Я подхватила меню, чтобы накрыть лицо, а потом решила, что это слишком ненадежно. Бросила Сергею:

— Я сбегаю в туалет.

Он кивнул. Мне показалось, что на его лице промелькнуло облегчение.

Журналист уже подходил, и я сорвалась с места, не поворачиваясь. Процокала каблуками до узкого коридорчика и скрылась за заветной дверкой со значком в виде дамы в наряде семнадцатого века.

Вот это засада. Впрочем, удивительно, что за выходные мы еще не столкнулись ни с кем из моих знакомых, ведь ходили в основном по известным местам. А может, нас и видел кто-нибудь, только мой телефон лежит себе дома у Альки. Я даже не в курсе, если кто и прислал сообщение.

Сделав дела и поправив косметику, я решила, что можно выходить. Пока я занимала кабинку, снаружи успела образоваться очередь из двух человек, и девушка, стоявшая первой, негодующе фыркнула: «Засела на полчаса». Я улыбнулась ей так угрожающе ласково, что она чуть не поперхнулась и отвела глаза.

Но стоило вернуться в зал, как улыбка сползла с моего лица.

Ярославский никуда не делся, а напротив — стоял у нашего столика и болтал с Сергеем.

Я пригнулась, чувствуя, как быстро забилось сердце. Они знакомы?! В принципе, это неудивительно. Ярославский знает полгорода, и я же сказала, что у него отличная память на фамилии и лица. Но, черт, как же это некстати!

Снова сбежать в туалет не получится, а на место пока не вернуться. Ярославский непременно узнает меня. Глуховатый голос журналиста встал в памяти: «Барышня Миргородская! Рад видеть». Он любит обращаться именно так, в слегка архаичной манере.

Но что же делать? Официант уже начал на меня поглядывать. Того и гляди, решит, что я заблудилась, и попытается довести до нашего столика.

Я отвернулась и независимо зашагала прочь, всем телом транслируя: эта девушка знает, куда идет, не надо к ней приставать, она злая и может послать по матушке. Сработало: краем глаза я увидела, как официант кинулся в другой конец зала, где повелительно приподнялась рука.

Я туг же присела за большой кадкой с чем-то зеленым и развесистым.

Осторожно выглянула: Сергей по-прежнему болтал с Ярославским, а тот будто прописался у нашего столика. На моих глазах внаглую присел на диванчик, хотя явно же должен был заметить женские вещи рядом.

Сзади послышались шаги. Я в панике обернулась. Мимо прошел невозмутимый официант, поправляя перекинутую через правую руку салфетку. Наши глаза на миг встретились, но официант не произнес ни слова, как будто посетители, ползающие на полу за кадкой с искусственной пальмой — это в порядке вещей.

Вот что значит приличное место. Хоть уползайся — тебе ничего не скажут. Максимум, вежливо спросят, удобно ли и не желаю ли я, чтобы мне сервировали десерт прямо тут.

Тем не менее, я решила перебазироваться. Стало интересно, о чем эти двое так долго болтают. Может, узнаю что-нибудь о моем загадочном Сергее.

Пригибаясь, мелкими перебежками я достигла соседнего с нашим столика. Забилась в самый уголок, опять поближе к зеленым насаждениям — кто бы мог подумать, что я так полюблю зеленые насаждения! пусть даже немного неживые, главное что раскидистые — и прикрылась меню.

Донесся голос Сергея:

— Мне ничего об этом не известно, к сожалению.

— А если в обмен? — спросил Ярославский. — Насколько я знаю, там довольно пикантное условие… свадьба. Или… ребенок.

Потянулась пауза. Я уж было решила выглянуть, хотела увидеть выражения их лиц, но Сергей вдруг резко и порывисто произнес, заставив меня сжаться, как мышка:

— Миргородский выставил такое условие?!

Вот так так. Я превратилась в одно большое ухо. Свадьба или ребенок? О чем вообще речь? И какой именно Миргородский из нашего немаленького клана имеется в виду?

Хотя надо беспокоиться о другом. Какого черта Сергей интересуется нашими делами? Или я ошиблась, думая, что он всего лишь шестеренка в механизме, а на самом деле он едва ли не правая рука Штольцев? Или… он сам Штольц?

Нет, этого не может быть!

Я бы узнала. Я же видела досье на них, правда, давно, лет десять назад. Но я помнила их имена. Там не было ни одного Сергея, Штольцы, как идиоты, дают своим детям сплошь немецкие или скандинавские имена. Герхард, Оскар, Пауль, Ральф. Ни одного Сергея даже близко не лежало.

— Тс-с, — понизил голос Ярославский. — Насколько мне известно.

— Хм-м, — я услышала уже ставший знакомым барабанный перестук пальцев. — Это интересно.

— Я хотел бы получить равноценную информацию взамен.

— Да? — по голосу было слышно, что Сергей сомневается.

— Если грядет долгожданное примирение двух влиятельных семей, — начал Ярославский медленно, будто на ходу сочинял заголовок для будущей статьи. — Я хотел бы быть первым, кто об этом напишет.

Снова потянулась долгая пауза. Наконец Сергей ответил:

— Я думаю, это можно устроить.

И тут надо мной, как гром с небес, раздался девичий голос:

— Что будете заказывать?

