С силой тушит окурок о стеклянную пепельницу. Уродует фильтр окрашенный алой помадой. А после снова пьет, словно пытается вытравить произнесенное имя.

— Когда он подкатил первый раз, особо не удосужился проявить изобретательность. Проделал все по сценарию и был искренне удивлен, когда получил отказ. Он приходил в этот ресторан каждые выходные. Иногда люди менялись. Я стала замечать, что после откровенных ссор, которые не смущали окружающих, некоторые личности не появлялись вовсе. Он так тогда на меня посмотрел, что я мысленно с жизнью попрощалась. Смирилась с тем, что подписала себе смертный приговор. Но по-другому не могла. Прогибаться не привыкла. Лучше смерть, кровь такая. Я видела как с ним общается персонал. Как рассаживают столики перед его внезапным появлением. Понимала, что этот человек опасен. Ощущала его власть, но взгляд не отводила.

«Все равно моя будешь», — как приговор прозвучало. После были подарки, цветы, настойчивые предложения подвезти. Однажды меня пригласили на внеплановое выступление, и оказавшись внутри я узнала что ресторан закрыт для посетителей. Был только он. Начинали зарождаться чувства, как у любой глупой девчонки. Все сложнее стало отказываться от подарков. За мной так никто и никогда не ухаживал, понимаешь?

Словно оправдывается. Будто я прошу об этом. Если честно, не понимаю нахрена это слушаю, но продолжаю.

— Последней точкой стал конь. Чистокровный арабский скакун. Своенравный. Упертый. Совсем не похожий на измученных лошадей Дворцовой площади. Король восседал сверху, такой же нерушимый как и это животное. Люди на выходе, мягко сказать, были в шоке, но он видел только меня. Тогда я могла в этом поклясться. Ночь на пролет мы скакали по городу. Вместе встретили рассвет. Он предложил мне выйти за него замуж, когда солнце окрашивало Неву.

— Меня сейчас стошнит, — не удерживаюсь от едкой реплики.

— За меня некому было заступиться. Я всегда была предоставлена себе. А потом появился он и решил все мои проблемы, воздал всем по заслугам. Заставил ответить кровью. Улыбается. Явно находится не здесь. Купается в приторно-сладкой романтике. А я жду подвох. Понимаю, что у таких как Король не бывает все гладко.

— Кровь. Он был так удивлен когда обнаружил ее на своей постели. Думал на мне пробу негде ставить. Цену себе набиваю, а вышло вот так. Тогда он и пообещал положить к моим ногам весь город, подарить его мне. По-своему, но обещание исполнил. А после была свадьба. Огромная. Роскошная. Медовый месяц. Я ослепла. Ничего не замечала. Точнее, не хотела замечать. Думала, всегда так и будет. Король оберегал меня. В свои дела не посвящал. В этом плане держал на расстоянии. Приходы ловил, когда мы были порознь. Я такая тупая была, что даже наркомана в нем не видела. Он очень хотел ребенка, но у нас ничего не получалось. Врачи рекомендовали отдых и покой. Утверждали что мы оба здоровы. Но я и так ни чем кроме отдыха не занималась. Злилась. Кляла судьбу. Не понимала, что она меня защищает. Не хотела верить, что если все так сладко, обязательно настанет горечь. Я до сих пор помню ночь девятого января. Он вернулся домой сам не свой. Поспешно начал собирать мои вещи, что-то говорить о том, что отправляет меня в горы. Отдохнуть, подышать свежим воздухом. Обещал скоро приехать. Но я не могла не почувствовать тревогу. Предчувствие чего-то ужасающего сдавливало сердце. В городе начался передел. Об этом я узнала позже. Королю стало тесно делить бизнес со своим партнёром, тот в свою очередь не стал это глотать. Верхушки разделились на два лагеря. Началась самая настоящая резня. Но тогда, спустя два часа, я взмывала в небо на самолёте и искренне верила, что отправляюсь в обычный отпуск.

Я провела два месяца на Алтае. Прекрасное место. Русская Швейцария. Высокие горы, прозрачные озёра, бурлящие гейзеры. Настоящее место силы. Именно там я поняла что беременна. Третий месяц. Три месяца я носила под сердцем ребенка и ничего не подозревала. Грешила на сбои в цикле из-за смены климата, боялась принять и сглазить этим счастье. Но когда живот начал расти, сдалась и пошла к врачу. Король не приезжал, но регулярно звонил. Врал, что у него много работы, что совсем скоро мы увидимся. Я не хотела говорить эту новость по телефону. Хотела видеть его глаза в этот момент. Сделать сюрприз. Я взяла билет в Питер тайно. Вернулась в родной город глубокой ночью. Добралась на такси, но отпустила машину раньше. Беззвучно преодолела двор. Тихо проникла в дом. Первое что ударило в нос, был запах. Отвратительный, выворачивающий наизнанку. Запах металла и боли. Страха, отчаяния и паники. А после я услышала крики. Мужские. Женские. Все они сплетались в какой-то адский хор. Дьявольскую симфонию.

К нам подходит официант. Молча обновляет содержимое. Пианистка пьёт. Следую ее примеру. Чувствую, что первая часть гребанного «Тиианика» окончена, и теперь меня ждёт более интересные сюжет.

