— Я не нуждаюсь в таких подарках.

— Ты нуждаешься, — произнёс он с нажимом на последнем слове. — А я могу его сделать, поверь, мне это ничего не стоит.

— Да почему? Зачем тебе это?

— Ты хорошая девушка, Маша, хорошая, добрая и простая, — говорил Игорь пугающе буднично, отстранённо, в приюте домашних животных с большим теплом дают характеристики питомцам.

— Я не вернусь к тебе, — Маша покачала головой. — Не вернусь, — она твёрдо посмотрела на Игоря. В самом глупом решении своей жизни она была уверена, как ни в чём и никогда. — У тебя жена, и, судя по тому, что ты отправил девочек домой, к ней, она решила свою проблему.

— Решила, до девяти вечера, — Игорь кивнул, судорожно вздохнул, Маша наблюдала, как напряглись желваки на лице и нервно дёрнулся кадык. — Это не изменится.

Маша не решилась уточнять: под словом «это» имелась в виду жена или ситуация?..

— Ты обязательно найдёшь себе женщину! — Маша сама понимала, как глупо прозвучали слова, естественно, Игорь найдёт себе женщину, наверняка уже нашёл, но зачем-то продолжила: — Найдёшь… женщину…

— Я не ищу себе женщину, я ищу девочкам мать, — взгляд Игоря медленно скользил по Маше от лица вниз и обратно, не задерживаясь ни на чём. — Я бы смог жить с тобой, быть верным, приходить вовремя домой, ездить с тобой в отпуск… Ты ведь не можешь по-другому. Я бы смог, — взгляд наконец остановился на Машином лице, усталый и какой-то отрешённый.

Вот так вот. Принц. Конь. Сундуки с золотом.

Никогда ещё Маша не чувствовала себя настолько разбитой и униженной, чем сейчас. Когда её вышвырнули на улицу, как бесхозного котёнка, после нескольких лет жизни, и когда она раздвинула ноги перед красавчиком-тренером лишь потому, что он сказал «хочешь», воспользовавшись ею, как одноразовым стаканчиком, даже без особого удовольствия с его стороны, она не ощущала себя настолько ущербной.

Он бы смог жить с ней… Смог… Ему нужна мать для девочек, ему не нужна женщина, но он бы смог.

В парадной Маша судорожно схватила телефон, ей было необходимо сохранить остатки гордости, будто она у неё ещё оставалась. Она ткнула в онлайн-приложение сбербанка и перевела Игорю деньги за свои очки, копейка в копейку, почувствовав при этом иррациональное облегчение. Лифт не работал, пришлось поднимать по лестнице, волоча за собой как никогда тяжёлый рюкзак, вспоминая, что тяжести ей поднимать нельзя. Не дойдя до своего четвёртого этажа, она получила деньги обратно, с припиской: «Сделаешь так ещё раз — я сделаю всё для твоей дисквалификации. Всё».

На негнущихся ногах Маша поднялась домой, открыла комнату и упала на диван. Стало холодно даже в уютном большом свитере, она носила кинг-сайз, потому что часто мёрзла, ей казалось — так теплее.

Говорят, женщины боятся встретить старость, живя в квартире с тремя кошками. Глупость! Женщины боятся встретить старость, не имея хотя бы комнаты и возможности видеть сраных кошек.

10

Оленька начинала наседать, да так активно, что Сергей с трудом сдерживался, чтобы не отправить её в пешее эротическое путешествие. Он, чёрт возьми, ничего не обещал, более того, вёл себя как потребитель, а женщина прямо воспылала страстью… Страстью поставить штамп в паспорте.

Тот факт, что у объекта вожделения в паспорте всё ещё красовалась отметка о браке с Маргаритой, ничуть Оленьку не смущал. Она безапелляционно давила на то, что нужно съезжаться, естественно, в её квартире, и начинать ведение совместного хозяйства. В общем-то, Серёга прекрасно понимал Оленьку, однако, стремления съезжаться от этого напора не прибавлялось, в геометрической прогрессии росло только желание отделаться от женщины, она же делала вид, что намёков не понимает, и следов пребывания других баб в Серёгиной квартире в упор не замечала. Последнее, к слову, бесило сильнее, чем липкий, навязчивый напор.

Оставалось одно — бросать эти недоотношения, не устраивавшие, по большому счёту, ни одну из сторон. В то, что можно смотреть сквозь пальцы на измены, Сергей поверить не мог, а если и были такие люди — каких только чудиков не создаёт природа и разум человеческий, — к нему это отношения не имело. Накануне восьмого марта рвать с Оленькой казалось жестоким, а ждать дольше не хотелось.

— Алёшина Лиса, Ермолаев Тёма, — объявили следующих борцов привычными для них именами. Полное имя Тёмки — Артемий.

Межклубные соревнования среди младших и средних групп подходили к концу, осталось несколько боёв малышни, поголовная раздача медалей и грамот среди гавриков, подписание протоколов, и можно будет идти домой.

Сергей посмотрел на готовившихся спортсменов. Сто к одному, что победительницей выйдет Лиса — боевая девчушка, в отличие от своей серьёзной, даже степенной сестры. Тёмка же проболел весь февраль, стал ещё бледнее обычного, отец же настаивал на его участии в соревновании. Вреда от них не было, но и пользы для часто болеющего ребёнка немного. Лиса выйдет победительницей, а уставший от сутолоки и духоты Тёмыч будет выслушивать претензии отца.

