– Ага, если я своего этой травой буду поить. Он мне этим бокалом… Скажет: "Я что, тебе корова, что ли". Вы, Снежана Оттобальдовна, расска-а-жите ещё нам об этом чае.

– Ну вот, люди цивилизованные в Европах были, – она указала на музыкантов, – подтвердят Вам.

– Нам Европа не указ. … Вон Париж вонючий какой, – сказала она, напомнив недавний разговор о столице моды. – …А что, он и правду такой полезный? – в конце концов, после выдержанной паузы спросила она.

– Ну, не вредней, чем кофе и какао. Это ведь экзотические напитки.

– Давайте лучше я Вас, Снежана Оттобальдовна, немного успокою, и стихи почитаю, – предложил Цезарь, музыкант-виолончелист, который на себе притащил инструмент.


На дворе погода хмурится,

Грязь такая – хоть заплачь…

Ты идёшь на вызов улицей,

Молодой мой, милый врач.


У тебя не много опыта,

Только знаний есть запас, -

Что трудом упорным добыто,

Выручает в жизни нас.


Ты внимательная, нежная,

Поглядишь – и боль к концу…

И косынка белоснежная

К твоему идёт лицу.


Ты помочь готова, кликни лишь!

Каждой горестной судьбе,

А вот сердце мне не вылечишь –

Всё тоскует о тебе…


Я тебя бы встретил радостно

На пороге, у двери:

Очень нужно с глазу на глаз нам

Вечером поговорить.


На дворе погода хмурится,

Дождик хлюпает кругом.

Ты идёшь по нашей улице

В незнакомый чей-то дом.


– Это что, Вы написали? – спросили его сельчане.

– Нет, – ответил Цезарь. – Эти стихи написаны давно, одним сибиряком. Был такой поэт Вадим Иванов. Вот у него и вышла книжка в 1959 году, а там и это «стихотворение о враче». Оно мне как-то запало, я его запомнил. Может оттого, что у меня дед был врачом-терапевтом. И он мне рассказывал, как начинал работать. А я думаю, в её положении сейчас мало что изменилось. Она также ходит. Может только не в белой косынке. … Когда-то в советские времена, как мне говорили музыканты. Для того, чтобы выступать со своей концертной программой, нужно было вставлять стихи членов Союза писателей. Вот они, горемыки, и читали, и собирали поэтические сборники, и выискивали в них подходящие стихи, и пытались песни создать.

– Да-да, так ещё в интервью Александр Барыкин говорил, – вставил свой голос Олег. – Про рубцовский «Букет». Вещь получалась классная … «Я буду гнать велосипед. В лугах глухих его остановлю….» Процитировал он несколько строк.

– Вот и мне, – сказал Цезарь, – на заре ещё студенческой юности, один человек посоветовал покупать эти сборники читать и выискивать то, что подходит под песню. Я запомнил этот совет и стал собирать. Слушай Силыч, а почему бы не включить барыкинскую мелодию в наш концерт? – спросил он. – Где Сила? – он стал крутить головой.

– А ведь как ни говори, тогда делали программы хорошие. И песни, и стихи замечательные были. И всякую белиберду, и какофонию не выпускали на сцену, как сейчас. Тем более если под фанеру голосят.

– Ребята, ну, давайте спать. Завтра будет день, и опять поговорите, – разогнала всех гостей названная жена Олега.

Музыканты нехотя стали расходиться.

– Если их не разгонишь, они всю ночь будут так сидеть, эти музыканты. А на следующий день будут до обеда спать. Знаю я их. С ними нужно быть похамеестей, – шепнула она на ухо Снежане.

Зайдя в дом, Снежана увидела, как Сила сидит у окна за столом, а перед ним исписанные листки нотных бумаг. Какие-то книги, стопки страниц. Ноутбук, который здесь плохо связывал с цивилизацией. Повернувшись, он помахал ей рукой, показывая, не мешай, у меня сейчас творческий процесс пошёл. Он знала об этом, лучше не подходить. И она пошла в спальню, уже глубоко засыпая, она ощутила, как он стал укладываться рядом с ней .

– Ты слышал?

– Что?

– Почему Барыкинский «Букет» не включили в концерт.

– Что за Барыкинский букет? – не поднимая глаз, отвечал Сила жене, что-то помечая.


На следующий день, вечером никак не дождавшись окончания репетиций, Снежана просила отпустить Капланевича Аркадия, этого старенького музыканта.

– Он мне нужен не как музыкант, он мне нужен как коллега, я хочу с ним посоветоваться, – объясняла она мужу.

– Но он мне нужен, это группа виолончелей. Ты понимаешь, я же на них не рассчитывал, что они мне притащат на спине эти, …а ты мне всё сбиваешь. И вот они пришли.


– Но дорогой, – упрашивала его Снежана.

– Хорошо.

– Аркадий, можно мне с вами проконсультироваться, я слышала, Вы врач. Не можете ли мне помочь? У меня здесь человек. И человек этот вроде как уважаемый. Интеллигент, и с ним что-то не то. Эти сельчане, из них ничего не вытащить клещами.

– Снежана, давайте конкретно, – перебил её музыкант. – Я всё-таки здесь как музыкант.

