– Ты как будто слишком крепко задумался, Геркулес. Смотри, не повреди себе что-нибудь.

Я подпрыгиваю при звуке ее голоса, и сердце у меня заходится от волнения.

– Я не думала, что ты сюда придешь.

Она заглядывает под прилавок и ставит телефон на зарядку, затем плюхается на диван рядом, касаясь меня бедром.

– Ты зашла по дороге на работу?

– Когда ты задавал мне этот вопрос, – говорит она, глядя на меня с очаровательной легкой улыбкой, – ты ведь мысленно сделал кавычки на слове «работа», да?

– Ага.

– А я ведь на самом деле иду на… – она поднимает пальцы в воздух и сгибает их дважды, – на «работу». – Взяв меня за руку, она смотрит на часы: – У меня еще полтора часа до того, как я должна доставить поднос с мини-кексами на встречу и отправить несколько факсов.

– И что же ты делаешь здесь? – хочу я спросить, но прикусываю язык, потому что понимаю, что любой ответ, кроме «потому что я надеялась найти здесь тебя, дубина!», меня разочарует.

Мне немного непривычно видеть Харлоу такой: она аккуратная и правильная, на ней черная узкая юбка, шпильки, яркая оранжевая шелковая блузка, длинные волосы тщательно расчесаны и заколоты на затылке. Она забавная и очаровательная, собранная и так сильно отличается от той Харлоу, которую я вижу в постели, от той, которая умоляет меня ее связать и трахать сильнее и больше. И хотя со стороны может показаться, что это я командовал парадом, на самом деле, конечно, это она использовала меня, использовала мое тело, чтобы забыться и уйти от всего. И как-то немножко тревожно от того, как сильно мне нравится мысль, что я единственный, кто знает такую Харлоу, это тайную, распутную версию золотой, прекрасной девушки.

– Раз уж мы решили теперь быть просто друзьями, – говорю я, – я могу сказать, что ты выглядишь чертовски хорошо, Рыжик.

Она моргает, глядя на меня, видимо удивленная, но потом улыбается:

– Спасибо.

– Потому что последний раз, когда я видел тебя рано утром, ты выглядела так, словно только что выкатилась из чьей-то постели, – продолжаю я, совершенно упуская из виду тот факт, что вообще-то я видел ее не далее как сегодня утром. Она не поправляет меня и… Что ж, ладно. Я думаю, мы оба понимаем, что наш разговор – это минное поле, с которого лучше бы уйти поскорее.

– Это был не самый лучший момент в моей жизни, поэтому я, пожалуй, оставлю это в прошлом и соглашусь с тобой. Решительно никаких больше Тоби Амслеров в моем будущем. У меня заканчиваются пальцы, а значит, пришло время быть более избирательной в определенных вещах.

– Заканчиваются… пальцы?

– Пальцы, – говорит она, поднимая обе руки и шевеля всеми десятью пальцами у меня перед лицом. – Это очень личное решение, к которому можно относиться по-разному и по-разному трактовать, но я всегда говорила, что не хочу заниматься сексом с количеством мужчин большим, чем у меня пальцев на руках. Восемь пальцев уже заняты, а значит, у меня больше нет права на ошибку.

Мне требуется некоторое время, чтобы понять: это значит, что Харлоу занималась сексом всего с восемью мужчинами, или точнее, Харлоу занималась сексом с семью мужчинами, не считая меня?

И у меня противоречивые чувства. С одной стороны, я в некотором роде удивлен. Не то чтобы я имел предвзятое мнение по этому поводу, но скорее Харлоу сама вводила людей в заблуждение относительно своей сексуальной жизни, которая на самом деле была совсем не такой, как все думали. С другой стороны, я всегда считал себя достаточно прогрессивным человеком и думал, что если ты не обманываешь и не делаешь больно кому-то, то ты можешь любить кого угодно, жениться на ком угодно и трахать кого угодно. Что ж, это оказалось лицемерием, потому что, когда Харлоу говорит о других мужчинах, с которыми она была, что-то внутри меня мешает спокойно сидеть и кивать.

А Харлоу, которая по каким-то причинам слишком хорошо все понимает, это замечает.

– Эй. Э-э-эй, полегче. Что происходит? – Она приставляет палец к моему лбу и сильно давит: – Ты же весь нахмурился и скрючился. Это что, осуждение на твоем лице?!

– Что? – спрашиваю я. – Никакого осуждения нет.

И я очень рад, что его нет, потому что выражение ее лица меня слегка пугает.

– Да нет, есть! Вы что, стыдите меня, мистер мастер связывания и неприличных оральных ласк?

– Да совершенно нет. Я никогда не…

– И не думай даже, потому что то, что я позволяю тебе совать твой член в себя, не дает тебе права судить о том, что я должна или не должна делать! Я люблю секс – так же, как и ты. И я буду трахать кого хочу и когда хочу, столько людей, сколько захочу, и к черту правило десяти пальцев! Если общество предпочитает, чтобы я…

– Харлоу. Я же ничего этого не говорил. Десять пальцев. Отлично.

– О. – Она изучает мое лицо и, кажется, понимает, что я говорю искренне. Ее лоб разглаживается. – Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я.

