И это так всегда, каждая из фантазий. Однажды я подумал, это все фигня, что я трахаю ее у себя в голове чаще, чем разговариваю с ней. Но когда по пьяни признался в этом Анселю, он, так же еле ворочая языком, настаивал на совершенно ином смысле: «Ну, во-первых, я был бы счастлив провести всю свою семейную жизнь с Миа голым в постели. Признаюсь тебе совершенно безо всяких сомнений».

– Понятное дело, – кивнул я.

– Но помимо этого, – продолжил он, – вы с Лолой все время общаетесь. Вы так близки, что у вас уже появился свой тайный язык. Секс между вами двумя, ребята, будет чем-то вроде духовного опыта. Все, что ты хочешь от нее услышать, она скажет без слов, когда вы наконец переспите.

Когда.

Его убежденность, что это лишь вопрос времени, попеременно то обнадеживает, то бесит. Более чем когда-либо мне хочется ему верить, но даже с этим рывком вперед в моей дружбе с ней – этим утром в частности – я все равно сомневаюсь.

Хотя позволить Лоле меня нарисовать – было одной из моих фантазий, о которой я до этого момента и не подозревал.

Это ощущалось откровеннее самого нежного поцелуя или горячего и дикого траха. Я просто лежал и позволял ей смотреть на меня. Мне не терпелось заглянуть в ее альбом посмотреть, как она изобразила каждую часть меня и какие именно части – если таковые были – она рисовала снова и снова.

По звукам от соприкосновения карандаша с бумагой я знал, когда она рисовала мои ноги – линии были явно длинными и с сильным нажимом. Они становились тише, когда она прорисовывала детали лица, и в эти моменты ее дыхание становилось поверхностным и частым. А по тому, как она перестала дышать, я понял, что она перешла к моему полутвердому члену – нервничая, но явно не желая останавливаться.

Это просто нервозность или что-то большее? Когда речь заходит о Лоле, я не могу точно сказать. Она смотрит на меня, как ни на кого другого, но это имеет смысл хотя бы потому, что я ее самый близкий друг-мужчина и осторожно и намеренно взращиваю ее доверие. Доверие – ключ к Лоле. Она вмиг закрывается, если чувствует на себе пристальное внимание, и замолкает при малейшем давлении.

Но это тонкий и медленный процесс, а я, к сожалению, хочу секса, а если конкретнее – той интимности, что приходит вместе с ним. И правда заключается в том, что если не с Лолой, то мне стоит искать это с кем-то еще. В такие моменты в памяти всплывают бесконечные лекции Финна и Анселя, и я думаю, что, может, мне пора прислушаться к их советам: сохранить телефоны, которые мне вручали в магазине фанатки, как их называет Лола, или ответить согласием, когда приглашают на кофе… Или даже принять прямое предложение по-быстрому перепихнуться в кладовке.

Телефон звонит знакомым рингтоном, и я резко хватаю его со стола. Это СМС от Лолы.

«Поужинаем сегодня?»

Ничего особенного, но мое сердце срывается в галоп.

«Конечно, – пишу я. – Где?»

«Сегодня у меня будет очень длинный день, так что, может, просто зависнем у тебя?»

Я начинаю набирать еще одно «Конечно», когда приходит сообщение:

«Моему беспокойному мозгу нужно побольше Оливера».

Квартира Лолы иногда похожа на хаос. Когда Лондон дома, то врубает музыку на полную; в отсутствие Финна в городе Харлоу обычно становится слишком много, она больше стихийное бедствие, чем женщина. Добавить туда еще Анселя с Миа, и я удивляюсь, как еще до сих пор никто не вызвал полицию. В дополнение к нашим очевидным сходствам Лоле все же время от времени нужна тишина. Не только для работы, но и чтобы просто дышать. Это одна из причин, почему нам с самого начала было так хорошо вместе и почему мы по-прежнему проводим столько времени наедине.

Но обычно мы не встречаемся у меня, где нет ни соседей по квартире, ни соседей за стеной. Конечно, бывали случаи, но не после того, как я погладил ее по волосам в баре, а потом ночевал на ее диване. И не после того, как она рисовала меня и мой член.

Пребывая в неуверенности и напряжении, я отправляю свое «конечно».

* * *

Я в патио делаю соус к ребрышкам барбекю, когда слышу доносящийся из дома голос Лолы:

– Я здесь!

Захлопывается входная дверь. Потом слышу, как она скидывает туфли, босиком идет по комнате и с тихим звоном вешает ключи на крючок на кухне.

Это так по-домашнему привычно, что я оказался не готов к незнакомым ощущениям в животе. Нервно оглянувшись на дом, я закрываю крышкой облако дыма в барбекю и пытаюсь напомнить себе, что я – друг Лолы. Ничего на самом деле не изменилось.

Когда вхожу в дом, она оборачивается на звук открывшейся москитной двери и улыбается.

– Принесла тут кое-что, – она кивком показывает на кучу пакетов на столе.

– Не нужно было. – Я закрываю за собой дверь. – Ребрышки почти готовы, сейчас принесу.

Она держит две пинты мороженого.

– Ну а теперь у нас есть и десерт.

Rocky Road[17] и клубничное. Наше с ней любимое.

