Сергей кивнул и вышел. Я позвонила Ольге Петровне, сказала, что ее младший сын в больнице. Она пообещала сразу же приехать и привезти вещи. Потом сходила в аптеку — купила лекарства, которые мне написала медсестра. Дождалась приезда матери и ушла домой. Ей о том, что Рома пропал мы с Матвеем решили пока не говорить. Соврали, что он в офисе — решает проблемы.

Места себе не находила до вечера. Все время набирала Ромин номер. Но, если сначала шли гудки, то теперь механический голос раз за разом оповещал меня, что абонент вне зоны. Что я могла сделать в такой ситуации? Только ждать… Но трудней, чем это — нет ничего в мире…

Уже вечером приехал Сергей. Он был расстроен и выглядел очень усталым. Я бросилась к нему, но по поводу Ромы Сергей почти ничего не знал.

— Ему в полпятого поступил звонок от Матвея. Видимо, Вербицкий или по его приказу, раз Матвей утверждает, что не звонил. А дальше? Пока ничего не могу сказать. Но, вообще, им Ромку так долго держать просто ни к чему, — Сергей взъерошивал волосы, обхватив голову обеими руками, и опершись локтями в стол.

Он не договаривал. А я и сама понимала, что Сергей хочет сказать. Рома, скорее всего, бумаги подписать отказался, его убили, фирму спалили. Если бы по-другому, он бы уже давно был дома. Если бы он подписал документы — не спалили бы здание.

Не знаю, как я держалась, как терпела, чтобы не завыть, не закричать от боли! Почему так? Почему так несправедливо? Люди годами живут вместе, воспитывают детей, любят и ненавидят, в конце концов, надоедают. А мы? Мы даже не успели толком насмотреться друг на друга. Так мало… И за что ему столько страданий? Он же никому ничего плохого не сделал?

25

Сергей, видимо, хорошо понимал мое состояние, потому что вдруг оказался рядом, присел на корточки, заглянул в глаза и сказал:

— Алька, еще ничего не известно. Мы не знаем, где он, но и плохого о нем ничего не знаем. Надежда, как говорится, умирает последней… Давай потерпим и подождём немного!

Я кивала головой, полностью с ним соглашаясь и стараясь не плакать. Он обнял меня за плечи и притянул к себе. Так и сидели — я на стуле, он на корточках рядом, пока не зазвенел дверной звонок. Я резко вскочила, заметалась по комнате, не зная, что делать. Сергей шагнул в прихожую, заглянул в дверной глазок.

— Твою ж мать! — протянул он и стал отмыкать.

Я замерла в дверном проеме и, затаив дыхание, смотрела на входную дверь. Мне казалось, что Сергей ее открывает до ужаса медленно.

На лестничной площадке стоял огромный амбал в чёрной одежде и держал, обхватив за туловище и прижав сбоку к себе моего Ромочку.

Я, протиснувшись мимо остолбеневшего Сереги, подскочила к любимому, видя, что стоять на своих ногах он не в состоянии. Его голова повисла на грудь, глаза были закрыты. Я закинула вторую его руку себе на плечо, прижалась с другой стороны, а сама быстро осматривала его, ища следы побоев и кровь. Но ничего подобного не видела.

Наконец, Сергей вышел из ступора.

— Это что за картина? Ты кто такой?

Амбал, совершенно не оскорбившись на такой недружелюбный тон, ответил:

— Анатолий Александрович… — видя, что мы в замешательстве, пояснил. — Вербицкий приказал доставить вот этот груз домой. Я доставил. Получите, распишитесь.

Он захохотал, видимо, очень довольный своей шуткой. Переложил Ромину руку со своего плеча на Серегино и легко, как будто, он не амбал, а гимнаст, какой-нибудь, поскакал вниз по ступенькам.

— Серёжа, он что, пьян?

— В драбодан… Давай его в спальню, что ли?

Когда уже почти дотащили бесчувственное тело до кровати, Рома неожиданно открыл глаза и, с трудом сфокусировав зрение сначала на мне, а потом на Сереге, улыбнулся и сказал заплетающимся языком:

— Алька… Серега… — потом, подумав, нахмурился и добавил, — Аля — он бабник… не подходи к нему.

— Ой, молчи уже, герой-любовник. Спи. Завтра утром приеду, все расскажешь.

Уложив Рому на кровать прямо в одежде, Сергей снял с него кроссовки и пошел вместе с ними к выходу. Рома, кажется, снова отключился.

— Серёжа, спасибо тебе за все!

— Да за что? Я ничего не сделал. Сама справишься с ним?

— Конечно, справлюсь.

— Пока. До завтра. Пожалуй, с утра он будет не в состоянии… Я в обед загляну. Не знаю, правда, как ночь протянуть и не сдохнуть от любопытства — где он был и с кем так ужрался?

Я замкнула за ним дверь и поспешила в спальню. Рома лежал в той же позе, в какой мы его оставили — на спине, руки вдоль тела. Присела рядом на кровать, рассматривая его. Люди под кайфом, неважно каким — наркотическим или алкогольным, у меня всегда вызывали отвращение — пришлось насмотреться, живя с отъявленными наркоманами столько лет в одной квартире! Но Ромка… Глядя на него, я понимала, почему моя сестра стала колоться — она очень любила своего мужа. Хотела, видимо, быть с ним на одной волне, практически и в болезни, и в здравии. А потом, конечно, затянуло…

К Роме я не то, что отвращение… никаких негативных эмоций не испытывала. Более того, я была счастлива, что он жив, что он вот — лежит передо мной. И больше ничего мне не надо!

