— Приехали, бэби, — сказал я.

Зора встрепенулась.

— Что-то не похоже, — пробормотала она, протирая глаза.

Прежде всего мы купили рекламную газету, чтобы узнать, где можно остановиться. Однако, куда Зора ни звонила, везде все было забронировано заранее. Лучшие места были в городе, но мы не сдавались. В конце концов нам удалось отыскать какую-то дыру, как две капли воды похожую на Бейтс Мотель. Мы взяли такси, и по дороге Зора вспоминала о том, как была здесь с парнем по имени Дилон, о котором, признаюсь, я слышать не желал.

Она показала мне рестораны, где тогда обедала, магазинчики, где проматывала баксы, кстати, ту неизвестную дорогу, что ведет к поселку художников. Я узнал от нее, что неподалеку есть горячие источники, но о них в ее положении и мечтать нечего. Я тут же сказал, что воспользуюсь ими.

На всех отелях, мимо которых мы проезжали, светилась вывеска: „Мест нет". Сюда, должно быть, съехалось пол-Нью-Йорка. Когда мы увидели наконец отель со свободными местами, такси остановилось. Человек за конторкой выглядел так странно, что я тут же окрестил его про себя Норманом. Зора ткнула меня пальцем в бок, когда я рассмеялся, но старик улыбнулся мне. Показав нам бассейн, он проводил нас в нашу комнату. Оттуда повеяло плесенью, но я промолчал. Однако сорок семь долларов в день! В комнате стояли две большие кровати с выпирающими пружинами. Зеркало помутнело от старости, так что я удивился, увидев здесь цветной телевизор. А такой крошечной ванны я в жизни не видывал: ровно в два раза меньше обычной, правда, достаточно глубокая — для коротышки. Зора включила кондиционер, затарахтевший, как трактор. При этом мы были в стороне от той неизвестной дороги и километрах в шести от города и цивилизации. Так что все это не походило на прогулку по Атлантик-авеню. Итак, мы застряли здесь на ночь. К счастью, я сообразил купить бутылку.

Только последний раз на юге я слыхал такой птичий хор и трескотню сверчков. Одно я знаю наверняка: ни за какие деньги меня не заставишь жить в дыре, где нет уличных фонарей, а на углах тусуется народ. Что, к примеру, делать, если, скажем, у вас сигареты кончились? Здесь, в окрестностях, должно быть, есть только змеи да лошади. Но я не жаловался: ведь это, черт побери, первый настоящий отдых в моей жизни! И главный кайф во всем этом — то, что я с женщиной, которую люблю, — хотя она и не хочет трахаться.


Зора достала меня. Глядя, как она наводит марафет в ванной, я балдел. Когда она повернулась спиной, я увидел, что зад ее стал шириной с дверной проход, титьки выпирали, как два огромных кокосовых ореха. И как это ее тонкие ножки выдерживают этот вес?

— Иди сюда, бэби.

Зора даже вздрогнула от неожиданности; она, видно, думала, что я сплю.

— Ради Бога, Фрэнклин, никогда так не делай. Ты до смерти напугал меня.

— Ты что это вскочила ни свет ни заря?

— Есть хочу.

— Это мы знаем.

— А знаете ли вы, что уже почти десять?

— Мать твою, это мы так разоспались?

— Зато выспались.

Я вскочил с постели. Мне хотелось обнять Зору, но из-за ее живота я боялся прижать ее к себе, поэтому лишь легонько похлопал по нему.

— Как поживает моя дочурка?

— С чего ты взял, что там девочка?

— Я хочу дочку.

— Знаешь, малыш вовсю двигается, Фрэнклин. Сегодня, если мне не померещилось, он прямо-таки брыкался.

— Что ж ты мне не показала?

— Не хотела тебя будить.

— В следующий раз буди. Думаешь, ты в силах протопать сегодня весь день, как мы решили?

— Я беременная, Фрэнклин, а не инвалид.

Поделом мне. Нечего говорить глупости. Так ее и до слез доведешь. Я встал под душ и начал припоминать, кто сегодня выступает. Рэй Чарлз и Б.Б.Кинг. Ничего себе! И Глэдис, и Стили Дэн, от которого Зора без ума. У нее как минимум альбомов двадцать белых — больше, чем у любого известного мне черного, да Джонни Митчелли, и Флитвуд Мак, которого она может слушать часами. Я не говорю, что ненавижу белых музыкантов, но готов дать голову на отсечение: все эти белые, а это и бесит меня, подражают черным певцам и музыкантам, а при этом гребут все денежки. Многие из них черным и в подметки не годятся. Вот Стили Дэн и Пэт Митени — это да, тут я молчу.

— Я бы хотела сегодня немного позагорать.

Надо же! Она не уступает белым девицам, когда дорвется до солнышка: готова валяться часами и загорать. Но я не стал возражать. Вышел из ванной, вытерся и надел спортивные брюки и рубашку.

— Фрэнклин, пожалуйста, надень шорты. На улице такое пекло, а ты все время в брюках.

— Я же говорил тебе, что только педики носят шорты. А у меня их в жизни не было.

— Честное слово, Фрэнклин, иногда ты такое загнешь! Ну и потей, мне-то что, но у тебя такие красивые ноги.

— Могу одолжить тебе сантиметров десять, это не помешает, — пошутил я, но Зора не засмеялась. — Прости, бэби, я не хотел тебя обидеть. У тебя прекрасные ножки, не огорчайся.

