Прижимая к себе висящие груди, Линда прохрипела, откашливаясь и всё ещё сдерживая тошноту:

— Не надо, пожалуйста!

Подошёл к ней и схватил за щёки, поднимая лицо. Наклонился низко и зло процедил:

— Ты же не думала, что можешь разговаривать со мной, как с дворовым ёбарем? Забыла, на кого работаешь? Или, торгуя пиздой, решила, что можешь не обращать внимания на клиентов клиники? Скажи спасибо, что волчий билет тебе не выписываю… Ну? Я не слышу!

— Спасибо, — прохрипела Линда, и я оттолкнул её так, что она села голой задницей в свою блевотину.

Встал, подошёл к раковине, схватив попутно полотенце, вымыл руки и ушёл, оставив дверь нараспашку.

* * *

Несси сдала все анализы, прошла осмотр и получила противозачаточные. Я оставил её в том же кресле, где она ждала приём, а сам прошёл с другом в его кабинет.

— Ну что скажешь?

— Врачебная тайна. Помнишь? — Я поморщился, Расс усмехнулся и снизошёл: — Клиторомегалия. Порок развития в процессе половой дифференциации эмбриона с отклонениями в сторону интерсексуальности, бывает у очень малого процента женщин. Скорее всего, она бесплодна, и у неё повышенное либидо… — Я улыбнулся. Мы с тобой одной крови, Несси, ты и я. — …Такая аномалия сопряжена с серьёзными патологиями внутренних органов. Я назначил ей полное обследование, она хочет сделать пластику…

Я не успел обрадоваться, что Несси тоже любит трахаться, как друг решил испортить мне девочку.

— Отказать. Я её трахать собирался, а не лечить.

— Она может обратиться в другую клинику…

— У неё нет страховки.

— Зато у тебя есть член, чтобы её трахать.

— Расс…

— Ты спустил миллион на проституток…

— Я собирался её просто трахать… — напомнил на всякий случай, пресекая нравоучительную нотацию.

— Иди, трахай, — почему-то рассердился друг. — Зачем тогда привёз её сюда? Раньше за тобой такого не водилось.

— Мне нравится её клитор! — решил я признаться, почему против операции. Такую красоту портить!

— А ей?

Быстрая словесная перепалка закончилась, потому что я знал ответ — ей не нравится. Очень не нравится. До комплекса неполноценности. А я козёл, но не конченая сволочь. Настроение кануло в глубокую клоаку. Расс похлопал меня по плечу и заметил:

— Линда долго пьёт «кофе»… — посмотрел на меня вопросительно, выглянув в приёмную.

— Она захлебнулась желчью, и я её уволил… — Расс сложил удивлённо брови домиком, я пояснил: — Это было непрофессионально — косо смотреть на клиента клиники.

Теперь я похлопал друга по плечу и вышел. Эта клиника — часть моего бизнеса, я могу уволить кого угодно, когда угодно и за что угодно. И право последнего слова и хлопка по плечу всегда остаются за мной.

* * *

Несси назвала адрес меблированной комнаты в Бронксе недалеко от стадиона «Янки». Я хорошо знал эти постройки сороковых годов. Девятиэтажные, будто сбившиеся в стайку, совершенно ничем не примечательные дома из жёлтого кирпича.

Эту сторону Манхеттена я узнал тоже быстро: трущобы здесь перемешались с фешенебельными кварталами, и тёмная сторона Америки таки проявилась — молодых и старых за чертой бедности тут оказалось много, бомжи встречались чаще, чем я привык видеть в Москве, и вот их, а не гологрудых девах, гоняла и гнобила полиция.

Уже позже, путешествуя с отцом по штатам, я понял, что в США только некоторые города подпирали стратосферу небоскрёбами. Нью-Йорк, Чикаго, Вашингтон, Лос-Анжелес, Хьюстон, Финикс, Даллас… Это для космополитов. Для американского народа страна в основном высотой в два этажа и далеко не такая сияющая благополучием, как знаменитые огни Манхеттена.

Я размышлял об этом, пока ехал к дому Несси, чтобы не думать о том, что девушка решится на операцию. Мне не хотелось затрагивать эту тему. Я злился на неё за её клитор, так и стоявший перед глазами и вышибавший дух от накатывавшего жгучего желания его рассматривать и трогать.

Успеется. Но вот надолго ли? Злился на Рассела, хотя он-то как раз всё делал правильно. Никогда я не таскал к нему женщин, которых трахал. Я злился на него за его человеколюбие.

В сердцах рубанул по рулю, испугав мою мулаточку. Кому я вру? Никто не знает о моём проклятом голоде, кроме Расса и Джейка. Кому я мог ещё доверять, как ни проверенным друзьям и моим врачам, один из которых держит в относительном здравии мою психику, а второй тело?

Я взял ладонь Несси и сжал, не выпуская до самого дома. В Бронкс приехали только через полтора часа — объезжал по узким улочкам праздничное шествие, то и дело натыкаясь на мобильные и концертные площадки и подмостки.

И призрачное решение вдруг появилось, когда я вошёл в комнату Несс.

Аккуратно застеленная старым покрывалом односпальная кровать, на окне бежевые с мелким цветочком и клеточкой занавески, собранные и завязанные лентами, стол с выдвижным ящиком и навесные полки над ним с книгами и дисками, кресло с деревянными ручками — настоящий раритет, отлично вписалось в обстановку.

