Но, в общем, из-за этого я ожидала, что он выскажет Валентину Петровичу все, что думает, но мой супруг лишь сдержанно кивнул.

— Вы знали, что она сидит на героине? — спросил он.

Геро… что? Лена?

Я с оторопью воззрилась на Оскара. И с еще большей — на Валентина Петровича, когда он ответил:

— Да… Она лечилась в Коста-Меса в прошлом году, я сам ее туда устроил.

О. Я прижала ладонь к губам. Отдых в Калифорнии, солнце, пляжи — Лена не раз щебетала, как ей понравилось в прошлом году в США. Оказывается, это был никакой не отдых.

— Но Арон… Неужели он тоже?..

Валентин Петрович покачал головой:

— Нет, она скрывалась ото всех, Арон ничего не знал об этом.

— А где мой брат сейчас? Он вообще в курсе, что его жена… — я не смогла произнести слово «мертва». Мне до сих пор плохо верилось, что Лены больше нет, пусть я и не испытывала к ней симпатии.

Валентин Петрович пожал плечами:

— Сомневаюсь. Сейчас мы выясняем, куда он направился после Бали и до какой степени был осведомлен о ее планах.

Я проглотила вопрос, просящийся на язык. О том, знают ли они, где Мари- Лена. Покосилась на Оскара. Я, конечно, намекну Валентину Петровичу, но тогда, когда моего супруга не будет рядом.

— Итак, несчастный случай? — произнес Оскар.

Валентин Петрович развел руками, а я не сдержала нервный смешок. Хорош несчастный случай. Лена случайно сама себе выстрелила в спину. Других жертв нет.

Впрочем, с длинными ручками нашего адвоката — а если еще и Штольцы решат помочь — у меня не было никаких сомнений, что дело будет закрыто без каких-либо проблем. Даже если в заключении патологоанатома будет написано, что Лена встала и, чтобы упокоиться окончательно, воткнула в себя еще и нож с кухонной стойки.

— И все же, это ужасно, — сказала я вслух. — Как вообще прадед мог так с нами поступить? Ведь должен был понимать, к чему это приведет.

— Михаил Ефремович очень хотел, чтобы семьи воссоединились, — мягко ответил Валентин Петрович. — Я пытался отговорить его, предлагал другие способы, но он загорелся желанием, чтобы это произошло в нынешнем поколении. И именно через брак.

— С какой стати ему вообще пришла в голову эта идея? — спросил Оскар.

— Все ведь и началось как раз с его поколения? Его и моего прадеда.

Валентин Петрович кивнул. Сложил руки перед собой на столешнице, скрестил пальцы и задумчиво сказал:

— У меня есть лишь предположения, но… у меня создалось впечатление, что в этом замешаны какие-то личные, очень глубокие мотивы. Ваши прадеды познакомились во время войны. Ну как познакомились — они принадлежали к враждебным сторонам. Насколько я знаю, сначала Райнер сохранил жизнь Михаилу Ефремовичу, не стал стрелять, хотя должен был. Потом Михаил Ефремович, в свою очередь, спас Райнера Штольца, когда его взяли в плен и хотели расстрелять.

— А я думала, они были из одной деревни родом…

— Нет, Райнер прижился там уже после войны. Женился на девушке оттуда же, у них родился сын — ваш дед, — Валентин Петрович раскрытой ладонью указал в сторону Оскара. — А потом — и тут уже начинаются мои предположения…

— Они развелись, — резко перебил Оскар.

— И на ней женился мой прадед, — докончила я. — Ведь так?

Мы оба уставились на Валентина Петровича, и я думаю, у нас с Оскаром были в этот момент абсолютно одинаковые выражения лиц.

— Однако! Не думал, что вы знаете. Но да, дело обстояло именно так. Ваши семьи ведут род от одной женщины.

Мы переглянулись.

— Это ведь ничего не значит, — неуверенно произнесла я. — Слишком дальнее родство. Это как будто если бы мы были троюродные.

Оскар кивнул. Взял меня за руку.

— Раньше в деревнях вообще все были родственники в той или иной степени. Это совершенно не страшно, — подтвердил Валентин Петрович.

— Даже между двоюродными братом и сестрой браки в нашей стране разрешены, так что вам не о чем волноваться в связи с этом.

Я тихонько выдохнула и положила руку на живот. Все будет хорошо, малыш. Твои папа и мама тебе это обещают.

— Значит, воздушные шарики… — заговорщически начал Оскар.

— Еще неясно, кто подарил! — перебила его я. — Мог и мой прадед, когда женился.

— В любом случае, одно ясно. Видимо, из-за этого они и поссорились. Из- за того, что оба ухаживали за одной женщиной.

— Я пришел к тем же умозаключениям, — кивнул Валентин Петрович. — Но, к сожалению, я так и не смог получить подтверждения у самого Михаила Ефремовича. Тему умершей жены он не разрешал поднимать. Но вы знаете — первая попытка примирить семьи имела место еще при жизни Алексея Михайловича, деда Яники. Тогда Алексей Михайлович воспротивился примирению. Он входил в коалицию, объединившуюся против наследников Райнера Штольца. Партнеры бы его не поняли. Насколько я знаю, Михаил Ефремович тогда встречался с Райнером — впервые после их ссоры, но встреча ничем не завершилась.

