Это было тесно. Это было жарко. Это было как в первый раз. Как откровение. Хреново перерождение, рождение пресловутой сверхновой. Это была сама любовь.

17

Маша закрыла дверь за Сергеем, и совершенно оглушённая уселась на диван. Казалось бы, что такого? Она занялась сексом с Сергеем, или он с ней, неважно. Этот раз был вторым с ним. Всё шло к этому, Маша не планировала так скоро, но и долгие платонические отношение её бы не устроили. И всё же она была ошарашена. Настолько хорошо не бывает, о таком ни в книгах не пишут, ни в кино не показывают. Другой уровень восприятия, чувственности, обескураживший её. Дело не в количестве оргазмов, не в умении партнёра и не в разнообразии поз, а во взлетевших на другую высоту, практически недосягаемую, эмоциях.

В том, что случилось после секса. Сергей не вскочил, чтобы сбегать в ванную, покурить, отдышаться. Он прижал к себе Машу сильно-сильно, казалось, у неё хрустнут косточки, и сказал:

— Какая же ты, Машенька!

Удивили Машу вовсе не слова, а интонация, тон, которым было сказано. Искренний, даже детский, и от того искрящийся. Так дети восхищаются мыльными пузырями или связкой воздушных шаров.

— Я люблю тебя, — выдохнул Сергей и Маша опешила. Любит? Но такого не бывает, или всё же?.. — Люблю, — уверенно повторил Сергей.

— Что значит «люблю»? — Маша выкарабкалась из недовольно разъятых объятий. — Как ты понимаешь это слово «люблю»?

Маша на собственном опыте знала, что «люблю» может носить сто цветов, тысячи оттенков, может не стоить ровным счётом ничего. Быть удобством, надоевшей привычкой, грустью, прихотью, удобством.

— Если честно, не знаю, — на удивление удручённо ответил Сергей. — Я не слишком понимаю, что такое «любовь». В древнегреческой философии есть семь видов любви…

— И все семь — урезанные версии, — опередила Маша, не зная наперёд, что скажет Сергей.

— Да, урезанные, — согласился он. — Невозможно всю жизнь восхищаться человеком, который рядом. Дружить с собственной любовницей или женой странно, а искать выгоду пошло. Но прожить всю жизнь с одним человеком возможно, быть рядом в горе и радости, растить желанных детей, стареть, лысеть, толстеть, жаловаться на радикулит и камни в почках, а потом рвануть в отпуск и там узнать, что есть ещё порох — можно. Однажды я разочарую тебя, а может быть, и ты меня, хотя сейчас в это не верится, но всё равно я буду любить тебя. Когда женщина одна-единственная на все времена, точно знаешь, такой она и останется до самого конца этой сложной жизни, которую вы и проживёте вместе, вырастив детей — вот это и есть любовь. Мы меняемся, жизнь меняется, часто не в лучшую сторону, а человек, который рядом — остаётся при любых обстоятельствах. Для меня это любовь. А за целую жизнь все тридцать семь видов любви можно пережить, главное — с одним человеком. Так ведь лучше, Маша?

Маша смотрела на Сергея и не верила своим ушам, глазам, себе. Разве подобное говорят мужчины, разве они так думают?.. Но ведь есть её папа, он не умеет красиво выражать свои мысли, и вряд ли он слышал о древнегреческой философии что-то, помимо истории про Диогена, жившего в бочке, но именно так, как говорит Сергей, он и живёт. У него одна-единственная жена, они вырастили дочку, о которой пекутся по сей день, выращивают помидоры на даче и время от времени выбираются в гости. У них сотни, тысячи историй о том, что они делали вместе, куда ездили вместе, видели вместе и что они хотят, тоже вместе.

Совсем не закрученная история совместной жизни.

Не хитрая любовь, которая видна невооружённым взглядом. Достаточно посмотреть, как родители смотрят друг на друга, чтобы понять — они не замечают возрастных изменений, они живут вместе, в унисон. Именно так и останется до самого конца их непростой жизни, они пережили все тридцать семь видов любви, и их ожидает тридцать восьмой, тридцать девятый, и так бесконечно…

— Лучше, — Маша кивнула.

Сергей практически сделал Маше предложение, и это ошеломило девушку. Он вовсе не настаивал и не давил, но намерения были ясны, как прозрачная голубизна его глаз. Всё это сбивало с толку, бесконечно смущало, даже пугало. Маша старалась рассуждать здраво, отбросить романтические мысли, отодвинуть в дальний угол эмоции, она уже не глупенькая первокурсница, чтобы верить всему, что вылетает изо рта парня, она должна поступать разумно, не поддаваться порывам, не влюбляться сильно и уж точно не доверять бездумно словам Сергея. И ничего у неё не получалось, она, вопреки собственным увещаниям, влюбилась и поверила. Глупая, глупая крепостная холопка Машка Шульгина…

Маша почти собралась, предварительно убравшись и приготовив простенький обед из того, что нашлось. Она даже удивилась, обнаружив в морозилке целую курицу, Сергей точно не знал, что с ней делать. Как он дожил до двадцати восьми лет, не умея готовить?

Правда, по утверждению Сергея, он сносно делал шашлыки, только Маша сомневалась. Приготовление любого шашлыка начинается с покупки мяса, она была уверена, он погорит на пункте первом: «Купи нормальное мясо».

