— Ну и что случилось? — голос его прозвучал непривычно ласково.

— Что стоит таких ужасных рыданий?

Я вцепилась в его рубашку сзади на поясе. Смяла, скомкала в кулаке. Вторая рука, с тестом, оказалась притиснула к телу, когда Оскар обнял меня. Вот и славно. Не увидит.

Мне было так хорошо в его объятиях, так уютно и тепло, что захотелось обмануть его в этот момент. Не признаваться, придумать какую-то идиотскую причину, выбросить тест.

А потом я глубоко вздохнула, поерзала, пытаясь высвободиться, и, когда Оскар ослабил объятия, подняла выше руку с тестом. Выставила перед собой, как магический артефакт. «Лунная призма, дай мне силы».

— Оскар… я, кажется, залетела…

На его лицо я не смотрела. Опустила глаза, со страхом ожидая вердикта.

Оскар осторожно забрал тест из моих пальцев. Чем больше длилось молчание, тем громче стучало мое сердце. Кинуло в холод, я сжалась, обнимая себя за плечи, и наконец посмотрела на Оскара.

Он как раз поднял взгляд от теста. Опустил руку. У него было лицо человека, который не понимает, что происходит.

У меня оборвалось сердце.

Это конец.

Это полный, неотвратимый конец. Оскар не хочет этого ребенка. Он попробует уговорить меня, чтобы я от него избавилась. Он решит, что я спала с кем-то другим. Он бросит нас.

В ушах застучало, перед глазами потемнело.

А Оскар вдруг опустился передо мной на колени. Я хотела было отступить, но он обхватил меня за бедра и прижался щекой к моему животу. И замер, будто пытался услышать, что происходит внутри.

На некоторое время мы оба застыли, будто внезапно превратились в статуи. Потом я осторожно коснулась пальцами его головы. Пропустила между пальцами темно-русые пряди.

Интересно, какого цвета будут волосы у ребеночка?

Боже. Я мысленно обозвала себя идиоткой. Еще ничего не ясно, еще тысячу раз может что угодно случиться, еще…

Но мне уже не терпелось его увидеть. Скорее взять на руки, ощутить тяжесть, вдохнуть запах младенческой головенки.

По щекам потекли ручейки, и я спохватилась, что опять рыдаю. Хорошо, не в голос, как недавно, а тихо-мирно, благовоспитанно.

Оскар поднял лицо. Я спросила его, несмело улыбаясь сквозь слезы:

— Ты чего?

— Почему ты плачешь? — одновременно спросил он у меня.

— Не знаю… ты не злишься?

Он поднялся и, не отпуская моих бедер, поднял меня в воздух, так, что наши лица оказались на одном уровне. Прижал к стене, закинул мои ноги себе на талию, и, навалившись на меня всем телом, коротко, но очень жадно поцеловал.

— Я думаю, — ответил потом.

Так как продолжение не последовало, я подстегнула его нетерпеливым: «О чем?».

— О том, что нужно сделать. Ты кому-нибудь говорила об этом?

Я покачала головой. Оскар отпустил меня, но отойти не позволил, снова взял в охапку и сел в кресло. Я притихла у него на коленях, распласталась по широкой груди. Слышала, как глухо бьется его сердце. Это успокаивало.

Лично я думать не могла, у меня в голове вихрилась какая-то сумасшедшая метель. Прежде всего я поняла, что Оскар вроде бы не сильно недоволен. Надеюсь, в перечне «того, что нужно сделать» не будет чего-то, что я не смогу принять. Все остальное меня уже не слишком волновало.

У меня будет ребенок.

То есть, у нас будет ребенок.

Господи, вот ведь папа обрадуется. Правда, еще бабка надвое сказала, что родится именно мальчик.

А Оскарова мать? Опять, небось, станет ныть и пилить его, чтобы не верил мне, чтобы убедился, что ребенок «не от шофера».

— Яника, — голос Оскара вернул меня в реальность.

Я приподнялась, чтобы видеть его глаза.

Оскар перестал барабанить пальцами по подлокотнику кресла и, отложив тест, который придерживал в полураскрытой ладони, взял меня за подбородок.

По коже почему-то побежали мурашки. Что-то он сейчас скажет? Темно-голубые глаза Оскара не отпускали моих.

— Я хочу, чтобы ты уехала.

Это прозвучало как гром с ясного неба.

— В смысле? Куда?

Он меня прогоняет? Не хочет быть со мной? Или я что-то не так понимаю?

— Куда — это тоже надо будет решить. В идеале куда-то туда, где тебя точно не станут искать.

Оскар аккуратно ссадил меня и встал. Я залезла в кресло с ногами. Оно еще хранило тепло его тела.

— А кто будет меня искать?

Я вообще не понимала, о чем он. Зачем меня искать, я что, украла государственные секреты?

— Да хотя бы те же убийцы, — ответил Оскар с легким сарказмом.

Я хотела было запротестовать, сказать, что киллера уже поймали, что у меня есть голем, что Валентин Петрович никогда не позволит, чтобы со мной вообще что-нибудь случилось. А потом вспомнила, что не говорила Оскару про киллера.

— Откуда ты знаешь?!

