Я задумался ровно на секунду.

— Она мне амбивалентна.

— Из амбивалентности рождается сингулярность, а она, по словам Стивена Хокинга, есть начало Вселенной.

Я усмехнулся и парировал:

— А есть чёрные дыры.

— А ты стремишься к хаосу.

— Ты тоже, как закончишь, стремись к хаосу, а то этот доходяга в оранжевых ботинках всё сожрёт и выпьет.

Я хлопнул Расса по плечу и вышел. Несси уже закончила, от её недавних слёз в глазах осталась влажная тоска. Сердце снова охнуло и обожглось, а зверь в штанах встрепенулся. Я очень постарался сконцентрироваться на мыслях о мороженом. Малиновом с шоколадом, ромом и перцем…

* * *

Я купил нам с Несси мороженое, и мы прямой наводкой отправились в Центральный парк. Она ела клубничный йогуртовый шарик в белом шоколаде на узком длинном рожке осторожно, чуть наклоняясь вперёд.

Мне хотелось смеяться — её попытки есть аккуратно и неэротично, с опаской поглядывая на меня, возбуждали. О чём ещё я мог думать, глядя, как её губки нежно касаются оплавившейся от солнца вершинки, аккуратно собирая подтаявшее сливочное лакомство, потом белые зубки осторожно погружаются в мякоть, чуть откусывая от розовой головки fro-yo[9], а потом шустрый язычок подбирает потёкшие по вафельной воронке белые густые дорожки, в то время как глаза девушки — тёмные и глубокие, с солнечными вспышками, способными растопить не только мороженое, но и спасительный для меня лёд — смотрят остро и настороженно?

Если какая-то мысль засела в голове, то видишь её везде: в рекламе, в произведениях искусства, в разговорах, причинах и следствиях. В этом была вся проблема — мной владела похоть, а весь окружающий мир пропитан её запахом, пронизан её взглядами, звуками и намёками. Всё вокруг манипулирует основным инстинктом, делая из людей послушное озабоченное стадо.

Это общество, рекламируя подгузники голыми задницами сладких младенцев, вопит о педофилии, а раздевая на сцене артистов и снимая эроклипы, вопит о высшей мере наказания для насильников и падении нравов.

Эти женщины из пиар-агентств, создающие ролики и штандарты с грудастыми и бедрастыми девицами, рекламирующими что угодно от тарелок до подводных атомных лодок, потом вопят и страдают от измен своих мужей.

И почти всё это человеческое похотливое стадо быстро скидывает напряжение, вернувшись домой, стянув наполовину штаны и мазнув по губам скупым на чувства поцелуем, нежно трахая кого-то — подругу, друга, жену — называя это супружескими обязанностями и насилуя, в первую очередь, себя.

Обязанности. Манипулируя сексуальным возбуждением, людей обязали получать удовольствие, но не научили этому. Недотраханные люди. И апофеоз всему этому — я.

Я много лет искал ту, с кем почувствую себя затраханным до пустоты в желаниях и яйцах. Пробовал всё: нимфеток и женщин намного старше, с несколькими сразу и марафон с одной, везде и по-разному.

Джейк даже предложил попробовать гомосексуальную связь — чем больной мозг не шутит? Но нет, эта мысль мне претила, хотя в период обострившейся похоти, когда выл от боли в члене и голове, готов был трахать даже собак.

Спасали проститутки. Когда, чуть сбив пламя в штанах и мозге, я приходил в себя, порой страшно было смотреть на девушек. В такие минуты я превращался в животное, и лишь с оттоком спермы начинал соображать, что творил и на что способен, на что меня толкал больной мозг и дикая нечеловеческая похоть.

Я посмотрел на Несси. Утолит ли голод эта молоденькая хрупкая женщина. Мило смущавшаяся, когда голенькая, возбуждающе зажатая и всё ещё невинная, не умеющая видеть красоту в разнообразии форм и размеров, изъянов и несовершенств линий тела.

В моей постели были женщины весом гораздо больше центнера, негибкие, но пылкие. Есть особая прелесть обнимать большое тело, мягкое и нежное, видеть наслаждение в глазах пышных женщин.

Но любил я всё же вот таких маленьких, как Несси, потому что с такими нужно было лучше контролировать себя, а самоконтроль — это то, что мне прописали. Такие хрупкие — словно гарант того, что не превращусь в тварь, а останусь пусть больным похотью, но человеком.

— Иди сюда, — я потянул девушку к кряжистой яблоне. — Это дерево я облюбовал ещё мальчишкой, сидел под ней и строил планы на будущее. Даже залазил на неё и скрывался вон в той развилке, — сел на траву и потянул за руку Несси к себе на колени, — мог часами рисовать диких кошек. Всегда хотел набить на предплечье тату, но всё не доходили ноги.

Я привалился к старому щербатому стволу и усадил девушку лицом к себе.

— Ты вроде бы не слишком занят, мог бы уже сделать.

Несси обвила мою шею, а я сцепил руки в замок на её попе. Очень хотелось её целовать.

— Я много чего мог бы, — легонько щёлкнул её по носу и снова сцепил пальцы, наблюдая, как на губах девчонки расцветает улыбка. И даже золотые искорки снова весело заплясали в глазах. — Голова не болит?

— Если не трогать ушиб, то нет.

Надо же, она умеет смешно морщить носик.