У меня чуть сердце из груди не выскочило. Я совсем забыла, что сижу на пустым столиком и для любого официанта — кроме того, кто видел мои недавние маневры

— выгляжу как совершенно новенький, необслуженный гость.

Черт бы побрал этот сервис.

Я неуверенно взмахнула рукой. Если я сейчас заговорю вслух, меня услышат так же ясно, как я сама слышала чужую беседу. Раздвинуть кустики — и вот она я, как устрица с раскрытыми створками, мягкая и беззащитная. Надо как-то дать понять официантке, что я еще не готова сделать заказ.

Девушка нетерпеливо взмахнула блокнотиком и осведомилась громче:

— ЧТО БУДЕТЕ ЗАКАЗЫВАТЬ?!

Кажется, моя попытка телепатировать нужное сообщение только что провалилась. Я схватилась за горло, выпучила глаза и шепотом прохрипела:

— Я еще не решила.

— ПРОСТИТЕ?

— Я ЕЩЁ НЕ РЕШИЛА, — прохрипела я громче. На всякий случай старательно картавя. Сжалась, уже готовая к тому, что сейчас услышу знакомое: «Барышня Миргородская! Не ожидал вас здесь увидеть».

С другой стороны от кустиков молчали, но, слава богу, не торопились выглядывать.

Официантка пожала плечами и ушла.

Я осторожно раздвинула листики: Ярославского уже и след простыл, а Сергей хмурился и что-то изучал в телефоне. Как же некстати подошла та девица. Если бы не она, я бы услышала еще что-нибудь.

Ради соблюдения конспирации, прежде чем вернуться к столику, я сделала круг по залу, улыбаясь фирменной улыбкой Миргородских: «смотри, а заговаривать не смей». Изящно выпорхнула из-за очередных кустиков и присела на свое место.

— Прости, там очередь была такая.

Сергей только покивал, не отрывая взгляда от телефона. Мне стало обидно.

— Скажи, с кем ты тут только что разговаривал? — пошла я ва-банк.

Пальцы, держащие телефон, едва уловимо дрогнули. Сергей поднял глаза.

— Так, один знакомый. Поздоровались, перекинулись парой слов.

Лицо его было абсолютно непроницаемо.

Вот, значит, как. Мы, значит, скрываем. Мы секретничаем. Ладно.

— Сереж, а как твоя фамилия?

Айфон со стуком лег на стол. Сергей, не отвечая, смотрел на меня. Мне стало неуютно.

— Я что-то не так спросила? Просто любопытно.

Я улыбнулась, но Сергей остался совершенно серьезным.

— А твоя? — спросил он.

— Моя? — повторила я, чтобы выиграть время на раздумья. Голос некстати взмыл вверх, выдавая неуверенность. — Э-э…

— Да, твоя, — Сергей откинулся на спинку дивана. Выражение его лица изменилось, напряжение ушло. — Я твою тоже не слышал.

Надо было что-то отвечать, причем срочно, но ничего хорошего не приходило на ум. Назваться фамилией Эрики или Альки? А если мы продолжим общаться? Как я объясню, что у нас одинаковые фамилии? «Знаешь, дорогой, мы разлученные в детстве сестры». Ничего, что они обе блондинки, а на моем носу огромными буквами написано: «Шалом[3]».

И тут в голове блеснула идея.

— Невеличко, — выпалила я.

!Лк здесь ни один комар нос не подточит. Невеличко — была фамилия папы. Когда мама выходила за него замуж, прадед дал добро только при условии, что она сохранит девичью фамилию. Естественно, нас с братом тоже записали как Миргородских — но при других обстоятельствах мы стали бы Невеличко.

— Яна Невеличко? — усмехнулся Сергей. — Тебе подходит, — он дернул подбородком вверх-вниз, словно хотел указать на мой рост.

Я хотела было сказать ему, что сто семьдесят сантиметров это вполне себе даже «величко» — но мне помешали.

— На десерт что-нибудь желаете? — возле стола материализовалась официантка.

— Кофе и чизкейк, — сказала я решительно. И только услышав удивленный возглас, подняла глаза.

Это была та самая официантка, перед которой я изображала смертельную простуду.

— Кх-кхм, — добавила я тут же, но, боюсь, никого этим не обманула.

[3] Шалом — еврейское приветствие, означает «мир (вам)».

* * *

Наше свидание не ограничилось рестораном. После него Сергей отвез меня…

Вот куда обычные парни приглашают девушек зимой?

В кинотеатр, в боулинг, на худой конец, в бильярд или посидеть в пабе. В теплое уютное место, где нет опасности растрепать волосы и испортить макияж. Где можно тихо-спокойно посидеть с вином около камина, послушать музыку и поболтать.

Куда же потащил меня этот зверь? На каток. На открытый каток в центре города, когда на улице минус тринадцать, кожа красная от ветра, глаза слезятся, и, стоит потом снять шапку, как волосы норовят встать дыбом, будто не желая с этой шапкой расставаться.

Нет, в принципе, когда я смирилась с неизбежным, мне понравилось.

На коньках я не стояла года три, но тело не подвело, вспомнило движения почти сразу. Сергей тоже, как выяснилось, отлично катался, и поначалу мне пришлось плохо от всех этих пируэтов, поддержек и подкидываний. На нас оглядывались, когда мой визг звонким эхом метался по площади.