— Король стоял спиной к выходу. А я так и не смогла переступить порог. Вся наша гостиная была залита кровью. Весь он был залит кровью. Перед ним на крестовине висела женщина. Полностью обнаженная. Ее огромный живот не оставлял никаких сомнений. Она была беременна, как и я. Напротив сидел мужчина. Он был связан. Кляп во рту заглушал его нечеловеческие крики. Король резал женщину. Как скот. Виртуозно орудовал ножом и заставлял мужчину наблюдать за этим. Он вогнал его в живот по самую рукоятку.

Дрожит но держится, не допускает ни единой слезы. А я вспоминаю громкую историю, которая в свое время потрясла весь город. Чета Валиевых. Успешный бизнесмен и его молодая беременная красавица жена. Их тела нашли выброшенными в лесу. Супруга скончалась от травм несовместимых с жизнью, а сам Валиев, не смотря на многочисленные ранения, умер от сердечного приступа. Тогда я думал, что подобное заключение, ничто иное как романтизация кровавого события. Теперь мне так не казалось.

— Мне повезло улететь обратно тем же утром. Он так и не узнал о том что я увидела. С тех пор я молилась об одном: лишь бы он не приехал. Я находила в себе силы говорить с ним по телефону. Я слушала его ложь и молилась. Молилась. Молилась. Несколько раз он порывался все бросить и приехать. Я останавливала и убеждала его, что будет лучше если он закончит все свои дела. Он соглашался. Черт возьми, он всегда со мной соглашался. Псих. Урод. Убийца. Он никогда не снимал свою маску. Он так искусно играл.

Второго сентября я родила девочку. Милану.

Слезы таки выступают. Разъедают пелену, блестят как роса на темном выжженном поле.

— А через две недели Король вернул меня в Питер.

Тихо охуеваю. Лишаюсь дара речи. Не могу сопоставить факты. Пересказанные события не вяжутся. Пианистка понимает чем вызвано недоумение на моем лице.

— Я оставила ребенка. Заплатила очень много денег. Знаю только, что после оформления документов она должна была улететь в Америку с новой семьей. Подальше от меня. Подальше от него. Добровольно лишила себя возможности узнать в дальнейшем любую информацию. Потому что прекрасно помнила, каким способом он сможет выпытать информацию, если вдруг ему станет известно. Я сделала всё, чтобы это чудовище никогда до неё не добралось. Я заплатила очень высокую цену.

Молчу. Хрен знает что вообще говорить в таких ситуациях.

— Он меня не отпустил бы. Это был единственный выход. Из под земли бы достал. Воздал бы за все. А после я прошла добровольную стерилизацию. И себя и его наказала одним махом. Все не стало как прежде. Понимаешь, после такого не может быть как прежде!

Хватает меня за руку. Ищет отклик. Надеется на поддержку. Не нахожу ничего лучше, кроме как накрыть ладонью ее дрожащие пальцы.

— Каждая новая ночь с ним, походила на пытку. Вначале он злился, пытался найти причину, а после устал. Так в его жизни появились шлюхи. Точнее они всегда были, только теперь он начал их использовать. Они стонали и охотно сосали его член. Их не тянуло блевать, в отличии от ставшей внезапно фригидной жёнушки. Он возвращался домой благоухая дешёвыми духами и нюхал дурь прямо в нашей постели. А после с безумным видом говорил что никогда меня не отпустит. Никогда.

— Хочешь заказать Короля? — задаю очевидный, как мне кажется вопрос, теперь без иронии.

— Нет, Фантом. Я пришла заказать себя.

Прожигает взглядом. Не даёт усомниться в истинности своих намерений.

— Я бы и сама это сделала. Но боюсь что после подобного, и после смерти не встречусь со своей дочерью.

Усмехаюсь. Душевная исповедь логически закончилась женской истерикой. Нельзя бабам пить. Несовместим алкоголь с их сущностью. Излишне начинают драматизировать, вызывают жалость. Кто-то клюет на эту удочку, заглатывает крючок.

— Может Королем обойдёмся? — одной фразой пресекаю этот трагизм. — Нет нужды разыгрывать страдалицу, приносить себя в жертву.

— А ты возьмёшься? — выгибает бровь.

Хватаю барный стул прямо между ее ног. Рывком двигаю к себе. Между нашими губами всего несколько сантиметров. Ловко расстегиваю пуговицы пальто, ныряю пальцами под плотную ткань. Сжимаю грудь, спускаюсь к талии. Обвожу тонкую фигуру двумя руками. Ни единого участка не пропускаю. На смену участившемуся дыханию и румянцу, на лице Пианистки отображается удивление. А после из приоткрытых губ срывается раздосадованный смешок.

— У меня нет с собой диктофона.

— Должен был убедиться в этом.

Момент неловкий, но подозрительность никогда не была моей худшей чертой.

— Ты и так что-то задумал, это ведь ты в тот вечер расправился с его представителем. Не зря твоя машина стояла у клуба. В опасную игру играешь, Антон.

Поддевает пальцем ворот моей футболки, ведёт пальцем вдоль выреза. Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю что полный голяк. Никакого отклика. Словно все рецепторы сдохли.

— Я все равно скоро умру. Полгода, год. Ну может полтора, если очень сильно постараться. Если отвалить немерено бабла... Может лучше я отвалю их тебе? Я хочу, чтобы все было красиво. Сколько возьмёшь за жену Королёва?