— Ну почему же, — медленно произнес Оскар. — Думаю, именно тогда мой прадед и написал завещание. Видимо, они договорились, что тот из них, кто умрет вторым, завещает своим потомкам все. Сначала каждый отписал только часть наследства ребенку обеих семей. А потом, когда один из них умер — и это был Райнер, второй — Миргородский — изменил свою часть, завещал этому ребенку все.

— Твой прадед был мягче, чем мой, — невесело усмехнулась я. — Мало того, что ставки поменьше, еще и от пола ничего не зависит. А вот моему только мальчика подавай.

Оскар бросил на меня успокаивающий взгляд. Мягко провел большим пальцем по основанию кисти, немного щекотно и расслабляюще.

— А я хочу дочку, — на его насмешливом обычно лице редко появлялось настолько нежное выражение. — Пацан тоже неплохо, но первой лучше дочку.

Я без слов поняла его мысль. Хорошо бы первой родилась девочка, чтобы главный приз в виде наследства взяла какая-нибудь другая пара.

Только вот будет номер, если это окажется его собственная сестра…

По лопаткам пробежал холодок. Сегодня же скажу ему о своих подозрениях на счет Арона. Вчера я, едва зайдя в квартиру Оскара, заснула как мертвая, а утром он опять улетел по делам, я банально не успела.

Вот только страшно, что Оскар сделает с Ароном. А брат так и не отвечает ни на звонки, ни на сообщения.

— И что, вы так и не выяснили, что именно между ними случилось? В чем причина ссоры? — спросил мой муж.

Валентин Петрович развел руками:

— Увы. Единственное, что может пролить свет на это — архив вашей прабабушки. Я сам хотел разобрать его, но руки так и не дошли. Хотя я не уверен, что там что-нибудь есть. Ваша прабабушка могла просто не знать.

— Архив прабабушки, — медленно повторила я. — А где он хранится?

Если у Штольцев, то мне туда дорога заказана. Ноги моей не будет в доме у ее величества мадам Штольц.

— В бывшем кабинете Михаила Ефремовича.

— У нас дома! — я вскочила. — Оскар! Едем.

На лице моего мужа появилась легкая паника. Похоже, мысль о том, что придется навестить дом Миргородских, не вызвала в нем энтузиазма.

— Ты уверена, что меня не застрелят при пересечении границы вражеской территории? Может, я тебя отвезу, а потом приеду?

— Это поэтому ты не пошел за мной тогда? — мстительно припомнила я тот вечер, когда он привез меня домой, перед этим героически свернув Герхарду нос набок. — Не волнуйся, на худой конец замотаем тебе лицо тряпкой. Или скажу родителям, что я взяла заложника.

— Яника, ваши родители сейчас в Европе, — мягко напомнил мне Валентин Петрович. И улыбнулся Оскару: — Редкая возможность произвести разведку во враждебном лагере. Нельзя упускать такой шанс.

— И то правда, — Оскар щелкнул пальцами, вставая. — Ну хоть жучки развешаю. Поехали, женушка.

Глава 17

Архив разобрать мы не успели, всего через пару часов пребывания в резиденции Миргородских Оскар заартачился и объявил, что мы едем домой. А на следующий день уже назначен был вылет — сначала в Испанию, потом на Сейшелы. Но я взяла письма прабабушки с собой, вместе со старым фотоальбомом. Что-что, а теперь у меня будет достаточно времени, даже если мне захочется все эти письма переписать набело.

Я рассказала Оскару про Арона, когда мы уже сидели в самолете на Сейшелы. Раньше не смогла, не находила времени… на самом деле, просто пыталась по возможности оттянуть момент.

Оскар не стал бушевать и стучать кулаками по обшивке салона, но по желвакам на его челюсти и загоревшемуся мрачным огнем взгляду было ясно: встреть Оскар Арона, и второму не поздоровится.

Слава богу, Оскар не злился на меня, только спросил, почему я не сказала ему раньше.

— Боялась за брата, — чистосердечно ответила я.

— А за мою сестру не боялась?

Упрек был справедливым. Я опустила глаза, а потом вдруг, совершенно непроизвольно и ненамеренно, неожиданно для самой себя — взяла и разрыдалась.

Мне было ужасно жаль почти неизвестную мне Мари-Лену, я даже не хотела представлять, что она пережила. И почти так же сильно жаль своего глупого братца, который повелся на Ленины планы и подначки и из которого теперь Оскар сделает котлету, собственноручно или с помощью верных людей. И еще больше жаль саму себя и Оскара, потому что между нами пролегла глубокая пропасть и неизвестно, как мы будем ее заделывать.

Впрочем, тут же оказалась, что заделывать ничего не надо. Увидев мои слезы в три ручья, Оскар переполошился, стал извиняться, хотя как раз он ни в чем не был виноват, обещал, что все уладит и что Арон останется жив- здоров, ему даже не оторвут лишние детали. Словом, на тебе, детка, звезду с неба, только не плачь.

На Сейшелы мы приземлялись уже снова любящими супругами.