Но страсть к Мише не давала мне покоя. Мы оба страдали. Страдал и Райнер, замечая, что мое сердце тянется к другому. И наконец решено было разойтись.

Я вышла замуж за Мишу. Через время поняла, что снова беременна. На свет появился Алешенька. Уже сразу после его рождения мне показалось странным, что у него голубые глазки, ведь Ральф родился темноглазым. Алеше не в кого было уродиться голубоглазым, ни у меня, ни у Миши в роду таких нет. Но все говорили мне, что это лишь младенческая голубизна — и оказались правы, со временем его глазки потемнели.

Зато появились другие черты лица, напоминающие не Мишу — а Райнера.

Но окончательно я все поняла лишь тогда, когда на свет появился Степа. Он был вылитый Ральф. Ты бы согласилась со мной, увидев их втроем. Ни один человек в здравом уме не назвал бы Алешу и Степу братьями, зато сразу понял бы, что у Ральфа и Степы одни и те же родители.

Любой бы понял — так явно, как ты видишь сейчас эти слова.

Мои мужья, бывший и настоящий, воспитывают сыновей друг друга».

* * *

— Так… Где красная паста? Спасибо. Значит, у Миши было два сына, один райнеровский, второй свой, родной. У Райнера в конечном итоге тоже. Один от нашей прабабки, первый. Потом родился второй, от второго брака. Он и его потомство пусть будут синенькие, — я вывела имена синей ручкой. — От Ральфа родился твой отец и отец Герхарда. Они красненькие. От второго сына, Хендрика, родилась твои тети с дядей. От них твои троюродные… эм, жо и жо, — я нарисовала знаки Марса и Венеры в кружочках. — Синенькие.

Полюбовалась.

Лист «а4» заполнялся именами. Красными — Миргородские, и синими — Штольцы. Получалось, оба семейства состоят из смешанных Штольце-Миргородских генов. От моего имени и имени Оскара вниз протянулись две стрелочки к одному кружку. В нем я нарисовала два вопросительных знака, синий и красный. И то же самое сделала для Арона с Мари-Леной.

Вот что задумывал прадед.

Вернуть все на свои места. Исправить то, что натворила прабабушка полвека назад. Слить нас в одну семью.

— Так это что, я еврей, получается? — Оскар с любопытством заглянул через мое плечо. Выглядел он довольным донельзя. Вот уж кто ничуть не был в шоке от открывшихся тайн. Только и знал что прикалываться.

— А ты в любом случае был бы еврей по прабабушке. Вот только в кого ты такая арийская морда?

— Я арийская морда?! В каком месте, — Оскар пощупал небритый подбородок и огляделся, кажется, в поисках зеркала.

— Ну, ты блондин, — я обвела кружками еще несколько имен. — Ну, темный, но все же. Плечи во, лицо квадратное.

— Продолжай, продолжай. А у евреев должны быть круглые лица?

Я фыркнула, а с экрана ноутбука подал голос Валентин Петрович:

— Гены иной раз тасуются очень причудливо. Тем более что Ольга Анатольевна Штольц натуральная блондинка. Да и супруга Ральфа была из обрусевших немцев, не вижу причины, по которой ваш супруг не мог пойти в их семью.

При имени свекрови я скривилась. Крашеная она блонда, крашеная. Хотя, конечно, многие блондинки темнеют со временем и красятся, чтобы вернуть прежний цвет. Впрочем, не мое это дело.

— Валентин Петрович, а что теперь будет с наследством?

— А ничего, — на экране наш адвокат развел руками. — Юридически отцом считается муж женщины, если она состоит в браке, пока не доказано обратное. Факт отцовства можно доказать через суд, в таком случае письмо станет доказательством, но на основе его одного суд вряд ли вынесет положительное решение.

Мы с Оскаром переглянулись. Что ж, значит, для нас это ничего не меняет. Но теперь внимание потенциальных конкурентов перейдет на Арона с Мари-Леной, за Герхардом присматривают, Лены вообще больше нет… звучит так, словно после Сейшел вполне безопасно будет вернуться и довести до ума проект. Я, правда, сообщила Роману Владимировичу, что ему нужно искать другого специалиста, но вряд ли он уже кого-то нашел.

— Может, я вернусь?..

Мгновенные «нет!» от Оскара и Валентина Петровича слились в одно. Я пожала плечами. Спелись же, вот ведь!

— Если есть такая возможность, думаю, куда безопаснее будет провести это время вне страны, — добавил Валентин Петрович. — Вы сами же будете себя чувствовать так намного спокойнее.

Эх, работа… подруги… развлечения…

Хотя какие развлечения, если мне даже алкоголь нельзя.

И я махнула рукой:

— Так и быть, побуду слабой нежной зависимой женщиной.