Телефона в комнате не было, и я пошел вызывать такси. Таксист обещал приехать минут через шесть. Мы уселись в шезлонги у бассейна и стали ждать. Норман помахал нам из окна, и мы с Зорой улыбнулись и тоже помахали ему.

— Спасибо, Фрэнклин, за то, что привез меня сюда на уик-энд.

Признаюсь, меня это обрадовало.

— Рад стараться, детка. Будем делать это почаще, обещаю.

Мы сидели, как пижоны, на лужайке и наслаждались пейзажем. Кругом были деревья и цветы. Вдали, за этим райским местечком, высились горы. Честно скажу: этот вид куда приятнее, чем пятидесятидолларовая комната.


Мы позавтракали в очаровательном ресторанчике, который нашла Зора. Немного дороговато, но зато вкусно. Жара стояла невыносимая, и на несчастных белых было жалко смотреть. Мы прошли через небольшое поле для гольфа, и я хотел было поиграть, но Зора отказалась. И то сказать, слишком жарко для этого. Поэтому мы сели в такси и двинулись прямо к Бейтсу. На Зоре был просторный купальник, и когда она барахталась в воде, смотреть на нее было очень смешно. Достав „Хейнекен" из холодильной сумки, купленной мною в городе, я присоединился к ней. Зора плавала, как неуклюжий китеныш, а я наблюдал за ней. Я не люблю плавать, и лезть в воду мне не хотелось; я уселся под пляжным зонтом и стал потягивать пиво.

Тут и привязался ко мне этот белый хмырь. Сел рядом и сидит. Лет ему чуть за тридцать, чем-то похож на Робина Уильямса, и то ли поддал, то ли перегрелся на солнце.

— Привет, — говорит.

— Привет.

— Что вам это местечко напоминает? — спрашивает.

— „Бейтс Мотель".

Он засмеялся.

— Вот и я то же самое жене сказал. Вы, ребята, сюда на концерт?

— Ага.

— Мы тоже. Из Лонг Айленда. У нас всего пару месяцев как второй малыш родился, и я решил, дудки! — еще один уик-энд дома, и мне хана.

— Это мне знакомо. Бывает, просто в город выбираешься, чтоб хоть малость встряхнуться и обстановку сменить.

Он снова рассмеялся. Я и поверить в такое не мог: болтаю с этим белым, да так ладно и дружелюбно. А ведь если на то пошло, оба мы люди, так чего ж выпендриваться?

— Вы на машине?

— Да нет.

— Слушай. Мы все в одно место едем; зачем вам такси брать. Наша комната 16. Мы собираемся ехать часов в семь. Постучите, если хотите за компанию прокатиться.

— Идет. Только вот узнаю, что моя старушка насчет обеда думает.

Парень помахал рукой и побежал в воду. Зора вытиралась полотенцем и мазала ноги кремом для загара. Я уже принял четыре „Хейнекена", и жара стала меня донимать. Поэтому я пошел и прилег на минутку. Почувствовав, что Зора прилегла рядом и обвила мою шею руками, я решил, что она хочет поиграть. Поцеловав ее несколько раз, я попробовал, но не тут-то было. Получалось что-то неслыханное: Зора совсем не сопротивлялась, а у меня ничего не выходило.

— В чем дело? — спросила она.

— Ума не приложу. Может, перебрал пива. Выждав минут десять, я сделал еще одну попытку.

Все впустую. Я, впрочем, догадывался, в чем тут дело: ее громадный живот — вот где собака зарыта. Но я ей, понятно, об этом и не заикнулся. Зора бы страшно расстроилась.

— Ты голодна?

— Немного. Я съела одно манго.

— А который час?

— Без четверти четыре. Прими душ, а потом поедем в город, поболтаемся, поедим и поедем на концерт.

— О'кэй. Кстати, этот белый парень предлагал нас подвезти.

— Ну так что?

— Да я не расположен тут дружбу заводить. Я приехал сюда, чтобы побыть с тобой. Потом, чего доброго, не отвяжешься от него.

— Если бы он был черным, ты бы так не говорил, да?

— И сам не знаю.

Я вскочил, принял душ и оделся. Потом пошел, постучал в дверь этого парня и поблагодарил его за приглашение. Сказал, что Зора уже проголодалась, и обещал завтра наведаться к нему.

Зора в белом платье напоминала черного ангела с большим животом. Таксист вез нас по многолюдным улицам. Попросив его остановиться перед сувенирным магазинчиком, мы вышли, но следующие полчаса оказались для меня сущим адом. Зора не пропустила ни одного магазина. Наконец, я не выдержал:

— Слушай, всего все равно не купишь.

— Фрэнклин, почему ты такой зануда? Часто ли мы это себе позволяем? Расслабься.

Она уже вытащила одну из своих кредитных карточек. Будто я не мог Зоре купить того, что ей хочется! Она уже гребла все подряд. Я бы и рад был доставить ей удовольствие, но почему-то чувствовал себя при ней носильщиком, труся рядом с ее сумками. Нет, этот уикэнд начался не так, теперь добра не жди. Зора купила картину за девяносто долларов, хорошую, как все, что она покупает, но мне на нее даже смотреть не хотелось. Домой мы не собирались, и хозяйка магазинчика предложила подержать картину у себя.