— Думаешь, богатый мужик — это безоблачная жизнь, деньги и вечеринки?

Не-е-ет, это работа потяжелее — нужно во всём соответствовать апелласьону…

Я кивнула, оцепенев от страха остаться одной, и почувствовала себя голой среди всей этой публики, будто вместе с его рукой лишилась и платья, и нижнего белья. Низ живота сжало от напряжения, когда «добрая» память подкинула сцену с Сэмом, как он вытащил меня в гостиную без трусов, где проходила вечеринка, и продемонстрировал мой торчавший клитор, задрав ногу как щенку.

Я бы свалилась с высоты шпилек, если бы меня под руку с фальшивой улыбкой не подхватила Наоми:

— Глори, мы по-родственному пошепчемся, прости нас. Встретимся в ресторане, — отсалютовала она почти опустевшим изящным бокалом и потянула меня в неприметный светлый коридорчик мимо столов с пирамидами наполненных бокалов и круглыми высокими, похожими на поганки, стойками с канапе.

Мы шли, мило улыбаясь, игнорируя журналистов. Наоми с кем-то вежливо здоровалась и мимоходом любезничала, держалась свободно и уверенно, а я будто очутилась не в том месте и не в то время — совершенно точно не на своём блюде. Но, появившись в объятиях Никиты, внимания привлекала не меньше, поэтому не могла себе позволить широкий жест рукой или неловкий взмах ногой, которые бы отправили Наоми в полёт без дракона.

Чуть увереннее я почувствовала себя, только когда она впихнула меня в светлом закутке в дамскую комнату.

— Ты откуда взялась, девка? Где он тебя нашёл? В таком же общественном туалете? — с непонятным надрывом в голосе порывисто спросила она.

Женщина в этот момент показалась мне несчастной, глаза светились влагой.

— Тот был попроще, но да, это был туалет, — ответила правду, которой Наоми не поверила, подозрительно прищурившись.

— Не могла даже подумать, что увижу тебя с ним снова. Чем же ты его взяла, «носик»? — она придирчиво оглядела меня с головы до ног. — Что за дешёвка? — царапнула она меня квадратным ногтем с безупречным маникюром по лифу платья, подцепила сапфир и резко дёрнула. Камешек остался на месте, а у меня появилось чёткое ощущение, что она не об одежде говорила, а обо мне. Совсем не хотелось с ней разговаривать. Она ревновала Никиту, и этот влажный блеск в её глазах был нездоровым. — Я сломаю тебе «нос»! Уничтожу тебя! Парфюмерша выискалась! Звезда эфира! Убирайся с небосклона, дешёвка! Обратно в свою выгребную яму! — дёрнула подбородком за мою спинку на открытую кабинку с унитазом.

Страх в какой-то момент сменился спокойной злостью.

— Так засунь меня туда обратно, — я прищурилась, боясь сжечь собственные глаза своей же яростью, — без тебя не справлюсь… мамочка.

Она задохнулась от гнева и рванулась ко мне. Убежать от неё на шпильках по гладкому кафелю я бы не смогла, видимо, мозг это предвидел, потому что я неожиданно для себя присела и закрыла голову руками… а Наоми, в рывке поймав лишь воздух, споткнулась об меня и рухнула, больно ударив меня коленкой по плечу. Туфли слетели с неё, а за спиной раздался громкий треск. Я испугалась, что Наоми проломила себе голову, вскочила и ринулась к ней, но женщина уже садилась на полу, схватившись за руку и что-то со слезами сдирая с пальца. Мне показалось, что он поломан, по руке текла кровь. Но она содрала с пальца кольцо с разбитым рубином, прислонилась спиной к перегородке и заплакала. Я взяла её руку в крови и отвела в сторону, чтобы не капнула на дорогой наряд.

— Наоми, прости, я не хотела, ни тогда, ни сейчас… Прости…

Дотянулась до рулона бумажных полотенец и вытерла её руку, сжимавшую уничтоженное кольцо. Осторожно разжала окровавленный кулак и посмотрела на остатки рубина.

— Это он подарил… Когда-то он хотел жить со мной… — её голос выцвел до болезненной бледности. — Мы подходим друг другу… — она всхлипывала, убирая волосы с лица, — могли бы жить и умерли бы в один день… — Мне это слышать было неприятно, но останавливать её я не стала — ей нужно сказать, а мне нужно знать. — Но я отказалась… — будто испустив дух, добавила она, не отрывая взгляд от кольца. — Теперь уже ничего не сделаешь.

— А тогда можно было? — я села на пол рядом с ней.

Сердце сжалось от понимания, что очень скоро, через несколько дней, я вот так же буду умирать без любимого Никиты. Только со мной он жить не захотел.

— Уже нельзя. Я принадлежала Герману.

— Почему не ушла от него?

Она взяла мою руку и положила на мою ладонь символ её разбитой любви.