Раковина и два стола-тумбы, на одном плита с двумя конфорками, на втором пачка чая и кофе, бутылка орехового масла, сахар в стеклянной банке, что-то завёрнутое в бумажный пакет. Холодильник старый, когда заработал, завибрировал так, что в нём что-то забрякало.

Открыл: галлон молока, хлеб и сыр на тарелке, две охотничьи колбаски и три бутылки светлого пива, дешёвого, как и всё вокруг. На дощатом полу старое лоскутное одеяло с аппликацией — чёрной кошкой. Над кроватью — ловец снов. На стене напротив — календарь и американский флаг.

Меня долго удивляла и раздражала привычка американцев везде вешать эту тряпку: на зданиях, в домах и на улицах. Потом привык и перестал замечать, а тут вдруг он бросился в глаза, и я снова разозлился: такая нищета и убогость и туда же — ура, Америка! Тьфу.

Несси стояла и наблюдала, как я внимательно осматривал её комнату. Подошёл к полкам и провёл пальцем по корешкам — учебники, американская классика, фэнтези. Диски тоже не удивили: мелодрамы, комедии и апокалипсисы. Будто ей личного конца света мало. На столе лежал ноутбук — устаревшая машинка.

— Так понимаю, что особенно взять с собой тебе нечего…

— А что нужно?

— Ничего. Поехали.

— Куда?

— Трусы тебе куплю в качестве компенсации.

— У меня есть…

Несс бросилась к шкафу у кровати, я наблюдал, как она вынула хрустящий пакетик и достала кружевную тряпочку. Я подошёл и забрал пакет из её рук, сунул в него нос, почувствовав знакомый уже аромат — так же пахла её кожа и волосы.

— Чем пахнет? — подняв взгляд на девочку.

— Мыло… духи… Я сама делаю.

Я приподнял брови — неожиданно и… близко мне.

— И волосы… — притянул её за шею ближе и шумно втянул их аромат. Нежный и свежий, снова что-то напомнивший такое, что ненасытный член заныл, вызывая в душе привычную заскорузлую злость и зубовный скрежет.

— Масла… — Несси показала на полку в шкафу с бутылочками, тюбиками, баночками и ровной стопкой кусочков мыла ручной работы.

— Всё забирай с собой.

Мне нравился запах девчонки, он поднимал не только член, но и что-то в глубине души. Я только сейчас понял, что всё тут пропиталось им — так запомнился аромат самой девушки, что не услышал его в комнате.

Она достала пакет с ручками, сложила в него несколько своих алхимических склянок и закрыла дверцу шкафа. Постояла несколько секунд, поставила его на стол и быстро натянула трусы. Выпрямилась и посмотрела на меня. Снова тот же смущённый взгляд и потемневшие щёки. Моя ты сладкая…

— Поехали? — спросила так, будто не хотела больше здесь находиться, и посмотрела на меня таким взглядом, будто я увозил её на электрический стул.

В душе рыкнула ярость — я не маньяк, кровь девственниц не пью… Хотя кто меня знает…

— Поехали, — взял её за руку решительно, повёл из комнаты, но в какой-то момент обернулся и ободряюще улыбнулся.

Глава 4. Хрусталь в огнях Лонг-Айленда и Манхеттена

— У меня сегодня отличный день! Отпразднуй это, Маури.

— Я видел ваш «день», сэр. Он действительно отличный! То, что вам нужно.

Девчонку надо хотя бы накормить. Но сначала заехать в магазин — я не хотел видеть её в сером халате, что висел на спинке кресла в её комнате. Ей серый вообще не к лицу. Да и нижнее бельё на ней я представлял совсем другое, а не то, что видел в пакетике с логотипом дешёвого сетевого дисконта.

У Несси фантастически идеальное тело, красивая гладенькая промежность, грудь — глаз не отвести, рта не оторвать. Девочка подобна гиацинту — мистически притягательна и непонятна: тверда в желаниях — как камень, нежна и трепетна — как цветок.

Вспомнив крупные соски Несси, я подивился: надо же, как распорядилась природа — всё самое интимное у неё аномально большое. Эта маленькая женщина просто создана для секса и наслаждения, а оказалась девственной.

Выходит, не такой уж я и козёл — судьбе и меня охота побаловать. Но я не стану для Несси подарком. Я хотел засыпать и просыпаться с ней, и у меня в этом совсем другой интерес, чем ей могло бы показаться. Но я компенсирую ей эту разницу взглядов.

Настроение немного поднялось, уже не такой неотвратимой казалась её операция. Нужно поговорить с Рассом обстоятельнее, а что предложить девочке, я уже догадывался. После визита в её каморку уже точно знал, что это сработает.

Деньги. Они срабатывают всегда. Всё дело лишь в их количестве. Но и тут не проблема: девяносто пять процентов людей не способны оценивать свой труд и соглашаются получать в разы меньше, чем стоят — машина пропаганды патриотизма и самоотверженности даёт плоды: рабы воспитывают рабов для системы, патриотизм держит их в узких рамках и страхе, а искусственно созданная нищета заставляет работать на карман остальных пяти процентов. Налоги, бумажная волокита, судебная система, условия для малого и среднего бизнеса… Всё это прутья клетки, в которую загнана рабсила.