«Я не знаю, что ждёт нас впереди, — посмотрела она в серые внимательные глаза на фотографии. — Но обещаю сделать всё, что от меня зависит, чтобы он был счастлив. Чтобы мы были счастливы. Спасибо!»

Она закрыла глаза, постояла секунду, прощаясь, а потом развернулась и уверенно взяла Кирилла за руку.

— Мужайся, девочка моя, — похлопал её Кирилл по руке. — Сейчас нас ждёт завещание.

В маленьком строгом кабинете нотариуса места хватило всем. С кладбища не приехали только родители Насти. И Валентина Дмитриевна пыталась возразить, что Лере и Степану здесь делать нечего, но нотариус объяснил, что это не возбраняется. Она недовольно нахохлилась, как курица на яйцах, но смирилась.

Странно она всё же себя вела, эта женщина. Уже заранее кипятилась, нервничала, дёргалась, ёрзала на стуле. Нина Григорьевна лишь покачала головой на её суету.

Степан, развалившись на стуле, откровенно скучал. Настя криво и, как показалось Лере, самодовольно улыбалась. А Кирилл… его невозмутимости и безмятежности позавидовали бы египетские пирамиды. Он улыбнулся, протянул Лере ладонь, поцеловал её руку и прижал к своей ноге, словно всё, что ему надо в этой жизни, уже и так с ним.

Нотариус, немолодой седой мужчина в роговых очках, пришёл не один. В сопровождении ещё одного мужчины, тоже довольно представительного, в чёрном строгом костюме, и молоденькой секретарши. При виде которой нарочито оживился Степан. Особенно, когда на просьбу поставить свои подписи всем лицам, указанным в завещании, она пошла вокруг стола. «Паяц и есть паяц», — улыбнулась Лера. Он заинтересованно проводил девушку глазами и когда секретарь, заполнив положенный протокол, заняла своё место.

Получив её подтверждение, нотариус вскрыл конверт, датированный буквально двумя неделями назад, а второй мужчина, пришедший с ним, вышел.

Всё вступительное «блаблабла» Лера прослушала без особого внимания, увлечённая не столько нежными поглаживаниями пальцев Кирилла и привычно разбегающимися от них мурашками, сколько пантомимой, что разыгралась между Степаном и Настей. Жена Кирилла метала в Степана злые взгляды, а тот усиленно делал вид, что ничего не замечает, нарочито заинтересованно разглядывая прелести секретарши.

Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим простуженным голосом нотариуса да его покашливаниями, пока он не перешёл непосредственно к списку имущества.

Лера отмечала, словно ставила галочки.

Трёхкомнатная квартира — едва заметный, но всё же облегчённый вздох Нины Григорьевны. Её квартира осталась при ней.

Квартира двухкомнатная — Валентина Дмитриевна довольно хмыкнула.

— На улице не останется, — тихо прокомментировал Кирилл этот пункт завещания.

Всё движимое имущество, в том числе драгоценности и прочее — тоже вдове. И снова самодовольный хмык упомянутой.

Машина и гараж — внуку. Валентина Дмитриевна одарила Кирилла снисходительной улыбкой. Ей, конечно, было жалко и джип, и капитальную постройку в ТСЖ, но к этому она, видимо, подготовилась.

Всё сильнее и сильнее растекалась ненатуральная улыбка по её румяному лицу, по мере того как список пополнялся всё новыми и новыми материальными ценностями, завещанными лично ей, пока не дошли до последних двух пунктов.

— На дом в Подмосковье, — нотариус зачитал адрес и космическую сумму в которую он оценён, — оформлена дарственная на правнука дарителя. Он переходит старшему ребёнку Кирилла Александровича Неверова, согласно данных генетической экспертизы, или в равных долях между детьми, если их родится одномоментно несколько.

Лера ещё хлопала глазами, пытаясь переварить, вычленить полученную информацию из обилия юридических терминов, а нотариус уже зачитывал следующий и последний пункт, согласно которого акции компании «Норильский Никель» на просто баснословную сумму, превышающую даже стоимость дома, тоже переходят ребёнку Кирилла. Далее следовало пояснение, что до совершеннолетия данным имуществом вправе распоряжаться их мать. В случае развода это право также сохраняется за матерью. В случае отсутствия детей — за Кириллом.

Рука Кирилла крепко пожала Лерину руку, словно поздравляя.

И Лера ещё судорожно пыталась осмыслить услышанные цифры, и его пожатие, и информацию про детей. И нотариус ещё не закончил свою речь, когда Кирилл вдруг засмеялся. Он откинулся на спинку стула и хохотал так, что одной рукой даже схватился за живот. Лера не понимала, над чем он смеётся, осматриваясь.

Валентина Дмитриевна застыла в ужасе. Он плескался в её округлившихся глазах, но звук, который издавал Кирилл, её отрезвил.

— Я подам апелляцию, — взвизгнула она.

— Для неё нет оснований, — хрипло возразил нотариус и откашлялся. — Согласно приложенных документов акции именные, а дом был куплен до брака, и все улучшения осуществлены из личных средств завещателя, тогда так доходы жены в установленный период и её вклад признаны несущественными. К тому же дарственная, оформленная на указанное имущество, автоматически исключает его из наследного. К сожалению…

Дальнейшие пояснения нотариуса вдове Лера снова из-за смеха Кирилла не услышала. Она так и не поняла, что его так насмешило, пока он, наконец, не успокоился.