— Это невозможно. Он бы смял меня вот так же… — она сжала мои пальцы, и я почувствовала острый осколок камня. — Он страшный человек. Думаешь, богатый мужик — это безоблачная жизнь, балы, деньги и вечеринки? — она горько усмехнулась. — Не-е-ет, это работа потяжелее. Вечный экзамен и тонны таблеток для памяти и обезболивающие. Ноги не болят от каблуков? — Ноги действительно болели, потому я молча сняла туфли и с наслаждением опустила ступни на прохладные плитки. Она горько скривилась: — Это ещё даже не цветочки… А ещё погоня за молодостью, дикая боль после пластических операций, стопки глянца, чтобы знать модные фишки, урвать эксклюзивное платье, следить за светскими новостями, знать в лицо всех выскочек, имена их сопляков — во всём соответствовать апелласьону… Думаешь, в сказку попала?

— Нет, не думаю… — ответила тихо.

Она пристально посмотрела на меня и усмехнулась:

— Наивная дура… — Она начала подниматься, я тоже. Не хотелось надевать туфли, в которых я ходила чуть ли не на цыпочках, но пора было уже вернуться в зал. — Иди, уже потерял тебя, наверное.

Я не знала, что делать с кольцом. Оторвала кусочек полотенца, завернула его и сунула в клатч.

— Прости, Наоми. Я правда не хотела.

— Да не ври ты хоть себе! — крикнула она. Я повернулась выйти и уже взялась за ручку двери, но она вдруг спросила: — Хочешь, отдам тебе ресторан?

— Хочу, — ответила неожиданно для себя.

— Да забирай…

Я вышла из дамской комнаты в полном раздрае чувств и мыслей. Наоми уже не казалась мне вселенским злом. Выпрямив спину, несколько раз глубоко вздохнув, выравнивая сердцебиение, я пошла на звук любимого голоса с бархатистой хрипотцой.

Никита давал интервью журналистам, и я его заслушалась…

— …игровые технологии используются для коррекции функциональных расстройств мозга с помощью мнемошлема со встроенным аромоскопом. Он разработан на основе стереотаксической системы, а игровая программа дополненной реальности решает три задачи: заставляет мозг забыть, что он болен, перераспределяет функции повреждённых опухолями участков на другие зоны и восстанавливает баланс психики пациента. Исследования подтвердили, что мозг умеет забывать болезни, и мы уже научили его забывать болезнь Альцгеймера. Игра, максимально приближенная к реальности — самый эффективный способ научить мозг новым навыкам, особенно если речь идёт о детях. Мы создаём партитуры цветов, ароматов, звуков, образов и даже вибраций, которые воздействуют комплексно…

— Вы считаете, что за аромо-, звуко- и цветотерапией будущее?

— Да, мы так считаем и уверенно двигаемся в этом направлении. Сейчас проводятся испытания ещё одной методики, тоже основанной на звуках и ароматах, и уже есть первые результаты.

— Можно ли заставить мозг забыть не только болезнь Альцгеймера?

— Конечно. Сейчас мы учим мозг забывать, что он болен раком.

— Это касается только болезней, связанных с мозгом?

— Все болезни ведут в мозг…

Масштаб бизнеса и — главное — личности Никиты открывался мне как тайный манускрипт майя: я думала, что смогла понять какие-то отдельные знаки, но они не складывались в связный текст, а каждый новый символ только вносил в мысли хаос. То, чем он занимался, было необычно, смело и ново. Никита решал личную проблему, и то, в какой области он это делал, поражало — медицина оказалась бессильна, и он много лет упорно ищет решение, исследуя биосенсорную систему человека.

Я отошла немного в сторону и наткнулась на Германа Соломата.

— Несси, значит… — он держал в руках два полных бокала с шампанским. — Угощайтесь. Урожай 1997 года, не вполне… — он окинул меня взглядом и закончил фразу: — …удачный.

Жаль, я не знала, в каком году родилась Наоми, хотя… Ник говорил, что она старше его на восемь лет.

— А как вам урожай 1976? — Конгрессмен прищурился, а я невинно хлопнула ресницами и добавила: — Мне сначала не очень, но всё же выдержанное вино оказалось весьма недурно.

— У нас совпадают вкусы, — усмехнулся мужчина.

— С кем? — поддела я его снова, вспомнив статью в «The Washington Post».

— Ну, например, с сыном, — прищурился он насмешливо, пристально глядя мне в глаза.

В памяти всплыла пикантная фотография голого собеседника, и это его в моих глазах очень… упростило. Поначалу отец Никиты всегда виделся мне хорошим человеком, раз вырастил такого сына, но потом я вспомнила, что не вырастил.

О, флаг Америки!

Плевать на сексуальный скандал — люди вольны делать в спальнях что и как хотят, но этот мужчина вызывал отторжение уже потому, что его отторгал собственный сын, его отторгала его же женщина! Я не должна так относиться к нему, это не моё дело, но он дал мне оценку «не вполне удачная», и это злило.

Я отпила шампанское.

— Уверена, это наследственное, — покрутила в руке бокал, наблюдая, как играет на свету айвори. — Говорят, детей теперь можно родить от нескольких родителей. Троих, если не ошибаюсь?

Его черты лица заострились от напряжения, скулы заходили ходуном, а кадык дёргался — Герман Соломат был в ярости, хлестал меня ядовитой плетью тяжёлого угрожающего взгляда.

— Я сломаю тебе «нос»… — процедил, наклонившись ко мне.

Я закатила глаза — они с Наоми репетировали угрозы, или люди действительно становятся настолько похожими спустя много лет совместной жизни?