– Так вот, это – 60-ти летняя учительница, она ещё работает. Но до меня доходили, как это правильно сказать, … непристойные её высказывания в адрес учеников. И они над ней смеются. Но всё это я слышала в полуха. Мне никто не жаловался. А вчера я у них была дома, у неё гипертонический криз, и я сама услышала её речь. Ну, конечно, у неё в это время давление зашкаливало. Я по-быстренькому снизила, а у неё речь и намёки стали продолжаться. Сейчас ведь к школьному выпускному готовится, она математик, была и директором, и завучем. Сейчас просто учитель физики.

– Ну, так что же она говорит?

– Ну, сексуально направленные фразы, – сказала она ему на ухо.– Вы ведь психиатр?

– Да, психиатр и патологоанатом, точнее сексопатолог.

Снежана посмотрела на него.

– Как это так?

– Ну, так: вначале прошёл ординатуру по психиатрии, направили занять должность сексопатолога. Главврач был сексопатологом, и уходил на пенсию, и ему нужно было подготовить спеца. Пока я готовился, мне предложили написать диссертацию по сексопатологии, а там нужно была материалистическая база. А у нас, как вы знаете, это – патоанатомия и гистология, вот и прошёл интернатуру по патоанатомии и защитил диссертацию по репродуктивной патологии, – объяснил он ей. – А посмотреть на мадам можно? – спросил Капланевич.

– Да конечно, сейчас мы сходим, я – под предлогом её проверить. А Вы, чтобы она просто рассказала и показала Вам эту гору.

– Ма-ар, Вы имеете в виду!

– Ну, просто от них хорошо видно…


– Да! Это типичная лобно-височная дегенерация с поведенческим вариантом, – стал объяснять Аркадий ей, после того как они отошли от дома пациентки, и направились к пруду, откуда хорошо видно было место их мероприятия. – У неё заметно нарушено ощущение дистанции, она манкирует общепринятыми репродуктивными нормами поведения в обществе. Для неё, как для учителя, это не свойственно. Они очень педантичны в этом отношении. А у неё это ярко проявляется. У них снижается контроль над примитивными влечениями. Заметили, какие у неё сексуальные слова и намёки? Это – не намёки, это – эквиваленты сексуальным репродуктивным словам. На три буквы послать она не может. А эквивалентами разбрасываться направо и налево – пожалуйста. А сексуальные, пищевые и опорожнительные – это и есть самые примитивные рефлексы или потребности. У неё, заметили, повышенная тяга к сладкому и жирному, то есть не совместимость. Это связано с дисфункцией срединно-нижних связей головного мозга. То есть когда-то сильно заблокированные эти пути, теперь полностью атрофировались и выползли наружу все эти примитивные пищевые и репродуктивные поведенческие реакции. Это у учителей, монахов, части интеллигенции, закомплексованных в порядке вещей, и у других представителей часто наблюдается. В том числе и у врачей. Лобная критика снизилась. Хотя лобная доля – это моторный отдел головного мозга. Теменная доля – это отдел собирания ощущений. Затылочная доля – это зрительно-электромагнитные ощущения. А височная доля – это отдел гравитационного ощущения и моторного контроля положения тела. Вот то, что не было заблокировано и выпирает через чур.

У неё математические способности ещё сохранены, они на автомате у неё идут. А вот другие способности выпадают. Если честно, её от детей нужно изолировать. Она профнепригодна, не по математическим, а по поведенческим критериям. Но это трудно доказать. Если вот только не прямые сексуальные притязания у неё будут к детям. Но Вы, Снежана, не заморачивайтесь этим. Этим пусть занимается РАЙОНО. Вы не психиатр.

– Лобно-височная дегенерация, а что-о эт-о-о? – спросила Снежана своего коллегу, который оказался вовремя рядом.

– Психиатрическое когнитивное страдание, – стал пояснять Аркадий, – у нас в стране к этому относится болезнь Альцгеймера, и вот эта дегенерация, она, между прочим, занимает третье место. Далее цереброваскулярное нейропатия, это вам больше известно, и вы ставите, наверное, направо и налево, как шашкой махаете у кого высокое давление, или атеросклероз сосудов головного мозга. Потом деменция с тельцами Леви. Болезнь Паркинсона знаете?

– Ну да, это дрожательный такой синдром.

– Так вот при деменции с тельцами Леви на первый план выходит тоже репродуктивное нарушение. Раннюю импотенция скрывают, а дрожь не скрыть.

– Послушайте, – прервала коллегу Снежана, – а у меня есть один ребёнок, который учится в школе. Вот вы рассказали, а мне родители некоторых школьников говорят об этом. Очень похож, – стала говорить Снежана, – он может прямо …

– Это очень интересно, интересно, детская форма лобно-височной когнитивной дегенерации.

Так не заметно, после того, как Снежана показала от Банного пруда то возвышение, где будет проходить концерт, они прошли к их врачебному дому.

– А это вот моё рабочее место. Это амбулатория. А вот и здание бывшей участковой больницы, которую закрыли, – рассказывала Снежана коллеге. – Когда-то, мне говорили, здесь даже операции делали, аппендициты, грыжи, геморрои эктомировали … Сейчас уже всего этого нет. Вот только амбулатория…


– Ой, музыканты идут, сейчас придут после репетиции, их же нужно покормить, – зашла на кухню подруга Олега. Она быстро зажгла газ, и стала разогревать плиту. После неё на кухне завертелось, закрутилось, ловко летали кастрюли и сковороды. Шинковалась овощи и мясо, и всё это на уже шипящей сковороде скворчало и жужжало. Пришла ещё одна сельчанка, принесла продукты для музыкантов и стала Ольге помогать.