– А как насчет тебя? – спрашивает она.

– А что насчет меня?

– Сколько пальцев осталось у тебя?

Я сажусь прямо и оглядываюсь по сторонам, напоминая ей, что мы вообще-то сидим в полном покупателей книжном магазине.

– Не думаю, что это подходящее место для подобных разговоров, Рыжик.

– Ну а что еще нам делать? Мне нужно убить двадцать минут, и раз мы больше не трахаемся…

– Ну да, – говорю я и откидываю голову на спинку дивана. – Этот план казался мне более толковым сразу после того, как у нас был секс. Тогда я был… менее напряжен.

– Правда? – Харлоу ерзает на диване и наконец устраивается, закинув свои длинные ноги мне на колени. – Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Прости, что я вроде как совсем расклеилась на тебе прошлой ночью.

Она говорит, а я чувствую, как что-то как будто сжимается у меня в груди. Харлоу хоть и была связана прошлой ночью веревкой, но она выглядела словно расцветающий бутон, и мне на самом деле совсем не хочется слышать, как она извиняется за это. Я не уверен, что когда-либо в жизни видел что-то более настоящее. За несколько часов то, что было простым, немудреным способом выпустить пар, изменилось и превратилось в нечто, что уже никак нельзя было назвать простым. Мне нравится Харлоу. Мы решили, что больше не будем спать вместе? Гребаный отстой.

– Не надо извиняться, – и я, сам не отдавая себе в этом отчета, кладу руку ей на колено и сжимаю его. Ее кожа под моей ладонью такая теплая, и мои пальцы начинают двигаться, поглаживая ее, скользя вверх к ее бедру, и это нравится нам обоим.

Черт, я пытаюсь отстраниться, но она берет мою ладонь в свою и внимательно ее изучает.

– Нет, – бормочет она. – Я просто говорю, что мне жаль, если я все усложнила.

– Не усложнила, – успокаиваю я ее.

Она смотрит на меня и, кажется, с трудом сдерживает смех:

– Спасибо. Ты такой разговорчивый.

Я великодушно киваю.

– Так для этого же и нужны друзья, верно?

– Значит, вот кто мы, да? – спрашивает она. – Друзья?

– Конечно, друзья. Или, может быть, больше? Не знаю, мы же вообще-то были женаты.

– Это были лучшие двенадцать часов в моей жизни, если честно, – говорит она, подражая Скарлетт О’Хара, и вытягивает на мне ноги, бедра ее слегка дрожат, когда мышцы напрягаются под моими руками. – С тех пор все мои дни не идут с ними ни в какое сравнение.

Из подсобки выходит Оливер, неся высокую стопку книг.

– Здоров. Рад видеть тебя, приятель.

До меня вдруг доходит, что я по-прежнему держу ноги Харлоу у себя на коленях, а моя рука как-то слишком уж свободно расположилась на ее бедре. Я поднимаю глаза и встречаю взгляд Оливера – он понимающе подмигивает мне, так что от его внимания это тоже явно не ускользнуло.

– Чувак. – Из туалета появляется Не-Джо, со стопкой комиксов в руках. Он протягивает их Оливеру. Они обмениваются взглядами.

– Смотри, что я нашел.

Оливер стонет, но я замечаю, что он не берет комиксы в руки.

– Ну нет. Опять?

– Опять, – подтверждает Не-Джо.

Я слежу глазами за Не-Джо, который брезгливо бросает журналы на стеклянный прилавок.

– Снова «Чудо-Женщина»?

– Ага. Который раз я отмываю этот гребаный сортир! И всегда это «Чудо-Женщина».

Харлоу встает, и я немедленно ощущаю пустоту, а ведь только что ее теплая кожа была у меня под пальцами. Когда Оливер кивает, она спрашивает:

– То есть вы хотите сказать, что люди заходят туда и?..

Оливер снова кивает, берет пустую коробку и степлером заталкивает пачку комиксов внутрь.

– Неужели ничего святого нет?

Харлоу наклоняется и заглядывает в коробку:

– Что ж, я бы сказала… Их можно понять и простить.

Она смотрит на три пары огромных, как блюдца, глаз, уставившихся на нее, и на наши отвисшие челюсти.

– Их можно понять и простить за?.. – начинает Не-Джо и сопровождает свой вопрос соответствующим жестом.

– О, да ладно. – Она тянется к полке и снимает оттуда нераспечатанный, обернутый в пленку экземпляр комикса о «Чудо-Женщине». На обложке этого номера Чудо-Женщина сидит верхом на огромном морском коньке, ее лассо лихо закручено в воздухе у нее над головой, в то время как мужчина на каком-то судне пытается в нее выстрелить. Все это, судя по всему, происходит под водой, хотя я не очень понимаю, как можно заарканить кого-либо с помощью лассо всего в нескольких футах от океанского дня и как лазер (или что там?) может работать в таких условиях.

– Только посмотрите на нее! – продолжает Харлоу. – Да даже я провела бы некоторое время наедине с принцессой Дианой.

– Ты знаешь, что ее настоящее имя – принцесса Диана?! – спрашивает Оливер, и, клянусь Богом, он сейчас похож на собаку, которого хозяин только что позвал на крыльцо ужинать.