— Дорогая моя, — вытирая слёзы, обратился он к жене. — Как ты там говорила? Всё это исключительно ради меня? Ради нашего будущего? И что ты на всё готова ради наших детей?

— Кирилл, — подскочила Настя, явно изменяя своему презрительному спокойствию. — Я понятия не имела об этом завещании, так же, как и ты.

Лера поморщилась, услышав, как она прошипела это: «завешание».

— Не смеши меня снова, пожалуйста, — выставил он вперёд руку, отгораживаясь. — Сядь!

Повинуясь его небрежному жесту, как змея дудке факира, Настя рухнула на стул как подкошенная. Или её так подкосило известие о том, что деньги, дом и акции, которые она могла бы получить, родив Кириллу ребёнка — все её корыстные планы только что стали ему понятны? Лера же всё правильно поняла? Она посмотрела на Кирилла.

— Николай Анатольевич, — обратился он к нотариусу, вдруг став серьёзным и сосредоточенным, таким, каким Лера его видела только на работе. — Можем мы воспользоваться вашим кабинетом на некоторое время?

— Да, Кирилл Александрович, конечно, как договаривались, — собрал он бумаги со стола и вышел.

— Мам, будь добра, пригласи, пожалуйста, Ивана Романовича.

Мама кивнула понимающе и тоже ушла. А Кирилл обратился к секретарше.

— Евгения, будьте добры, — в этом кабинете он чувствовал себя как в своём собственном, — копию из реестра об отмене моей доверенности на проведение медицинской процедуры.

— Ты не имеешь права. Ты обещал, — снова подскочила Настя. И Лера ещё раз скривилась от того, как она произнесла это «имеещь» и «обеш-ш-шал» Она неправильно произносила шипящие. Дашка была права — это звучало ужасно, по-змеиному.

— А я ведь не верил, когда дед говорил, что она со мной только ради денег, — Кирилл мягко обратился к Лере. — А он смеялся над моей наивностью и обещал, что докажет мне когда-нибудь. Видишь, дед всегда держал своё слово. Ведь доказал.

Но его ласковый тон был предназначен только Лере.

Кирилл встал, отшвырнув стул. Степан поймал взметнувшуюся вверх ножками мебель у самого пола. Взгляд, которым Кирилл теперь буравил Настю, не сулил ничего хорошего, снова пригвоздив её к стулу.

— Только я не настолько наивен, как тебе казалось, — в его голосе звенел металл. — А ты не настолько умна, как о себе возомнила.

Степан стукнул стулом об пол. «Прости», — прочитала Лера по его губам. Он сказал это Насте, и она в ужасе покачала головой на его слова: «Нет!»

— Прости, — повторил Степан вслух, умоляющим тоном.

— Нет, ты не… — замерла Настя на полуслове и подняла глаза на Кирилла, ещё пытаясь держать хорошую мину, только в её игре что-то не заладилось. — Ладно, Кир! Хорошо. Я подпишу тебе развод, но ты взамен оставишь мне акции.

— Что? — скривился Кирилл. — Акции?

— Или квартиру, — поднялась она, но уже не так уверенно. — Тогда квартиру. Ты же предлагал. Полностью.

— Выписка, — протянула ему бумагу Евгения.

И Кирилл шваркнул лист перед Настей на стол.

— Да, я предлагал. Я шёл тебе навстречу. Я понимал, какие проблемы наживаю, но ты моя жена, и я считал это правильным — поддерживать тебя во что бы то ни стало, — он разогнулся, засунул руки в карманы, пока Настя пробегала глазами по строчкам. — Я верил тебе. Я уважал твой выбор. Твои стремления. Твои надежды. Даже когда перестал считать их нашими. Даже когда понял, на какую адскую муку себя обрекаю. Но ты осталась непреклонна. Неумолима. Несгибаема. И всё только потому, что неистово хотела денег, которые оставил мой дед?

— Это мои деньги, сучка! — подала голос Валентина Дмитриевна, про которую все забыли. А она так и сидела за столом, наблюдая за происходящим.

— Заткнись, шавка подзаборная, — развернулась к ней Настя на своих длинных, как у журавля, ногах. — Неужели ты думала, что дед оставит тебе что-то действительно ценное?

— Нет, тебе, видимо, подстилка драная, оставит, — усмехнулась та. — Что, столько усилий и всё напрасно? А может, не надо было в обе стороны ноги-то раздвигать?

И она так красноречиво показала глазами то на Кирилла, то на Степана, что даже у Леры не осталось сомнений, что она имела в виду.

— Кирилл, это неправда, — испуганно уставилась на него Настя. — Клянусь, неправда. Чем хочешь поклянусь, — взмолилась она.

— Ты думаешь, мне есть до этого дело? — махнул Кирилл рукой, приглашая маму.

— Хм, квартиру ей теперь отдай, — хмыкнула Нина Григорьевна, входя вместе с мужчиной в чёрном костюме. — Какая щедрая, подпишет она развод.

Она села рядом с Лерой, испепеляя невестку взглядом.

— Присаживайтесь, Иван Романович, — предложил Кирилл. — И ты прижми задницу. Что ты скачешь, как блоха. Не нужны мне больше твои великодушные разрешения. Правда, Иван Романович? — обратился он к мужчине, давая ему слово, когда Настя очередной раз села.