В итоге получился вполне съедобный суп с домашней вермишелью и тушёная в сметане курица с макаронами на гарнир — три несчастные картофелины ушли на суп, а кухонные полки сияли пустотой. Да, макароны с макаронами и всё с той же курицей, зато хватит на два дня. Маше казалось, она никогда не отвыкнет экономить.

Звонок в дверь отвлёк Машу, она открыла не думая, время было обеденное, уроки закончились, Сергей мог заскочить домой перед второй работой в клубе, находившемся через проходной двор.

— Добрый день, — на пороге стояла женщина, почему-то в платье. В тёплом, из плотного трикотажа, офисном, но платье, в то время, как на улице шёл снег. Она была выше Маши и крупнее. Почти все были выше Маши, она привыкла, но эта женщина будто специально подошла вплотную, чтобы Маше пришлось задирать голову.

— Добрый, чем я могу помочь?

— Сергея, я так понимаю, дома нет? — женщина вошла, не спросив позволения, Маша начала жалеть, что открыла дверь. На преступницу женщина не была похожа, да и спрашивает Сергея, значит не посторонний человек, но всё же агрессия, исходящая от непрошенной гостьи, немного пугала.

— Он на работе…

— А вы, выходит, жена?

— Чья жена? — Маша решительно ничего не понимала.

— Как чья? Сергея, конечно. Мне было интересно с вами познакомиться, всё-таки делим одного мужчину, чем не повод для знакомства? — женщина лицемерно улыбнулась и наигранным жестом поправила локон у лица.

— Простите… Я не жена, — в глаза потемнело, неприглядная правда на Машу свалилась слишком быстро и неожиданно, причиняя оглушающую боль, невыносимую.

Всё сразу становилось на своё место, складывалось, как картинка из пазлов. Конечно, он не умеет готовить — готовит жена. И консилер в ванной, и заколка на подоконнике, и даже то, что Сергей знает, что консилер называет консилером, а не «фигнёй какой-то», — всё указывало на то, что он женат.

Дура! Развесила уши, поверила, повелась, как дошколёнок на развод о добром Деде Морозе. Собирай теперь лапшу с ушей и не говори, что не знаешь, как это получилось.

— Что-то вы бледная, девушка, с вами всё в порядке? — женщина окинула пренебрежительным взглядом Машу, сразу захотелось спрятаться.

— Да, вполне, — тихо, изо всех сил изображая уверенность, проговорила Маша. — Ни Сергея, ни его жены нет дома, вам лучше прийти позже.

— Слушай, а зачем он тебе? — женщина вдруг снисходительно улыбнулась. — Девочка, милая, найди себе мальчика по возрасту и развитию. Сергей — взрослый, женатый мужик, тебе не по зубам. Он использует тебя и выставит. Хорошо, если жизнь не сломает. Тебе в куклы играть нужно, а не с чужими мужьями отираться. Совсем Серёга ума лишился… — она громко выдохнула и закатила глаза.

— Вас, выходит, уже использовал и выкинул? — Маша уставилась на зашедшую.

Она поступила глупо, недальновидно, раскисла, поверила Сергею, повелась на природное обаяние, только это не причина позволять какой-то дамочке оскорблять себя. Шла бы она куда подальше, честное слово. С кем Маша хочет, тот её и использует! Или она его! Секс, между прочим, был очень даже хорошим, так что Маша не в обиде. Пусть дамочка обижается, вон, как ноздрями дёргает, ножкой сучит, кобылица, закусила удела!

— Почему же выкинул? Я сама, временно.

— Что «временно», прямо видно! — фыркнула Маша. Временно она, тут, похоже, все и вся временно. И жёны, и любовницы, и милые девочки в лице Маши.

— Ты просто не понимаешь, с кем имеешь дело! Миленькая, ты никогда не справишься с таким, как Сергей, никогда не удержишь! Не ломай себе жизнь, глупая!

— То-то я смотрю, вы удерживаете виртуозно, — Маша засмеялась почти истерично. — Я тому прямое доказательство! А! Ещё же жена есть — тоже показатель, — она фыркнула и юркнула в пуховик, застёгивая на ходу сапоги. — Мне нужно уходить, простите, — она показала рукой на дверь, выставляя незваную гостью.

— Я могу здесь подождать.

— Ждать будешь за дверью! — фыркнула Маша. — Может, ты наводчица, откуда я знаю!

— Наво… кто?

— Конь в пальто! — не выдержала Маша.

Она была готова зареветь, заорать, завизжать, забиться в самый дальний угол, спрятаться и долго не выходить на свет, зализывая раны в одиночестве. Ей было не до приличий и выбора выражений. Кн и го ед . нет

— Я жду! — потребовала Маша, указывая рукой на дверь. — Мне не досуг. Ждать, — припечатала она, делая выразительные паузы после каждого слога «не» «до» «сук».

— Разбушевалась-то, — женщина опешила и боком двинулась к двери, косясь на разъярённую девочку, ошивающуюся с чужими мужьями.

— Вот и отлично, — Маша со всей дури закрыла двери, провернула ключ и демонстративно, с самой гадкой улыбочкой, на которую была способна, медленно опустила в карман ключи от квартиры женатого принца, охочего до тел незавидных Аленьких Цветочков и молодых, строптивых кобылиц. Никакого разбора!