— Простите, сэр, мы только что пересчитали рабочих, занятых на стройке; как оказалось, среди них ни одного черного или латиноамериканца.

— Я взял троих, но двое сейчас на другой работе, а одного сегодня нет.

— Очень жаль. Если их нет здесь, то они не в счет. Да и в любом случае этого мало. У вас должно быть по крайней мере двенадцать из сорока. — Кендрикс снова окинул взглядом строительную площадку. — Отбойщики все белые. У вас пять бурильщиков, и ни одного черного с отбойными молотками, нет даже помощников. Кроме того, у вас как минимум десять плотников и шесть чернорабочих.

— Послушайте, я не могу набирать рабочую силу. У меня нет мест.

— Не вешайте мне лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что по закону не менее тридцати процентов рабочей силы должны быть черные и латиноамериканцы. На каждые три рабочих места одно наше — таков закон. А там, где живу я, мы составляем сто процентов населения, а нам достается только пятьдесят процентов рабочих мест. Готов биться об заклад, что все эти люди иногородние. Где вы живете? В Коннектикуте? Джерси? Филли?

— Послушайте, вон в той времянке наш представитель УЭВ. Говорите с ним. У меня на это времени нет.

— Отлично, — сказал Кендрикс и сделал нам знак идти за ним.

Он постучал в дощатую дверь; она открылась, и в проеме выросла фигура негра; он стоял так, словно не хотел никого впускать. На носу у него красовались очки-консервы, на нем была спортивная куртка; довольно светлокожий, с кольцом на правой руке и с широким золотым браслетом на левой. Я не сомневался, что жена у него белая.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Вы прекрасно знаете, зачем мы здесь, приятель, так что не будем сотрясать воздух, — сказал Кендрикс.

— Послушай, приятель, я здесь всего неделю, и у меня еще нет данных, — откликнулся тот.

— Вам и не нужны данные. Они есть у меня. Мы сами всех пересчитали.

— Пришлите запрос к концу недели, и мы посмотрим, сможем ли кого-нибудь взять.

Всем известно, что люди из УЭВ всегда черные. Они получают деньги за то, чтобы не подпускать к стройке черных и латиноамериканцев и кормить нас своими сучьими обещаниями, лишь бы не взять на работу. Чтобы люди из федерального управления не совали свой нос, главный подрядчик нанимает представителей меньшинств, но не платит им по существующим ставкам. К тому же большинство этих ребят даже без вида на жительство.

— Ну вот что, — сказал Кендрикс, — если вы не возьмете сегодня кого-нибудь из моих людей, мы остановим работу.

Тот закрыл дверь.

На обратном пути мы подобрали железяки, куски труб, камни. Кендрикс подошел к одному из белых рабочих.

— Бросайте инструменты, выключайте машины и прекращайте работу.

Тут же появился главный:

— Никто, ребята, не бросает работу. Хрен они нам сделают.

Белые работяги и не думали ничего бросать или отключать технику. Они только внимательно смотрели на нас и ждали, кто сделает первый шаг. Главный повернулся к Кендриксу.

— Я же вам говорил. Мне не нужны лишние люди.

— Оглянитесь вокруг, — ответил Кендрикс, держа у бедра кусок трубы, — этот контракт на сто пять миллионов долларов, а единственные черные на всей стройке это мы. Повторяю еще раз: у меня восемнадцать человек, и все готовы работать. Лучше возьмите кого-то из них, иначе мы остановим вашу хренову работу на несколько недель.

— Хотите, чтобы я вызвал полицию?

— Вызывайте! — бросил Кендрикс.

Этот сукин сын достал „воки-токи", и мы поняли, что он действительно говорит с полицейскими. Не первый раз к нам вызывают копов.

Кендрикс повторил:

— Все, что я пытаюсь сделать, это устроить своих людей на работу. Вы нарушаете закон, а я его не нарушаю.

— Сколько вам повторять: у нас достаточно рабочих рук. Мы начнем закладывать фундамент не раньше чем через три недели. Почему бы вам с вашими людьми не прийти тогда?

— Мы, конечно, придем. Но сейчас у нас есть экскаваторщики, бетонщики, плотники — все они в вашей заявке. Мы ничего не имеем против людей, которых вы набрали. Но у нас восемнадцать человек, готовых работать сегодня. Возьмите хотя бы четверых или пятерых, иначе никто сегодня ничего не получит. — Кендрикс поднял руки.

— А что я, по-вашему, должен делать? Приказать помощнику распустить людей, которых он набрал, и взять ваших?

— Это Америка, сэр. В жизни не все, как хочется, не так ли?

Белые рабочие сжали в руках инструменты. Кендрикс нес всю эту ахинею, а мы ждали, что из всего этого выйдет. Мы все встали за главным и оцепили стройплощадку. Затем быстро рассредоточились: одни контролировали все, что движется, кто-то из наших прыгнул к водителю и заставил его выключить зажигание. Остальные белые сами побросали инструменты. Сегодня все что-то слишком гладко идет; обычно белые работяги готовы драться. Через несколько минут в котловане стало тихо, как в заднице. Никто не шелохнулся. Когда появились полицейские, мы и не двинулись. Их было трое; они направлялись к нам с пистолетами в руках.