Так всё и получилось. Пришлось выбрать минутку и идти на помощь воспитаннику, хвалить его всячески, а то недалёкий папаша с пацана живого не слезет, тогда как с мальчишкой надо больше на свежем воздухе бывать, методично проводить закаливающие процедуры, а не пытаться «вырастить мужика», самому просиживая выходные на диване, уставившись в телевизор.

Сестрички Алёшины уходили одни из последних, юные звёзды самбо принимали поздравления с победами и с Восьмым марта. Отец Лины и Лисы смотрел на происходящее с долей снисходительности, переговариваясь с Матвеем и Михаилом Розенбергами — старший сын последнего тоже принимал участие в соревнованиях, этот ради собственного удовольствия, в рамках «дня борьбы». Местечковые соревнования он уже перерос.

— До свидания, Сергей Витальевич, — синхронно сказали близняшки и нагнули головки в сторону, сияя синющими глазками.

— До свидания, — Сергей присел и поздравил ещё раз каждую с победой. Медали красовались поверх курток, кубки были зажаты в руках, грамоты не представляли большой ценности в глазах девочек и были отданы маме. — С праздником! — он улыбнулся, вспоминая, как противился появлению девочек в его группе, а ничего, прижились, даже успехи показывают.

— А меня вы не хотите поздравить с праздником? — услышал он игривый голос матери синеглазок.

Поднялся, в упор глядя на женщину. Отлично, муж стоит в трёх шагах, рядом дети, дочери, а эта глазки строит. Мать у Алёшиных была женщиной интересной, статной, с примесью восточной крови, Марат утверждал — армянской, Сергей же в этом ничего не понимал. Имя у неё было русское — Алёна. Высокая, с выразительным лицом, длинными чёрными волосами, чаще собранными в косу, при этом поблёкшей, а с мешками под глазами не справлялась косметика. Время от времени Алёна сама забирала детей с тренировки, беспардонно флиртуя с Сергеем, чем нервировала его похлеще Оленьки, но чаще «мама болела», по словам синеглазок.

— Мои поздравления, — сухо ответил Сергей. — До свидания, — он ещё раз сказал девочкам и развернулся, чтобы скрыться в тренерской.

— А приходите к нам на выступление! — догнала его бойкая Лиса. — Мы мамам подарок приготовили, спектакль, самый настоящий, я буду мышкой, а Лина пушкой! Пушка — это кошка! — очень понятно пояснила девочка. Пушка — это кошка. — А ещё мы с Марией Константиновной рисунки рисовали, и будет выставка, как в музее! Придёте?

— Я постараюсь, — Сергей сглотнул горький комок, не удержался от быстрого взгляда в сторону отца сестричек и ещё раз попрощался с девочками, на этот раз быстро развернувшись в сторону тренерской, сделав вид, что не расслышал слова Алёны о скорой встрече.

В тренерской он упал в кресло и вытянул ноги, закрывая глаза. Мария Константиновна Шульгина. Маша. Аленький Цветочек. Настенька из сказки «Морозко». Девчонка с кукольным личиком и растерянным взглядом. Он не мог забыть её, вычеркнуть из воспоминаний и снов. Не мог. И простить себя не получалось. Сколько не рассказывай себе, что Маша — взрослый человек, сама напросилась, сама получила, ни хрена не получалось убедить себя.

Да, напросилась, да, не сопротивлялась, да, к взаимному, мать его, удовольствию. Одна беда — сколько ни искал в себе удовольствия, удовлетворения, так и не нашёл. Да и Маша никак не хотела становиться в один ряд со жгучей брюнеткой, которую он до сих пор игнорировал, и рыжей бестией, пресытившей его за пару раз. Секс с Машей не был чем-то особенным, крышесносным, скорее скомканным, невразумительным, покрытым слоем собственной вины, но запомнился настолько щемящей нежностью, что переварить, а тем более забыть и сам секс, и Машу, у Сергея не получалось.

Не получалось — не то выражение, которым можно охарактеризовать состояние Сергея Витальевича. Мария заполонила собой все мысли, желания, стремления, он дошёл до того, что однажды тупо не мог кончить, пока не вспомнил тихий писк в подушку и череду родинок между худеньких лопаток. Маша мерещилась ему на улицах, её голос чудился в коридорах клуба и рекреациях школы, несколько раз он думал, что видит её в магазинчике напротив дома, а нагнав, понимал, что ошибался.

Сергей был готов отправить к дьяволу свои принципы, наплевать на связь Маши с женатым мужиком, кто не ошибается, в конце концов? Его моральный облик тоже на доску почёта не примут. Что с того, что обязательствами он не связан, никому ничего не обещал, не всё нуждается в озвучивании, некоторые вещи должны происходить априори. Есть у него Оленька, строит планы, считает его своим мужчиной, он же наставил ей рога раз пять за жалкие полтора месяца. Не ему натягивать маску добродетели, морда облезет, не выдержит ожога святости. Но этот блядский женатик маячил перед глазами, как и его жёнушка. Становиться участником сомнительного многоугольника — увольте. Знает. Плавал.