же я наделал?!”. Но всё оказалось не так страшно, как я подумал изначально. Всё оказалось гораздо хуже. Он был настолько не готов к происходящему, ни физически, ни морально, что уже после первой тренировки я был уверен, что больше не увижу его.

Помню то чувство стыда, которое испытывал в тот момент, когда передавал Ваню Ларина в руки матери.

-Ну как всё прошло? - бодрым голосом спросила Катя, глядя мне прямо в глаза. На этот раз она была какая-то другая. Более уверенная, что ли, более энергичная. А ещё она улыбалась. И мне захотелось стукнуться об стену от одного только предположения, что я сейчас разочарую её.

Но пока я стоял и подбирал нужные слова, в игру вступил Ваня, каким-то чудом скопировавший довольную улыбку матери.

-Замечательно, - лаконично ответил он и, схватив её за ладонь, потащил куда-то за собой.

Я озадаченно смотрел им вслед, не понимая, откуда взялась такая разительная перемена в этом мальчонке, который ещё десять минут назад пугался буквально всего, что бы я не предлагал ему в зале.

На следующей тренировке повторилось то же самое. И на последующих трёх. И ещё… И ещё. Мне понадобился целый месяц, прежде чем я вообще смог сообразить, что мне с ним делать. Помогли шахматы.

Всё вышло совершенно случайно, меня попросили раньше освободить зал, и так сошлись звёзды, что одни Ларины были не в курсе. Ванька опять один сидел на лавке, только не в фойе, а в раздевалке, куда уже заходила толпа взрослых мужиков. И не зная, что с ним делать, я утащил ребёнка в тренерскую, где на столе обнаружилась шахматная доска. Мы иногда баловались между тренировками. Обычно робкий ребёнок вдруг осмелел и подошёл к ней, без спроса перебрал все фигуры, выстраивая их в странную, только ему понятную схему. Я напрягся, и не потому что он брал что-то без спроса, выросший в огромной семье я  был приучен, что понятие “моё” бывает крайне относительным. Просто в тот момент я очень чётко понял, что вообще не имею никакого представления, что у него там в голове творится.

-Дамил Лусалович, - Иван тогда ещё ужасно картавил. - А вы иглать умеете?

-Умею, - осторожно заметил я, совершенно не представляя к чему нас это может привести.

-Научите? - вот так вот просто и в лоб.

-Научу.

Играли мы не так уж часто. Иногда я притаскивал шахматную доску в зал, и пацаны в перерыве разглядывали её, трогали фигурки (порой перекидывались ими), и что-то рассказывал про фигуры, ходы, комбинации, намекая на то, что для хорошего борца так же важно уметь думать наперёд. Мальчики слушали, кивали, но по-настоящему вникал только мелкий Ларин. И вот же странная вещь, чем больше он погружался в мир чёрно-белых фигур, тем больше он включался и в тренировочный процесс. Больше не шугался других детей и даже начал пробовать отрабатывать контактные приёмы.

И тогда я сделал свой ход конём, вручив Ваньке в руки этого самого “коня” и велев в один из перерывов рассказать про фигурку, которую другие дети упорно звали “лошадью”. Это был его звёздный час. И может быть, для остальных сей эпизод прошёл незаметно, а вот у Ваньки глаза горели так, что я понял, что вся эта эпопея с детской секцией стоила хотя бы того, чтобы сделать счастливым одного-единственного человечка. 

Как-то незаметно Ваня всё-таки вписался в тренировочный процесс, и я выдохнул. Ваньке везло, и его супер-занятые родители часто задерживались, некритично, но тем не менее, обычно у нас с ним было немного времени на быструю игру.

Лишь однажды наша схема дала сбой, когда я не мог остаться с ним поиграть, ведь нас с Верой и Стасом ожидал официальный выход в свет. Я специально не стал звать Ваню к себе в тренерскую, а его сумбурные родители умудрились опоздать чуть ли не на час.    

Уже и брат со своей девушкой приехать успели, а мелкий всё сидел на лавочке и откровенно страдал. Я тогда почувствовал первое разочарование в Екатерине Алексеевне, как я называл её про себя в те моменты, когда хотел отгородится от неуместной симпатии к матери Вани. Хоть мальчик и утверждал, что за ним должен приехать папа, я всё равно злился именно на неё. Как можно было забыть про собственного ребёнка?! Я на миг представил, что произошло бы, если бы Саша вдруг заставил так долго ждать кого-нибудь из нас. Сама ситуация моделировалась слабо, потому что несмотря на вечную занятость, если Александр Чернов что-то обещал, то он обычно это выполнял. Но если всё же и вдруг… То Саня бы ему просто голову за такое открутила.

Но стоило Кате влететь в фойе комплекса, всё моё возмущение сошло на нет. Она подхватила Ваньку на руки, хаотично целуя ребёнка в макушку. Было что-то такое новое во всём этом… раскаянье, вина? А во мне взыграло непонятно откуда взявшееся желание защищать. От кого? От чего? Зачем? Так и стояли друг напротив друга, она со своим перепуганно-виноватым взглядом… и я… рыцарь без дракона и в бумажных доспехах, отчаянно краснея и смущаясь.

И всё это на глазах у Стаса, который потом ещё целый месяц подкалывал меня на сей счёт. Обычно я спокойно подхватывал любую его шутку, мы вообще умели думать одинаково. Но… на этот раз вдруг стало до противного неприятно, как если бы он сунул нос во что-то очень личное. Хотя казалось бы, какое тут личное?

А потом закрутилась вся эта история с беременностью Насти, и наш маленький, но шумный Черновский мир пошатнулся, потому что следуя древней заповеди, задело одного - коснулось всех.

С Ванькой мы теперь редко играли, случай с часовым опозданием как-то взбодрил Лариных. Я и про Катю запретил себе думать, имея перед глазами прямой пример того, каким хрупким может быть человеческое счастье.

И у меня даже получалось, ровно до сегодняшнего дня, пока она не навернулась в нашей тренерской, заваленной хламом из соседнего помещения, где делали ремонт.

Мы с Иваном впервые за несколько месяцев засели за шахматы и увлеклись настолько, что сами потеряли счёт времени. А тут Катя. И её падение. С шумом и спецэффектами в виде металлического ведра. Только и успел, что поднять её с пола и донести до кушетки, принадлежащей нашему массажисту. Отнёс, посадил и... меня прошибло… Чем не знаю, но от зелени её глаз накрывало так, что становилось трудно дышать. Взгляд её вновь был другими… Немного холодноватый и колючий. “Защищается”, - подсказало мне моё нутро. Вот только от чего?

Вечер у нас выдался абсурдным. От и до. Это её падение. Неловкий диалог о наших с Ванькой шахматах, про которые мы с ним партизанили почти год. Её раздражение, которое я, впрочем, понимал. Не знаю, как бы сам отреагировал, если бы узнал, что у моего ребёнка есть тайны от меня. А потом её попытка соскочить с кушетки и подвёрнутая нога с протяжным вскриком, от которого внутри меня всё сжалось. И опять она в моих руках. Ей было больно, а она сопротивлялась. И что с ней надо было делать, с такой упрямой?

-Екатерина… Алексеевна, - предпринял ещё одну попытку вернуть свои мозги на место. - Нужно, чтобы вы… колготки сняли… - сказал я и стушевался. Что? Колготки?! И отчего-то испугался, что она поймёт меня неверно, двояко или ещё как-то… Вот только этого нам не хватало.