— В чем дело? — обратился к нам один из них.

Кендрикс выступил вперед.

— Сэр, то, что мы здесь делаем, совершенно законно. Я — директор организации „Сбывающиеся мечты". Наша цель — оповещать Управление экономических возможностей. На любом строительстве, в которое вложено более пятидесяти тысяч долларов, должно работать тридцать процентов черных и латиноамериканских рабочих. Мы сейчас пытаемся разрешить эту проблему и устроить на работу своих людей. А поскольку это строительство осуществляется на деньги, поступающие по статье о снижении налогов, подрядчик нарушает закон. Мы хотим найти мирный выход из положения, но они не идут нам навстречу. Поэтому вас сюда и вызвали. Но мы не уйдем, пока хотя бы нескольких наших людей не возьмут на работу. Все ясно и просто.

Копы переглянулись, потом посмотрели на стройплощадку.

— Слушайте, мы не хотим ничего обострять, — выступил главный, — мы же сказали этим ребятам, что берем двоих сейчас, а потом решим на собрании, сколько еще можем взять.

Мы с трудом удерживались от смеха. Быстро же он запел по-другому. Явно не хочет, чтобы такая информация просочилась. Хлопот тогда не оберешься.

— У вас есть квалифицированные рабочие? — вздохнув, обратился он к Кендриксу.

— Да, — тут же отозвался тот. — У меня полно квалифицированных рабочих.

— Ну, давайте двоих. А через неделю приезжайте, посмотрим, что можно сделать.

Кендрикс кивнул одному парню и мне. Я был вне себя от радости.

5

Лежа на пляже, я читала „Сто лет одиночества" и ждала Марию, Порцию и Клодетт. Хотя я и считала их своими лучшими подругами, виделись мы не так уж часто: все слишком заняты. Народу в этот будний день было немного. Летом я стараюсь ходить на пляж хоть раз в неделю, но более мерзкой воды я в жизни не видывала. Жалкое подобие Багамских островов. В прошлом году меня обожгла медуза. Теперь я только ноги окунаю.

— Ну как, не разочарована? — спросила Мария.

Я положила книгу и подняла глаза. На ней был цельный ярко-розовый купальник. Рослая, длинноногая, с роскошными формами, она выглядела потрясающе. Солнце зажгло оранжевым пламенем ее каштановые волосы и высветило ее веснушки.

— Еще не закончила, — ответила я, хотя прекрасно понимала, что она имела в виду не книгу. Можно подумать, что я уже всему свету растрезвонила о Фрэнклине.

— Да я не о книге говорю.

— О Фрэнклине?

— Ну да. А теперь встань, я хочу на тебя посмотреть. Никогда не видела тебя в бикини.

Я встала.

— Прекрасно выглядишь, девушка! Так держать!

Появилась Клодетт; в одной руке у нее был зонт, другой она толкала коляску с Шанель. Клодетт самая темная и самая красивая женщина, какую я знаю. Черные как смоль волосы закрывают ей плечи, сколько она не пытается собрать их в пучок. Она любит купаться, но солнца терпеть не может. На ней были шорты и шляпа.

— Ну как, содержание не хуже обложки? — обратилась она ко мне, втыкая зонт в песок.

— Меня интересует, сколько сантиметров. — Это, конечно, Порция — в белом бикини со шнуровкой сбоку. Она бы за пояс заткнула Кристи Бринкли на любой обложке „Спортс Иллюстрейтед".

— Да подождите вы! — воскликнула я. — Это же смешно, наконец. Сначала отвечу на твой вопрос, Мария: нет. Теперь на твой, Клодетт: было намного лучше, чем я думала. А теперь на твой, Порция: не твое дело. Скажу только одно: достаточно большой.

— Ах ты, задница! — возмутилась Порция. — Скажи мне, какой у него размер ботинок, какой рост и большие ли у него лапы. Остальное я сама вычислю.

— Все это — чистая чепуха, — бросила Клодетт. Отряхнув одеяло, она положила на него спящую Шанель. — Поверьте, все это чушь. Я знаю, что говорю. У меня было много высоких мужиков с большими ногами и маленьким членом. Таков и мой муж, но я не жалуюсь. Дело не в машине, девочки, а в машинисте.

— Мария, дай сигарету, — попросила я.

Все три уставились на меня, как на ненормальную.

— Чего?

— Вы что, не слышали, сигарету. И, пожалуйста, без лекций; дайте мне сигарету.

— С каких это пор ты закурила? — подала голос Клодетт.

— Я курила еще в колледже.

— Какая глупость начинать снова!

— Просто я нервничаю, а от этого мне хочется есть, но зачем же опять набирать лишний вес, который с таким трудом удалось сбросить?

— Да ты глупее, чем кажешься, — заметила Порция. — Натри мне спину кремом от загара.

Я взяла флакон, а Мария наконец дала мне сигарету. Натерев Порцию, я закурила.

— Ну и смешно же ты выглядишь, дорогая. Поворачивайся, я намажу тебе спину, — сказала я.

Я покачала головой. От первой затяжки у меня закружилась голова, от второй я почувствовала удовольствие, но от третьей меня аж повело, и я сунула сигарету в песок.