Я ощущаю в груди тесноту и дискомфорт, когда подхожу к шкафу и достаю тарелки. Спокойное расстояние между нами рушится на глазах, и я чувствую надвигающийся взрыв. Понятия не имею, в какой форме он произойдет.

Лола ходит взад-вперед позади меня, а когда подходит к морозилке убрать мороженое, я совершенно не смотрю на ее задницу.

ЭТОТ УЖИН ПОХОЖ НА ПЫТКУ БОЛЬШЕ, чем когда-либо. Мне никогда не приходило в голову, что раскладывающая ребрышки барбекю Лола – это плохая идея. Или смотреть, как она их ест. С таким же успехом я вручил бы ей банан или, перегнувшись через стол, заставил ее пососать мой палец.

Бо́льшую часть ужина я провожу в полутвердом состоянии снова, ерзая на стуле, в то время как Лола сидит напротив меня, погруженная в свои мысли о новой книге. Она совершенно не обращает внимания на мою внутреннюю борьбу. Ей явно не нравится идея Остина о Рэйзоре, и я бы поделился с ней своим мнением, но оторвать взгляд от ее рта, когда она слизывает с пальцев соус, стоит мне сверхчеловеческих усилий.

Наконец я сдаюсь, чувствуя необходимость прогуляться до ванной, чтобы глотнуть немного воздуха. Я побрызгал водой себе в лицо и долгим твердым взглядом посмотрел на отражение в зеркале.

Вот почему я не дал зайти этому слишком далеко в Вегасе. Вот почему отказался от ее приглашения присоединиться к ней в гостиничном номере, и за это сам себе был готов надавать по лицу. Лола умная и красивая, и, зная, что собираюсь жить с ней в одном городе и очень, очень желая быть ее другом, я не хотел разрушить это или сделать странным из-за того, что трахну ее.

Но все это, безусловно, стало странно сейчас.

В комфортной тишине, стоя бок о бок, мы вместе очищаем посуду от остатков еды, загружаем ее в посудомоечную машину и протираем стол. Лола молчит, но по выражению ее лица понятно, что она размышляет и строит планы. Оно мне знакомо, хотя этим вечером кажется немного иным. Я не уверен почему, но мой живот нервно скручивается, и число причин, задерживающих нас на кухне вдалеке от удобного дивана в моей темной гостиной, потихоньку стремится к нулю.

Что она задумала?

Я говорю ей, чтобы она выбрала фильм, и, стоя рядом с духовкой, наблюдаю, как она прокручивает список на моем iPad, немного скривив рот, пока не находит именно то, что хочет.

– «На гребне волны»? – предлагает она.

– Давай.

Ограбление банка и взрывы, оружие и тестостерон? Самое оно, чтобы держать свои глаза и руки при себе.

Я включаю посудомоечную машину, а Лола направляется в комнату. Прихватив попкорн и два пива, я локтем выключаю свет в кухне.

Когда я вхожу в гостиную, уже идут начальные титры. Две тусклые напольные лампы, достаточно широкий диван, чтобы разместить на нем по крайней мере четырех человек. И Лола, сидящая ровно посередине.

Ну ладно…

– Удобно? – Она похлопывает рукой по месту рядом с ней.

– Почти.

Мое сердце медленно тает где-то в районе живота.

Я сажусь, и после некоторых колебаний она пододвигается ближе, плотно ко мне прижимаясь.

Затаив дыхание, я замираю, прежде чем выдыхаю и смиряюсь с тем, что ее тело будет рядом с моим.

Финн и Ансель всегда называли наши с Лолой отношения тактильными – игривые мягкие удары, сцепленные в знак клятвы мизинцы и всякие «дай пять». Но объятия на диване? Это что-то новое.

– Хочешь, принесу мороженое? – поднимая голову, спрашивает Лола.

Я представляю ее, сидящую так близко, поедающую мороженое из коробки и слизывающую с ложки клубничный джем. Это будет гребаная катастрофа.

– Попозже, – говорю я. Она кивает, берет попкорн и вытягивает ноги перед собой. Кажется, я слышу ее вдох и успокаивающий глубокий выдох.

На ней мягкая серая футболка, открывающая одно плечо, и черные узкие джинсы, а ее босые ноги расположились рядом с моими на журнальном столике. У Лолы изящное телосложение, но она высокая и с изгибами, от которых у меня слюнки текут. Я бы никогда не описал ее как хрупкую – возможно, потому, что она излучает практически стальную ауру. Но я намного крупнее ее, гораздо выше, и до этого момента я не ощущал это так ясно.

Подняв ее руку, я кладу ее в свою, ладонь к ладони:

– Ты такая маленькая.

Лола смеется и смотрит на наши руки:

– Да нет, это просто ты гигант. В Австралии все такие? – Она приближается своим лицом к моему: – Тогда я запланирую сезон охоты.

– А ты сегодня дерзкая. – Я свободной рукой тянусь к миске попкорна на ее коленях, переводя взгляд на экран телевизора.

Но, чувствуя, как ее взгляд задерживается на мне, я не могу сопротивляться и не оглянуться на нее. Мы сейчас так близко, плечо к плечу. Краем глаза я вижу, как от дыхания вздымается и опускается ее грудь.

– Все еще рисуешь меня в одних боксерах? – шепотом спрашиваю я.

– Это так очевидно? – Она лишь слегка ухмыляется, но щеки уже становятся горячими и розовыми. Она откашливается.