Как же его раздеть? Расстегнула ремень, ширинку, попыталась спустить вниз джинсы, но приподнять его у меня не получалось — весил он прилично. Стала снимать, потягивая по очереди то за одной штанину, то за другую. Взмокла, пока стащила с бедер.

— Блин, какой же ты…

— Э, красивый?

Не спит, зараза! У него скоро в привычку войдет притворяться! И издеваться надо мной!

— Тяжелый! Ты весишь тонну! Раз не спишь, снимай сам свои штаны!

— Нет… я не могу… это обязанность жены… — он лежал с закрытыми глазами и улыбался.

— Ромка, где ты был? Мы чуть с ума не сошли? Матвей — в больнице. Ваш салон, или как там его, сгорел!

— Завтра… все завтра… Не приставай!

— Ах, так! Тогда… спи!

Последним яростным рывком стащила джинсы. Потом посмотрела на футболку, сама себе махнула рукой — пусть так спит, теплее будет. Укрыла его одеялом. Теперь уже со спокойной душой искупалась, позвонила Матвею — тоже ведь, наверное, волнуется за брата. Собралась было лечь в зале на диване, но на полпути резко развернулась и пошла в спальню. Еще чего, буду я на твердом неудобном диване спать! Хотя, на самом деле, так я подумала из вредности — больше всего на свете после сегодняшнего такого страшного для меня дня, хотелось прижаться к нему и никуда больше не отпускать.

Он перевернулся на бок, подложив ладонь под голову. И то ли из-за такой детской, беззащитной позы, то ли из-за прядки непослушных волос, упавшей на лоб, казался мне мальчишкой, уставшим безобразничать и заснувшим, лишь только голова коснулась подушки.

Легла сзади, прижалась к его спине, закинув руку на талию и спокойно заснула.


Головная боль накрыла еще во сне. То есть, сначала не мог понять — снится она мне или голова болит на самом деле. Очнулся. Утро. Кажется, если глаза открою — точно мозг взорвется. Лежу на спине. Что-то придавливает сверху — на груди и районе паха. Разлепляю глаза. Алька! Ногу и руку на меня закинула, голова на моем же плече. Так обрадовался! Значит, мне не приснилось, она и, правда, меня раздевала!

Попробовал аккуратно вылезти из-под нее — срочно нужно в туалет. Она заворочалась, я невольно залюбовался — милая моя девочка, ждала меня, переживала! Даже такого — пьяного, распространяющего запах перегара на всю комнату, не оставила одного, не бросила! Несмотря на общее состояние организма — прямо скажем, отвратительное, один орган чувствовал себя вполне здоровым и даже готовым к подвигам! Но сначала в душ.

Стараясь не стонать, сполз с кровати, обернулся — вроде, не разбудил! Посмотрел на нее — спит в футболке, которая задралась почти до груди. Внизу маленькие шортики под цвет футболки. Это пижама, что ли? Во рту и без того — сушняк, как в пустыне, но сглотнул непонятно откуда взявшуюся слюну… Так, спи, спи, никуда не уходи — я сейчас вернусь…

В кухне достал с полки коробку с лекарствами. Пары штук аспирина должно хватить. Запил водой. Постоял опустив голову, опершись обеими руками на стол. Теперь можно в душ.

Из душа вышел, чувствуя себя намного лучше. Правда, все тело болело, как будто по мне катком проехали, или побили… Е-мое, что там с Матвеем? Где-то на кухне видел Алин телефон, мой-то вчера разрядился, пока я у Вербицкого был.

Нашел телефон, закрылся в ванной, набрал Матвея. Когда выяснил, что с ним все в порядке, спокойно отправился в спальню.

Так на боку и спит. Полотенце, которым был обмотан по пояс, бросил на стул — сейчас оно мне не понадобится. Лег сзади. Как же я соскучился! Так вчера ночью уезжать не хотелось! Вообще бы из постели не вылазил, так бы и жил тут с ней.

Что там под футболкой? Бюстгалтер хоть не додумалась надеть? Шорты-то натянула… зачем-то. Ничего сейчас мы это исправим.

26

Нет, бюстгалтера, к счастью, нет. Ладонью обхватил грудь — прямо идеально подходит мне по размеру. Стал целовать открытую нежную кожу шеи, обвел языком мочку маленького розового ушка и услышал участившееся дыхание моей девочки. Не смог сдержать улыбку — ей нравится, даже во сне!

И сам завёлся за секунду. Каждый раз, увидев ее, еще не дотронувшись даже, возбуждался, как мальчишка со спермотоксикозом. Ну, как так, взрослый же мужик? Чувствовал себя зэком, которого полжизни держали в камере — одиночке, и вдруг помиловали и выпустили на свободу. Да ещё и девчонку красивую подарили! И вот теперь попробуй всю накопленную за долгие годы страсть выплеснуть на нее за пару дней!

Руки дрожали от желания. Но по-быстрому, просто войти в нее и получить необходимую мне сейчас разрядку — казалось мне преступлением. Нет, от ее реакции на мои ласки мое удовольствие возрастало в несколько раз. Она дышит чаще и глубже — а у меня сжимается сердце, потому что знаю, так эта девочка реагирует только на меня. Ведь могла же влюбиться в моего брата, он в отличие от меня был совершенно здоров. Могла выбрать Серегу — он красавчик, от него всегда все девчонки без ума были. Я бы сразу почувствовал, если бы ей друг мой понравился еще там на кухне в маминой квартире, когда Серега байки рассказывал, чуть ли не петухом перед ней ходил. Но она на меня смотрела своими глазищами огромными — и столько в них обожания, восхищения, нежности было, что мне даже страшно стало, вдруг не оправдаю ее доверия, вдруг разочарую ее словом ли, поступком.