Хорошо, что не успела испугаться или надумать тысячу идиотских причин. Потому что он тут же спокойно ответил:

— От Баринова. Он мне еще в тот вечер сказал.

О. Так Оскар, получается, знал обо всем почти с самого начала. Может, и киллера поймали с его помощью? И ведь ни он, ни тот же Валентин Петрович мне ни о чем не заикнулись.

— Ну вы и… спелись, — пораженно ответила я.

Оскар коротко усмехнулся. Отвернулся, отошел к постели. Я молча следила, как он отодвигает ящик прикроватной тумбочки и достает коробку с презервативами. Открыл, тщательно исследовал уложенные внутри пакетики. Даже на свет просмотрел.

— Так я и думал.

— Что?

Мне на колени хлопнулась легкая коробка. Пара пакетиков высыпалась наружу. Я взяла один и стала разглядывать.

— Не знаю, какая сука это сделала и с какой целью… То есть ясно с какой, но кто именно? И как?

Я слушала это, внимательно рассматривая презерватив. И нашла. В самой середке, совершенно незаметно, как часть узора, красовалась тоненькая дырочка.

— Кто-то проколол твои презервативы?..

Я не успела договорить, а мысль уже раскручивалась.

Кто и как мог это сделать? Оскар же не носит с собой всю коробку, она спокойно лежала тут. И вряд ли купил их уже проколотыми. И явно не сам постарался — было бы логичнее просто их не использовать.

Кто еще мог это сделать? Кто имеет доступ в эту квартиру? Кроме его — и меня?!

— Это не я!

Это прозвучало с удивившим меня саму отчаянием. Он же не станет утверждать, что это была я? Даже если никто, кроме меня, не имел возможности это сделать?

— Спокойно, — Оскар неожиданно усмехнулся. — Я разберусь. Но в любом случае, раз все уже случилось, нужно думать о том, как тебя обезопасить. Я не хочу, чтобы моя жена и мой ребенок могли хоть как-то пострадать. А в этой хренотени, что, прости, устроил твой прадед…

Он говорил что-то еще, но я не слышала. Я уже была где-то в ауте, в другой вселенной, где пели ангелы и по облакам скакали радужные пони.

«Моя жена и мой ребенок».

Я мысленно повторила эти слова, наверное, раз десять. И при каждом повторе улыбка на моих губах все ширилась и ширилась.

Интересно, это беременность сделала меня такой… дурочкой? Оставалось лишь надеяться, что это проходит.

1. «Лунная призма» — Яника ссылается на заклинание героини популярного аниме-сериала «Сейлормун», с помощью которого та превращалась в девушку с волшебными силами.

Глава 14

На сороковом этаже отеля «Империал» город был виден как на ладони. Желто-голубые жилы ярко освещенных трасс, белые от снега крыши, черные лохматые щетки деревьев — и небо. Небо, растворившее в себе всю палитру красок: нежно-фиолетовое, розовое, оранжевое, опаляемое фейерверками, отражающее городские огни. Петарды поднимались в воздух повсеместно, расстилался дым, распускались красочные узоры и медленно опадали на землю.

Я думала, грохот взрывов будет совсем не слышен из-за высоты, но вышло наоборот: звук накатывался на нас волнами, отдаваясь во всем теле.

— С Новым годом, — Оскар тихо прикоснулся своим бокалом к моему.

В его бокале было, как полагается, шампанское, в моем — лимонад. Вкусный, настоящий, из свежего лимона с мятой — но совершенно, абсолютно, непоправимо — безалкогольный.

Новый год без шампанского. Такого не было у меня лет с пятнадцати.

— С новым счастьем, — усмехнулась я в ответ.

Вчера мы допоздна обсуждали, что делать. Оскар настаивал, чтобы я уехала, я кричала, что не стану; в итоге к согласию так и не пришли. Я считала, что большой опасности нет, по крайней мере до тех пор, когда ребенок не появится на свет (да и тогда проблемы могут быть только у меня, если чокнутая Оскарова семейка решит от меня избавиться). Кроме того, мне хотелось довести до ума порученный проект — ту самую стройку. Если я вдруг после праздников не выйду на работу, у Романа Владимировича будут проблемы. Не говоря уж о моем непосредственном начальнике — он ни за что не вытащит такой масштабный проект.

Оскар же твердил, что сам не намерен рисковать и мне не позволит. Что самым безопасным будет мне спрятаться на каком-нибудь островке в центре океана, или снять квартиру в одной из высоток Манхэттена, или же пасти овец где-нибудь в Австралии (последнее я додумала сама, но, чувствую, Оскар бы только обрадовался, озвучь я эту мысль). Он считал, что чем меньше связи между моими обычными местами для путешествий или отдыха, тем безопаснее.

В конце концов мы даже поссорились, когда он резко и свысока заявил мне, мол, проект доведут до ума и без меня, а я оказалась там только потому, что мой папа решил свести нас.

Это сильно меня обидело.

Оскар и сам это понял, извинился, мол, брякнул в запале. Я тут же припомнила ему, что он вообще часто говорит в запале то, за что потом приходится извиняться. Слово за слово, жест за жест — и мы… очутились на кровати в процессе бурного примирения.