Скептический взгляд Оскара ясно говорил, что мне, похоже, не верят.

И правильно делают. Мы, Миргородские, сдаваться не привыкли.

Ой, так это что же, я теперь должна говорить о себе «мы, Штольцы»? Не дождутся!

Эпилог

Восемь месяцев спустя…

— Никогда не буду рожать! Никогда не буду спать с мужиками! Никог… а-а-а!!!

— Так, схватка пошла! А теперь тужься — еще-еще-еще-еще… Молодец! Выдох, выдох… Снова тужимся! Умничка! Головка вышла. Теперь последний разок — и вот он, малыш!

Я еще не успела отдышаться, а палату уже огласил звучный требовательный рев. Оскар, до этого сидевший со мной, свинтил, чтобы посмотреть на ребенка. В тот же миг раздался радостный голос неонатолога Оливии:

— У вас чудесная маленькая девочка, миссис Штольц!

Девочка! Я выдохнула, еще не слишком понимая, что теперь все закончилось. Мы с Оскаром до самого дня родов не хотели знать, кто родится. Конечно, хотелось, чтобы это была девочка, но мы были бы рады и мальчику, бог с ним, с наследством, за прошедшее время не появилось ни единого конкурента, кроме уже известных Арона и Мари-Лены.

Странно, но в глубине души шевельнулось смутное недовольство. Не мы сорвем банк.

Впрочем, Оскар ведь этого и хотел. Хотел сам обеспечивать свою семью, и, я должна сказать, до сих пор это вполне у него получалось. Он перевел часть своего бизнеса в Калифорнию, мы купили собственный дом и вот сейчас приехали рожать в престижную клинику.

Супруг вернулся. Из-за маски было сложно понять выражение его лица, но мне показалось, глаза его блестят немного слишком сильно по сравнению с его обычным видом.

Оскар сжал мои пальцы, осторожно, чтобы не задеть иглу капельницы, торчащую с тыльной стороны ладони.

— Она такая красивая! — сообщил он прочувствованным голосом.

Тут под воркованье неонатолога мне на грудь уложили сверток в белой шапочке. На меня уставились огромные небесно-голубые глаза. Серьезные и испытующие.

Боже, она и правда была красивая. Маленький носик, очаровательные губки, пухлые щечки, умилительные шелушинки на коже.

Оскар осторожно протянул к дочери указательный палец. Коснулся кнопочки носа. Один его палец был больше, чем вся ее носопырка.

— Мария? — тихо произнес он, скорее вопросительно, чем утвердительно.

Я кивнула. Не помню, кому из нас первому пришла в голову мысль назвать дочь именем ее прапрабабушки, невольной виновницы катавасии в двух семействах, но сейчас это казалось единственно верным решением. И это интернациональное имя, с таким она сойдет за свою и здесь, в Америке, и там, дома.

Мария. Красавица, вскружившая голову обоим мужчинам.

Надеюсь только, наша дочь избежит ошибок прародительницы.

Нас с новорожденной перевезли в нашу палату. Маша сопела в две дырочки, я тоже засыпала, когда вернулся выходивший звонить родственникам Оскар. У него было очень загадочное выражение лица, так что я даже проснулась.

— Что такое?

Вместо ответа муж протянул мне свой телефон. На экране красовалась измученная, но довольная Мари-Лена в синем колпаке, а рядом улыбался в камеру всей своей улыбкой в тридцать два зуба мой братец. На руках у Мари-Лены дремало что-то сморщенное, красненькое, с жиденькими темными волосиками.

— О господи. Они что, тоже сегодня?

— Буквально только что. Машка успела раньше, так что часть от Райнера будет наша, — Оскар ухмыльнулся. Он не выглядел очень огорошенным этой новостью.

— Но это еще не все, Ян.

Я настороженно молчала. Ухмылка на лице моего супруга все ширилась. Это он так доволен тем, что все имущество моего прадеда (его прадеда, на самом деле) достанется Арону с Мари-Леной? Хм-м, а мне вот все сильнее и сильнее хотелось, чтобы мы их обошли.

И тут Оскар сказал:

— У них девочка.

Некоторое время я смотрела на него, не находя слов. Это что же… это как же…

Это мы что, вернулись к началу?!

— О боже, не-е-ет…

— У нас есть еще девять месяцев, чтобы сделать вторую попытку.

— Нет! Никогда! Рожай сам! — сложно ругаться шепотом, чтобы не разбудить ребенка, но мне удалось. Оскар ржал, сотрясаясь всем телом.

Хотя… я бросила взгляд на кроватку. Я ведь всегда хотела как минимум двоих детей. Маленький братик для Маши… хм. Звучит неплохо.

И надо же натянуть фамильный нос моему братцу. И заодно Мари-Лене. И вообще. Мы, Миргородские-Штольцы, никогда не сдаемся!