— Ну-ка, ещё так сделай, — засмеялся.

— Как? — удивилась моя прелесть.

— Сморщи носик, так забавно у тебя получается.

Несси выполнила просьбу, и я расхохотался. Это просто чудно! Уткнулся в её грудь и слегка прихватил кожу зубами. Она ойкнула и подпрыгнула. Эта невинная игра заводила со страшной силой.

— Ты что кусаешься? — возмутилась, распахнув глаза.

— Отомсти мне, маленькая, — заговорщицки улыбнулся ей и склонил голову к плечу, — укуси меня за шею. Давай, смелее. Чтобы следы остались.

— Ты ненормальный, Никита?!

— Приятно познакомиться, — я смотрел на её губы — непреодолимо хотелось смять их ртом, отобрать её язык и чуть пососать его, так, чтобы её дракончик проснулся, потянутый за нужную жилку. — Мы договорились разнообразить наши отношения, помнишь?

— Ну, если тебя для этого надо всего лишь укусить…

Я покачал головой.

— Не укусить, а трахнуть.

— Здесь, что ли?! — она смотрела ошарашено, даже ротик забыла закрыть.

В штанах распирало, я подтянул Несси к себе плотнее, забравшись под платьем в трусики, гладил её попу.

— Это твоё второе задание, — тронул её туго сжатое колечко, она вздрогнула и подалась теснее ко мне.

— Но ведь… — оглянулась по сторонам: в будний день в парке немноголюдно, конные полицейские только что степенно проехали мимо и теперь удалялись, на нас никто не обращал внимания. Вернула мне взгляд, полный испуга, даже затрепетала в моих руках всем телом. — Люди увидят.

— Сделай так, чтобы они ничего не поняли.

В её глазах сплелись все чувства разом. Я молча наблюдал, как она набиралась смелости, переводя взор с моих глаз на шею, губы и возвращая мне уже совсем другой взгляд: хулиганский, затянутый дымкой предвкушения, пронзительный. Обвела черты моего лица кончиками пальцев, провела по вене на шее, обкусала свои губы и сглотнула.

Я настойчивее тронул вход в её попу, погрузив в неё кончик пальца. Несси охнула и уронила голову, впившись в основание моей шеи губами, чуть прихватив кожу.

— Кусай, девочка, загрызи меня, порви…

Реальность растворяется, когда тебя ласкает женщина, которую ты неистово хочешь. Яркие краски размазываются пастелью нежных поцелуев, звуки лишь вторят флейте дыхания, саксофону стонов и барабанной дроби сердца. Каждое прикосновение как ожог, удар плёткой по оголённым нервам, как игла в душу.

Её губы медленно скользили по шее от плеча за ухо, а меня до копчика пробирало электрическими разрядами так, что вздыбились волосы, хотелось большего.

— Несси… поцелуй меня.

Я запрокинул голову, подставляя ей губы. Она обняла моё лицо ладошками, и я закрыл глаза, радуясь, что она держит мою пустую башку. Казалось, она бы укатилась в траву, если бы неё горячие руки. Несси медлила.

Я сквозь ресницы видел, как моя несмелая девочка озиралась вокруг. И от этого только горячее казалось её тело, хотелось расплавить эту плитку шоколада с малиновой начинкой, чтобы текла в моих руках, всхлипывала и стонала, выкрикнув в оргазме моё имя. Я сменил палец в её попе на средний, отодвинув трусики и погрузив его полностью, прижимая девушку к себе.

Она чуть приподнялась, чтобы освободиться от этого напора, и я воспользовался этим, чтобы вынуть член, прикрываясь её юбкой.

— Садись, моя сладкая, — прошептал в губы, — трахни меня как следует.

— Это безумство…

— Да-а…

Я обхватил её за талию и насадил на себя, медленно раздвигая тугие мышцы, чувствуя её влагу. Она целовала неумело, хватая ртом то одну губу, то вторую, то облизывая их языком, и от этой неумелости и несмелости распирало грудь и лишало дыхания.

В голове всё поплыло, лишь расползался по венам тёплый туман, то медленно, то захлёстывая, как морские берега в шторм. Хотелось накинуться на неё, подмять под себя и окатить с головы до ног возбуждающей лаской, убаюкать в своих объятиях, пока не сожмётся в комок, а потом растечётся истомой и полным доверием.

И кончить в неё, наполнив мою хрустальную чуду-юду своим соком до краёв. Но я прижал её к себе, не позволяя двигаться.

— Нет, Несси… не шевелись так откровенно. Делай это внутренними мышцами, ритмично, — прошептал ей на ухо и схватил мочку губами.

— Но ты… распираешь… я не могу, — ответила шёпотом, заёрзав от размеренного движения моего пальца внутри неё.

— Можешь. Я почувствую. Как ты… — я сжал и расслабил мышцы, и ещё раз. И ещё… Член едва скользил в ней, мизерной амплитудой, чуть ослабляя давление на самое её дно и снова напирая. — Чувствуешь?

— Да-а… Но это же долго…

— Я всё ещё хочу, чтобы ты не отрывалась от моей шеи, маленькая. Делай это, а я буду считать. Раз — ты сжимаешься на секунду и отпускаешь. Давай… Раз… — Несси послушно сжалась вокруг члена, я почувствовал едва ощутимое движение — он слишком большой для неё, но я и так возбуждён до предела. — Раз… Ещё…